Плавучая станица - Виталий Закруткин

Рыбаки засмеялись. Секретарь райкома тоже засмеялся, обнажая ровные, крепкие зубы.

— Ну-ну, что ж дальше? — спросил он.

— …Пришли до речки, сбились на берегу и, значится, совет держат: как до этого нечистого духа приступиться и какое супротив него заклятие держать.

— А он? — усмехнулся Назаров.

— Кто?

— Дух.

— А дух никакой жизни не подает, — покрутил головой дед, — его не тревожат, и он не тревожит. Так до утра и просидели, а когда развиднелось, то вся оказия понятной стала: в волокушку забился нырок, лапочки и голову в ячею сеточную просунул и сидит. Как только зачнут сеть тянуть, он и кричит с перепугу. Вот вам и дух.

Вдоволь посмеявшись над рассказом деда Ионы, Назаров вместе с колхозниками отправился в клуб.

Собрание началось ровно в семь часов.

На сцене стоял накрытый красной скатертью стол, а сбоку обтянутая такой же красной материей кафедра. Слева и справа, прикрепленные к потолку, висели две большие керосиновые лампы.

Клуб был битком набит. Люди заполнили все скамьи, сидели на подоконниках, теснились в дверях, ребятишки уселись прямо на полу. Стоявший у окна Зубов заметил в третьем или четвертом ряду Груню Прохорову. Рядом с ней сидела молоденькая черноволосая девушка, а позади, развалясь на скамье, важно курил папиросу Егор Талалаев. Рыбаки и рыбачки, чисто одетые, с праздничными лицами и немного скованными торжественными движениями, входили в зал, искали глазами свободное место и шумно рассаживались, переговариваясь между собой.

На повестке дня стоял один вопрос: о выполнении плана весеннего лова. В президиум были избраны пять человек: секретарь райкома Назаров, председатель сельсовета Жигаев, председатель рыбколхоза Мосолов, бригадир Антропов и Марфа.

О плане докладывал Кузьма Федорович Мосолов. Он стал за кафедрой, разложил перед собой папку с бумагами, откашлялся и начал говорить, обстоятельно приводя цифры уловов, называя размеры и качество полученных от моторно-рыболовной станции неводов, сетей, волокуш, зачитывая длинные выдержки из инструкции Рыбаксоюза и управления моторно-рыболовных станций.

По докладу Мосолова выходило, что колхоз сможет выполнить план лова гораздо раньше срока и в последнем квартале будет ловить на перевыполнение, соревнуясь с судачинскими рыбаками.

Придерживая на черном платке раненую руку, внушительно сверкая орденами и медалями, Кузьма Федорович поглядывал то на колхозников, то на президиум, главным образом на секретаря райкома, и говорил степенно:

— Хотя общие запасы рыбы на нашем участке, по всем признакам, истощились и обеднели, мы надеемся и в этом году с честью выполнить наш долг перед народом и перед Родиной.

— А в тридцать шестом году сколько вы на своем участке поймали рыбы? — неожиданно спросил Назаров, хитровато посматривая на Мосолова.

— В тридцать шестом? — растерялся Мосолов. — Но это, Тихон Филиппыч, было давно, и я не был тогда председателем.

Антропов наклонился к секретарю и что-то сказал ему вполголоса.

Назаров помолчал, черкнул карандашом в записной книжке и кивнул председателю:

— Продолжай, Кузьма Федорович!

Тот покашлял, пошевелил лежащие на кафедре листки бумаги и закончил, повысив голос:

— Скоро на нашем участке вступает в силу весенний запрет на лов, и все наши рыбаки со своим флотом выезжают в низовья, где будут ловить рыбу в речных гирлах. Конечно, все уловы в гирлах будут зачисляться в план нашего рыбколхоза, и мы… гм… уверены, что наши рыболовецкие бригады… это самое… с честью выполнят и перевыполнят план добычи.

Кузьма Федорович подхватил здоровой рукой папку с бумагами, сел на свое место в президиуме и нервно закурил, придерживая в коленях спичечный коробок.

Маленький смуглый Жигаев — он председательствовал на собрании — спросил у рыбаков:

— Разговор какой будет по этому делу?

Некоторое время люди молчали, и председатель сельсовета вынужден был повторить свой вопрос. Потом, подняв руку, попросил слова бригадир Пимен Талалаев. Поскрипывая отличными яловыми сапогами, он прошел к кафедре, провел крепкой ладонью по вспотевшей лысине и обратил в зал красное одутловатое лицо.

— Сейчас дядя Пиша настукает Зубову, — сказал Егор Талалаев соседу сбоку, посматривая на Груню.

