Боснийская спираль (Они всегда возвращаются) - Алекс Тарн

Пыльная крыша гольфа вынырнула перед ним из кустов неожиданным подарком судьбы, и Берл обрадовался ему как родному. Гольф тоже не скрывал облегчения — он провел в лесу три четверти суток и уже почти не надеялся выбраться из этой кочковатой ловушки, полной незнакомых звуков и запахов. Разве тут место уважающей себя машине? Машина живет на шоссе, на его серой ласковой ленте, такой гладкой и логичной, расписанной, словно индеец, красивой бело-желтой боевой раскраской, управляемой грозными знаками и величественными светофорами, восхитительно пахнущей бензином и машинным маслом.

Скорее бы туда добраться… Одно его беспокоило: как этот сумасшедший хозяин собирается выбираться на дорогу по кочкам, да еще и в полнейшей темноте? Так ведь недолго и на брюхо лечь, а то и — страшно подумать — ось поломать! Берл почувствовал сомнения своего единственного напарника.

— Не боись, лошадка, — сказал он, заводя мотор. — У меня память на дорогу абсолютная. Как заехали, так и выедем. Вот смотри: сначала никуда не крутим, а потом — резко влево…

Если бы несчастный гольф мог закрыть глаза, то он бы так и сделал. Но закрывать было нечего, поскольку этот идиот даже не включил фары! Проваливаясь в ямы, они каким-то чудом вырулили на проселок и, все так же не зажигая света, медленно двинулись в сторону грунтовки, смутно белеющей впереди.

Как правило, сонная и безлюдная, грунтовка казалась ошалевшей от интенсивности движения, необычной в этот предутренний час. Похоже, что и в самом деле завязывалась большая охота — с засадами, загонщиками, густым оцеплением и поисковыми собаками. Пока Берл осторожно преодолевал последние три сотни метров, отделявшие его от полотна дороги, по ней проехали два грузовика и несколько джипов. Как будешь выбираться, бижу?.. Сидя в машине и выжидая удобного момента для рывка на грунтовку, Берл вдруг почувствовал, что сил у него осталось совсем немного, и удивился этому обстоятельству. Такое с ним происходило крайне редко.

А впрочем… чему тут удивляться? Вот уже сутки, как он работает в состоянии предельного напряжения: преследует, убегает, сражается, убивает. Сутки без сна и без еды. Удар, только чудом не раздробивший череп, но оставивший после себя тупую ноющую головную боль. Печень, отбитая этим гориллообразным Хасаном. Потеря крови от двух ранений — легких, но непрерывно досаждающих. Не так уж мало набирается, правда, Яшка?

Яшка презрительно сплюнул сквозь зубы. Он сидел тут же, на заднем сиденье, и Берл видел в зеркале его насмешливые глаза. Яшка молчал. И правильно, все и так понятно, без слов. Нечего скулить, как потерявшийся щенок. Работать надо, вот что. Мимо со стороны лагеря проехал грузовик. Берл подождал, пока он скроется за поворотом, включил фары и выехал следом.

— Ты вот чего не понимаешь, Яшка, — сказал он, глядя в зеркальце. — Мне отсюда и здоровому-то не выбраться… Они ведь уже целую армию подтянули, а к утру так и вообще вся Босния мне на хвост сядет… вместе с Албанией и дружественным Косово.

— И даже большие люди из Стамбула… — напомнил Яшка и подмигнул.

— Во-во… — улыбнулся Берл.

Этот Яшка ухитрялся находить смешное даже в самой серьезной ситуации. Лес кончился. Грузовик впереди включил правый поворот перед выездом на шоссе. Берл прибавил газу, чтобы успеть приблизиться к нему вплотную — на случай блокпоста в конце грунтовки.

«На случай…» — все еще на что-то надеешься, бижу? Так тебе они и оставят этот перекресток без охраны… Выезд на шоссе блокировался сразу тремя «лебедиными» джипами. Завидев свой грузовик в сопровождении второй машины, солдаты свернули гармошку с шипами, перекрывавшую дорогу, и Берлу удалось выскочить на асфальт невредимым. Дальше маскироваться уже не имело смысла. Дорогу на юго-восток, к Сараево, плотно закрывал грузовик, и поэтому Берлу не оставалось ничего другого, как свернуть налево, в противоположную сторону. Высокий парень в черном шагнул навстречу, предостерегающе поднимая руку. Берл резко нажал на газ и рванул вперед. Не успев отпрыгнуть, «лебедь» прокатился по капоту, мелькнули ноги в красиво зашнурованных армейских ботинках — ветровое стекло треснуло, но устояло.

