Ну, здравствуй, перестройка! - Дмитрий Валерьевич Иванов

не так бодро. Лукарь была холодна в своём презрении. Синицкая, наоборот, чувствовала свой косяк и виновато смотрела под ноги. Я себя тоже неуютно чувствовал — обломал парням кайф от игры и повелся на историю Синицкой. Да и сразу упустил тот момент, что это Ленкины земляки с Боготола были, и даже знакомые какие-то. В самом деле, что может случиться с девушкой в профилактории полном людей? Заорала бы, разбудив весь этаж, на крайний случай. Хотя, зная её голос, три этажа проснулись бы. Один Бейбут никакого дискомфорта не чувствовал, надо его как-то приучать к культурному решению проблем.

«Ага, выбивать дверь ногой — очень культурно», — признал я про себя.

Впрочем, Бейбута всё-таки вывела из состояния комфорта Ленка, поцеловав его уже перед нашей комнатой.

— Один ты понимаешь, что нельзя с девушками так вести себя! — загадочно сказала она ему.

Бейбут уже дома, вытерев след от поцелуя вафельным полотенцем, вдруг сказал:

— Может, мы на следующий год сменим комнату?

— Надо посмотреть, что освобождается из двухместок, — сразу кивнул я, ибо эта мысль меня уже давно терзала.

— Зря мы вообще куда-то ходили, — опять высказал общую мысль Казах.

— Зато человека спасли, — попробовал пошутить я.

— Даже трех, — сказал Бейбут.

Вот новость! Мой сосед начал шутить! Хотя, … нет, это он не шутит, всерьез сказал! «Здравая мысль, кстати», — думал я засыпая.

Утром после тренировки, как только Бейбут ушёл в магазин к своей Тане, я ещё раз посмотрел тетрадку.

На восемьдесят шестой год у меня всего два события — Чернобыль и «Игры доброй воли», на восемьдесят седьмой — прочерк. Ничего не смог вспомнить, а вот уже на восемьдесят восьмой — листок наполовину исписан. С Чернобылем — беда. Плохо, что ещё и причину аварии точно не знаю, вроде эксперимент какой проводили, дату точную тоже не помню. Зато «Игры доброй воли» я смотрел, и то, что смотрел, помню. Наверное, память после переноса улучшилась. Помню, Федя Черенков сотый забьёт с пенальти, я тогда за «Спартак» болел, до сих пор все их речевки знаю.

«Да-а-аса-аев Ринат! Не вратарь, а акробат!». Да все помню! Вот память, какая сука. А восемьдесят седьмой — глухо! Ни одного события не записал! Ладно, время ещё есть, пока восемьдесят пятый идёт ещё. Может, что вспомню.

Сегодня в планах у меня посещение магазинов, покупка подарков, завтра лечу домой. Точнее, сначала в Москву, там у меня, надеюсь, будет перепихон с Лизон, и потом уже в Ростов самолётом ночью. Мы с Лизкой переписываемся, сейчас это в порядке вещей, почерк, правда, у меня ещё тот — как курица лапой пишу. Точнее, как пьяная курица левой лапой.

Прощаюсь со всеми уже вечером, на утро заказал такси до аэропорта, немного переживаю, вдруг не приедет, и я опоздаю на рейс. Хотя, ничего страшного не случиться, деньги есть и немалые. После уроков по Брейк-дансу у меня в кармане больше двух тысяч рублей. Запрятал их, конечно, что получилось с трудом, пачка четвертаков большая, а полтинник у меня всего один. Даю последние наставления Бейбуту, он, по-моему, ждёт освобождения комнаты, чтобы сразу притащить сюда свою Таню. Та тоже ждет, ей на работу ездить далеко, а тут три минуты ходьбы вниз по лесу до универсама! Как он её через вахту проводить будет? Но у Бейбута всё продумано, у нас первый этаж и Бейбут уже привязал веревку к табурету. По плану он скидывает табурет в окно, Таня на него становится и залазит в комнату, а табурет он потом назад за верёвку вытягивает. Я уже говорил, что он хитрый?

— Про тренировки не забывай, и папашей не стань раньше времени, — даю ему совет уже рано утром, когда такси всё-таки приехало.

— Сам не хочу, — искренне говорит он. — Да я презики купил!

— Проткнёт твоя нимфа иголкой презик и всё, ты папа, — пугаю я доверчивого пацана, и он пугается.

— Надо перепрятать, — открывает он тумбочку с запасами разного типа средств предохранения.

В самолёте моё место у окна оказалось занятым — там сидел молодой летёха-мент и что-то втирал в уши своей соседке, которая сидела посередине. А вот с ней мне повезло! Красивая женщина лет двадцати пяти, с высокой грудью и капроновыми колготками под короткой юбкой. И самое интересное — кольца на пальце нет. Кольца нет, а след от загара виден! Сняла, сто процентов, колечко.

— У окна место моё, — попробовал я согнать зайца.

— Сядь на свободное или стоя лети, — ржёт некультурный дядя, продолжая свой интересный рассказ.

— Так вот, улик на него нет, но я успел сунуть ему в карман патрон, а это статья! Закрыли его до выяснения, а там уже давай его дружков колоть. Те без главаря стали «петь», сначала один, а потом и все чистосердечку написали. Скостили срок им за признание. Конечно, ворованное они успели реализовать частично, но примерно половину денег мы потерпевшему вернули. Он нам потом джинсы подарил, каждому, «Левис»!

— А главарь тоже чистосердечное написал? — невинно спросил я.

— Нет, теперь сидит и за кражу, и за патрон! — с чувством превосходства сказал летёха.

— А это по закону, подкидывать улики? — также невинно спрашиваю я, и тот начинает соображать.

А ещё говорят, менты тупые! Этот начинает понимать и оправдывается:

— Помнишь, как Жеглов говорил в фильме? Вор должен сидеть в тюрьме!

— Точно, коселёк, коселёк, — приятно смеётся женщина, вспоминая известный фильм.

— А не кажется ли неправильным то, что закон вы нарушили оба, а находитесь по разные стороны решётки? Вы же оба преступники? — резко спросил я, глядя прямо в глаза менту.

— Я раскрывал дело, ловил воров! — веско говорит опер.

— А вот если я буду вести твое дело о фальсификации доказательств и тебе патрон подкину? Ты признаешься в преступлении, тебя накажут, я тоже буду прав? — не отрываю взгляд от замешкавшегося парня я.

— Ты не понимаешь, парень, он же для всех нас нарушитель закона! — тупо аргументирует женщина, кладя мне свою руку на колено. — Что такое патрон? Мелочь.

Я начинаю возбуждаться, она ещё ноготочками колено сжала! Блин, а у меня уже с Лизкой всё на мази! А тут такая нимфа! И кольцо сняла, значит, ищет приключений.

— А потом он нас с тобой живыми закопает, и тоже для пользы дела. Ты разве не видишь, у человека профессиональная деформация. Он решил, что раз он из милиции, то может нарушать закон, ради общего блага пока, а потом только ради своего нарушит, сначала патрон, а потом ещё что-нибудь серьёзнее?

— Слышь, шкет, ты бы рот прикрыл, а