В погоне за тайной века - Василий Пасецкий

Экспедицией на «Рюрике» было описано более 500 километров берегов полярных владений России, открыт ископаемый лед на Аляске, собраны ботанические, зоологические и этнографические коллекции.

На основе наблюдений за течениями в Беринговом проливе, направленными к северо-востоку и достигавшими скорости около 6 километров в час, Коцебу пришел к выводу, что существует сообщение между двумя океанами. Зная, что вблизи Баффинова залива течение направлено к югу, он писал о том, «что вода, входящая в Берингов пролив, имеет течение вокруг Северной Америки к югу».[76] Мореплаватель считал, что подробное исследование Берингова пролива принесет большую пользу не только наукам, но и торговле.

Коцебу высказал идею о единстве структуры Чукотки и Аляски, которую поддержал профессор Дерптского университета М. Энгельгардт, писавший, что свойства пролива Беринга «не противоречат мнению о позднейшем разделении материков».

Научная ценность исследований экспедиции на «Рюрике» еще увеличилась благодаря участию в них Ивана Эшшольца, профессора Дерптского университета. Им было написано несколько работ, посвященных научным открытиям и наблюдениям как в тропической зоне, так и в суровой Арктике. Его связывало с Отто Коцебу чувство дружеской приязни. И когда тот спустя шесть лет снова отправился в новое путешествие на шлюпе «Предприятие», Иван Эшшольц оказался в числе участников новой экспедиции…

Особенно ценен вклад Отто Коцебу в изучение жизни и быта чукчей и эскимосов Аляски. Он любил море, любил борьбу со стихией, но признавался впоследствии, что его «по-настоящему увлекало… лишь знакомство с новыми странами и их обитателями».[77]

Принадлежащие перу Отто Коцебу серьезные и яркие описания встреч с жителями берегов Берингова пролива и Ледовитого моря представляют интерес до нашего времени. Это — достоверный, дружественный и высокочеловечный документ, свидетельствующий о нравах, занятиях, обычаях и культуре чукчей и эскимосов, среди которых он приобрел добрых друзей.

Важным дополнением к этим описаниям явились зарисовки Л. И. Хориса, которые вызвали глубокий интерес ученых Европы.

«Его рисунки, — писал французский журнал „Деба“ — знакомят нас с лицами жителей, дают нам настоящее понятие о их жилищах, оружии, домашних вещах и представляют множество доныне неизвестных животных, которых славный натуралист Кювье признал достойными быть описанными его красноречивым пером. Его рисунки отличаются правдоподобием, естественностью и оригинальностью, изображения Хориса не суть плоды воображения, как то случается при многих английских сочинениях. Рисунок художника прост и ясен».[78]

Два альбома зарисовок Хориса были изданы на средства Румянцева в Париже почти одновременно с трехтомным описанием плавания «Рюрика». Оно было подготовлено Коцебу, Шамиссо и Эшшольцем.[79]

Иван Крузенштерн для книги Коцебу «Путешествие в Южный океан и Берингов пролив для отыскания Северо-Восточного морского прохода» написал три статьи. Одна из них носила название «Рассмотрение открытий, учиненных в Великом океане с корабля „Рюрика“». В ней Крузенштерн дал блестящий анализ исследований Отто Коцебу в тропической зоне Тихого океана, Полярном море и Беринговом проливе.[80]

Командир брига, его офицеры и матросы были представлены к наградам. В один из трудных дней своего плавания Коцебу обещал «нижним чинам» добиться отставки, иными словами, увольнения со службы, срок которой в те времена исчислялся четвертью века. Решить эту трудную задачу предстояло Румянцеву. Когда в сентябре 1818 года его посетил морской министр де Траверсе, он настойчиво просил маркиза ходатайствовать перед Александром I об отставке матросов. Но министр отказался, боясь разгневать царя.

Крузенштерн снова и снова наседал на Румянцева, прося использовать связи и выхлопотать матросам «Рюрика» отставку. Он со слезами писал о «творившихся несправедливостях»: «Наши герои в Ревеле каменья таскают, ружью учатся, в солдатские караулы ходят, да и матроса с переломленною ногою не освобождают от работы».[81]

Румянцев не может преодолеть сопротивления морского министра и пускается на хитрость. «… Домогаться буду, — пишет он Крузенштерну, — нельзя бы было ее [отставку] выходить вот каким способом, чтобы обратить их по известному примеру в морские военные поселения, и я готов им отвести земли и выстроить дома в гомельском своем имении».[82]

Он просит Крузенштерна узнать у матросов, прельстит ли их «таковое положение».

Крузенштерн отвечает, что это предложение будет принято нижними чинами «Рюрика» с великою благодарностью.

«20 человек, более или менее, в службе ничего не значат, когда тысячи губят из одной безжалостной экономии»,[83] — писал Крузенштерн.

Он просит только уговорить Аракчеева, чтобы тот энергичнее доложил это дело царю. Но надеждам Крузенштерна не суждено было сбыться. Александр I отказал Румянцеву, добавив, что «тужил о том, что согласился на таковую милость»[84] после возвращения Крузенштерна из первого кругосветного плавания.

В конце концов матросов произвели в следующий нижний чин и наградили каждого годовым окладом жалованья. На волю не отпустили даже матроса со сломанной ногой.

ОШИБКА ДЖЕМСА БУРНЕЯ

Крузенштерн живет уединенно, в 400 верстах от Петербурга на мызе Асс. Однако идиллического уединения не получается. Все равно он многими нитями связан со столицей и со всем миром: его корреспонденты живут и в Лондоне, и в Париже, и в Гамбурге, и за океаном.

Плавание на «Рюрике» в Северный Ледовитый океан нанесло удар по прежним представлениям о природе этого пребывающего в неизвестности края. Одни ученые и мореходы аплодируют Коцебу, другие, отдавая должное его успехам, пытаются сделать вид, что ничего особенного не произошло, но все просят подробных сведений о плавании.

Еще в то время, когда «Рюрик» находился на пути в Кронштадт, в Англии разгорелся спор между Джоном Барроу, по инициативе которого английское правительство снаряжало две экспедиции для поисков таинственного пути, и Джемсом Бурнеем, спутником Кука и автором многотомного труда по истории исследования Тихого океана. В августе 1817 года он представил Королевскому географическому обществу статью, в которой писал, что море севернее Берингова пролива ограничено близкими землями и, вероятнее всего, Америка соединяется с Азией перешейком. Он не находил в литературе достаточно удовлетворительного доказательства, подтверждающего разделение Азии от Америки, и не считал достоверными сведения о плавании проливом между этими материками.[85]