Донос мертвеца - Александр Прозоров

— Демон! — прошептал епископ. — Куда пропали рыцари и кнехты из армии?

— Они торопятся вниз по реке, — детским голоском откликнулся скрутившийся в вихре снег. — Ночью убежали…

Священник оглянулся на следующих по пятам воинов, но они явно ничего не услышали.

— Почему ты не сказал мне про это раньше?

— Ты спал, смертный, — рассмеялась за спиной какая-то женщина. — И ты никогда не приказывал следить за воинами своей армии, — добавил мужской баритон из-под брюха коня.

Дерптский епископ тихо зарычал и пустился в погоню за головным отрядом рыцарей.

— Господин кавалер!

— Я вас слушаю, — юный командующий, понимая, о чем пойдет речь, отделился от крестоносцев и выехал в сторону.

— Я бы хотел узнать, господин кавалер, — сдерживая ярость, негромко спросил священник, — куда исчезли из войска примерно десять крестоносцев и две сотни кнехтов?

— Я вам отвечу, — кивнул сын Кетлера. — Обе сотни Тапской комтурии под командованием десяти опытных рыцарей спустятся вниз по Луге, разорят поселения у самого устья реки и закрепятся там, отрезав крепости Ям и Иван-город от моря. Когда мы захватим Новгород, весь север Руси окажется отрезанным от остальной страны и окажется быстро побежден…

— Ты лжешь! — не выдержал-таки священник. — Тебе безразличны все эти крепости и города! Ты просто отрабатываешь ганзейское золото! Тебе заплатили за истребление плавающих по Балтийскому морю русских купцов, и ради этого ты готов предать высшие цели!

— Да, да, святоша! — так же прямо ответил сын Кетлера. — Я отрабатываю золото Купеческого союза! Мне двадцать лет, святоша, но я не так глуп! Если я нарушу слово и не разорю русские причалы, мне больше никогда в жизни никто не даст на военный поход ни артига! А я не собираюсь становиться нищим бездомным ландскнехтом!

— Глупец! — зашипел, наклонившись вперед, в самое лицо мальчишки епископ. — Ты даже не представляешь, какую миссию нам предстоит выполнить! Твое ганзейское золото — куриный помет по сравнению с этим!

— Какую? Ну, господин епископ, какая миссия может оправдать клятвопреступление?!

Священник осекся. В горячке спора он едва не проболтался о том, что гонит ливонцев к Новгороду не ради пустой славы, а для того, чтобы найти и забрать не очень большую каменную плиту — крышку Гроба Господня, увезенную монголами хана Хулагу из захваченного ими Иерусалима и подаренную Александру Невскому ханом Батыем в знак своего дружеского расположения. Но тогда пришлось бы сказать и то, что ни один из ливонцев живым назад уже не вернется: просто потому, что новгородцы не любят чужих воинов в своем городе. Идущая под флагом Ливонского Ордена тысяча воинов должна удержаться в городе всего несколько дней — до тех пор, пока ошеломленные предательством новгородцы не спохватятся, и не начнут всерьез истреблять впущенных подкупленными боярами, воеводой или купцами немцев. Всего несколько дней — необходимых дерптскому епископу, чтобы найти и вывезти, или хотя бы спрятать священную реликвию.

— Если ваши хваленые лазутчики откроют ворота, — продолжал доказывать свою правоту сын Кетлера, — нам хватит и половины армии. Если нет — нам придется бежать от стен Новгорода вовсе без боя.

Глупец! Он даже не подозревал, сколь могущественные силы тайно поддерживают этот поход, который не может не кончиться успехом. Не подозревал, что твердость его обещаний уже не имеет значения — он все равно почти что мертв. Значение имеют две сотни воинов, уходящие прочь: в стенах города они смогут поддерживать власть Ордена лишних два-три дня — а в деле поиска и укрывания от ортодоксальных священников древней реликвии решающее значение способен сыграть даже один лишний час!

— Немедленно верните кнехтов! — потребовал епископ.

— Нет! — упрямо тряхнул головой рыцарь. — Если я обещал Ганзе истребить русских купцов, они должны быть уничтожены.

— Именем Господа нашего Иисуса Христа приказываю вам, — повысил голос священник. — Немедленно верните уходящие сотни в общий строй.

— Я потом покаюсь и куплю у вас индульгенцию, святой отец, — презрительно хмыкнул сын великого магистра, и дернул поводья, поворачивая морду коня.

— Верни их назад!

— Нет, — рыцарь присоединился к отряду крестоносцев.

— Тогда я сделаю это сам!

Ответа от командующего армией не последовало.

— Верни их, демон!

— Кого? — хихикнул дух Тьмы. Священник от злости заскрежетал зубами. Демон Тьмы мог целиком и полностью подчинять себе любого смертного — но только одного. Если сын Кетлера достаточно подробно объяснил своим воинам их задачу, то неожиданное требование любого из крестоносцев повернуть назад не произведет на всех остальных никакого действия. Демон может вернуть только одного — но никак не всех! А если кнехты уже знают, что их послали грабить торговые поселения — их сможет остановить только смерть.

— Какой смысл продавать душу, если все приходится делать самому? — прошипел епископ.

— Какова плата, таков и слуга, — рассмеялась в ответ поземка под копытами коня.

«А ведь проклятый рыцарь наверняка рассказал кнехтам далеко не все! — внезапно подумал священник. — Посылая отряд разорять мелких речных торговцев, он наверняка не признался, что собирается войти в Новгород! А большой богатый город — это не деревенские коробейники. С городской добычи можно обеспечить себя на всю оставшуюся жизнь…»

— Нет, я их все-таки верну, — улыбнулся дерптский епископ, повернул коня и дал ему шпоры, разгоняясь вниз по Луге и увлекая за собой охрану.

По всей видимости, в этом месте в реку впадал какой-то ручей, заболотивший немалую часть наволока и образовавший в лесу треугольную прогалину, ныне скованную льдом. Боярские сотни вошли в нее почти все, до единого всадника. Для боя витязи оставили себе по одному коню, с которых сняли все лишние сумки и котомки. Колчаны, наоборот, набили плотно, насколько было возможно, а многие воины взяли их даже и по два. Рогатины торчали широкими лезвиями вверх за спинами воинов, у кого притороченные к седлу, у кого — закинутые за спину.

Все лишнее — коней, скатки, сумки отвели или отвезли глубоко в лес и оставили под присмотром ерошинского новика и нескольких смердов. Младший сын боярина Ероши пытался спорить и рвался в сечу — но его строго отчитали сразу многие старшие помещики, наказав слушаться приказов государева человека и стоять насмерть там, куда поставили, а не где хочется. Настоящую причину немилости вслух так никто и не произнес: появление ливонского войска и исчезновение боярского разъезда означали то, что отныне и хозяйство вести, и ратников выставлять, и продолжать боярский род ерошинский предстояло ему одному — отца со старшими братьями он более не увидит.