Пригнувшись и бросая машину из стороны в сторону, Берл ускорился. Вслед загремели выстрелы… Поздно, гуси-лебеди, этот раунд тоже за мной… Сколько их еще будет, таких раундов? В отличие от обычного боксерского поединка, этот бой велся без ограничений и без подсчета заработанных очков, так что берловы враги могли позволить себе проиграть сколько угодно промежуточных раундов. Для общей победы им было вполне достаточно выиграть один — последний. В зеркале заднего обзора Берл видел, что джипы рванулись следом. Догнать-то они нас не догонят, не так ли, лошадка? Но и с дороги свернуть не дадут. Так что весь вопрос заключался только в том, где они поставили следующий блокпост… Там-то наверняка уже ждут; там-то, судя по всему, и завершится наша славная эпопея. Вот так-то, Яшка…

— Я ведь предупреждал… — сказал Яшка с заднего сиденья. — Я ведь говорил, что живым тебе не уйти. Шансов не было. Не было и нету. Один ты, вот какая штука. Если бы мы вдвоем были, тогда другое дело. Если бы ты тогда, на крыше…

— Заткнись! — проревел Берл. — Нашел время…

Гольф несся по пятой магистрали в сторону Травника. Наконец-то он был в своей стихии — на ровном асфальте, и впереди ничего, кроме дороги. Он любил скорость, любил уходить первым из-под светофора, оставляя позади надменные вольво и мерседесы. Он был легче, проворнее, быстрее… он был лучше, вот что!.. он был лучше всех! Конечно, у всех этих дорогущих монстров на приборных щитках понаписаны всякие заоблачные числа, близкие к скорости самолета; но, господа, давайте спустимся с небес на землю, нам ведь не летать, а ездить — помните, господа? — кто ж вам даст разгоняться до трехсот, даже на самой крутой автостраде? Никто не даст, а значит, и говорить не о чем.

Гольф всегда твердо верил, что, попадись ему настоящий водитель, никакие супертачки не смогут его опередить. Ни в жизнь. Но с водителями, как назло, никак не сходилось. За те два года, что он помнил себя в качестве самостоятельного транспортного средства, кто только ни садился за его многострадальный руль — и бесшабашные женщины, и осторожные мужчины, и прыщавые подростки — и никто, это ж представить себе — никто — даже близко не подходил под определение настоящего водителя.

Больше всего гольф не любил подростков. Эти просто обращались с ним совершенно неподобающим образом. Занятые исключительно собственными проблемами, они в принципе отказывались видеть в чем-либо или в ком-либо, кроме самих себя, индивидуальный объект, заслуживающий сочувствия и понимания. Можно подумать, что проблемы у них были какие-то необыкновенные! Как бы не так! Доехать до бара, обкуриться в лесочке, потрахаться на заднем сиденье — и все. Последнее гольф ненавидел в особенности — из-за повышенной нагрузки на рессоры. Он решительно не понимал, почему нельзя заниматься этим делом на специально предназначенном бесколесном устройстве, именуемом кроватью? Иногда подросткам попадала вожжа под хвост, и они, зарядившись наркотой и алкоголем, устраивали бестолковые и неумелые гонки, после которых у гольфа оставалось лишь чувство досады, как из-за участия в дурацкой клоунаде.

Мужчины, как правило, ездили осторожно и умело. Из некоторых вполне мог бы получиться достойный партнер, тонко чувствующий руль, сцепление и тормоза… Но, увы, одного чувства тут мало. Для настоящих отношений необходим еще и темперамент, а с этим гольфовым мужчинам как-то не везло. Женщины были самыми интересными водителями из-за своей потрясающей непредсказуемости. Поначалу гольф не понимал: как это можно, показав левый поворот, свернуть вправо? Потом, привыкнув, он обнаружил, что и это нельзя считать правилом. Женщины были коварны. Они могли, усыпляя бдительность гольфа, четверть часа медленно ехать вдоль тротуара, как будто выбирая место для стоянки, а потом вдруг неожиданно рвануться вперед, тараня ни в чем не повинную переднюю машину. Забавнее всего было слушать, как затем, мило улыбаясь, гольфова водительница объясняет потерпевшему, что «перепутала газ с тормозом». Слыша это, гольф обычно ухмылялся. Он-то точно знал, что ничего она не перепутала. Просто женщины всегда действуют сообразно настроению, вот и все. И если именно в тот конкретный момент возникло настроение посильнее нажать на газ, то так оно и будет, причем вне всякой зависимости от внешних обстоятельств — неужели непонятно?

Короче говоря, женщины представляли собою неразрешимую загадку. Погруженные в свой сложный, таинственный мир, они были безнадежно далеки от гольфовых спортивных амбиций. Умные и чувствительные, они наверняка могли бы стать замечательными партнершами — теми самыми, настоящими… Но гольфу всегда казалось неудобным отвлекать их своими мальчишескими фантазиями. Собственно говоря, он уже почти смирился с тем, что проживет свою недолгую автомобильную жизнь, так и не реализовав заложенных в нем возможностей — что ж поделаешь, не судьба. Но о старости тоже думать пока не хотелось — какая, к черту, старость с тридцатью тысячами на спидометре!