— Так вот, товарищи, — начал бригадир, — наши руководители призывают нас к тому, чтобы мы, значится, отдали все свои силы на выполнение плана.

Он передохнул, расстегнул ворот белой рубашки и, отыскав глазами Зубова, продолжал:

— Но у нас, товарищи, есть люди, которые, прямо надо сказать, мешают работать. Вот, к примеру, наш участковый инспектор рыболовного надзора. Он в субботу утром отобрал во второй бригаде весь суточный улов. А почему, спросите его? Потому, дескать, что бригада допустила дюже высокий прилов молоди. Правильно товарищ Зубов поступил или неправильно? Нет, неправильно, потому что план добычи — это не игрушка. Рыбаки сутки не спали, по пояс в воде бродили, силы последние клали на то, чтобы, как сказал тут товарищ докладчик, дать трудящимся рыбы, а инспектор в это время вредительством занимается…

— Инспектор правильно поступил! — раздался звонкий голос с задних рядов.

— Кто там реплику подает? — спросил Жигаев, постукивая карандашом по столу.

Со скамьи поднялся Степан Худяков, одетый в свой неизменный бушлат и матросскую тельняшку.

— Я реплику подаю, ловец из этой же бригады, который ночь не спал и по пояс в воде бродил. Степан Худяков моя фамилия. Мы еще с вечера говорили бригадиру, что молодь надо в реку выпустить, а он приказал выбирать улов из мотни в баркас и сказал ловцам, что в городе, мол, все поедят и незачем тут, дескать, сортировкой заниматься.

По залу пробежал смешок. Пимен Талалаев растерянно посмотрел на секретаря райкома. Тот сидел, откинувшись на спинку стула, и по выражению его лица нельзя было понять: одобряет он реплику ловца Худякова или не одобряет. Он только щелкнул портсигаром, достал папиросу и, вертя ее в руках, спросил через весь зал:

— Вы один так думаете, товарищ Худяков?

— Так думает почти что вся бригада, Тихон Филиппович, — ответил ловец.

Бригадир Талалаев насупился и постучал ребром ладони по кафедре.

— Мое дело маленькое, — сказал он, надувая щеки, — я против инспектора ничего не имею. А только надо соблюдать интересы рыбаков и про план добычи думать, иначе мы его сорвем и соревнование проиграем…

После бригадира один за другим выступили три ловца его бригады. Они заявили, что рыба была инспектором отобрана правильно, по закону, хотя, конечно, для рыбаков это неприятно и даже обидно.

— Только тут винить надо самих себя, — закончил третий ловец, — потому что на обмане далеко не уедешь, а мы, выходит, обманывали и государство и себя.

— Может быть, инспектор рыболовного надзора хочет выступить? — спросил Назаров, глядя на стоящего у окна Зубова.

Василий смутился. То, что секретарь обратился прямо к нему, означало, что Тихон Филиппович уже знает его, и он был удивлен: от кого Назаров мог слышать о нем?

Забыв о своих выписках и конспектах, Зубов пошел к кафедре.

Перед ним сидели и стояли шестьсот мужчин и женщин — почти вся плавучая станица, люди, чья жизнь от рождения до смерти была связана с большой рекой. Не один из их отцов и дедов утонул в этой самой реке и был унесен водой в неглубокое серое море. Не один старый рыбак плавучей станицы, промышляя в свое время ночным крутийством в заповедных гирлах и ериках, был застрелен вездесущей «пихрой», извечным врагом отважных крутийских ватаг. Много рыбацкой крови выпила река, и рассказы об этой унесенной половодьем дедовской и отцовской крови переходили от поколения к поколению в живущих рыбацких семьях.

Прошло много лет…

Как и все земли, моря и реки новой страны, свободной стала большая тиховодная река. Исчезли на ней злобные пихрецы, ненасытные перекупщики-прасолы, обиравшие рыбаков до последней рыбешки. Разрозненные рыбацкие ватаги объединились в товарищеские артели, государство оснастило их техникой, дало самые совершенные орудия лова и сказало: «Ведите свое рыбное хозяйство на благо свободного народа, добывайте из глубей речных все больше и больше рыбы, чтобы с каждым годом все лучше жили советские люди».

Василий посмотрел в зал, увидел обращенные к нему молодые и старые лица и начал, волнуясь:

— Мне очень неприятно, товарищи, говорить о том, что я вынужден был отобрать улов второй бригады. Иначе я поступить не мог. Государство возложило на меня почетную и трудную обязанность: охранять рыбные запасы реки, запасы, хозяином которых является советский народ. У нас в стране все трудящиеся рыбаки давно уже объединились в рыболовецкие колхозы. Они-то и призваны вести рыбное хозяйство.