Вечное Лето, Том IV: Звёздная Пыль (СИ) - Macrieve Catherine

– Прости, что ты сказала? – спросил он.

И улыбнулся.

Эмили решила – нет, он не в моём вкусе, но глаза у него потрясающие. И улыбка.

– Я говорю, что ты собирался меня накормить, – фыркнула она, – а вместо этого пялишься.

– Ты ирландка? – невозмутимо игнорируя её уколы, поинтересовался Радж.

– Нет, я просто так гуляю по Дублину, – закатила глаза Эмили. – Какое это имеет значение?

– Мне нужно мнение эксперта, – Радж потянулся к столу рядом с собой и протянул ей тарелку. – Я раньше никогда не готовил шу-флай.

Эмили, абсолютно забыв, что она – серьёзная молодая леди (спорное утверждение, как она сама любила говорить), хлопнула в ладоши, как девчонка-подросток.

– Я обожаю шу-флай! – забрав из его рук протянутую тарелку, она с удовольствием откусила кусок пирога. – Блин, ты серьёзно? Никогда не готовил? Это лучший шу-флай в моей жизни!

– Рад это слышать, – он снова широко улыбнулся.

– Ты должен рассказать мне, как у тебя это получилось, – затараторила Эмили, совершенно не заботясь о том, что у неё набит рот. – Так… вкусно!

– Если хочешь, расскажу, – внезапно на смуглых щеках Раджа проступили красные пятна. – После съёмок, ладно?

– Ого, да ты зовёшь меня на свидание! Вот так сразу?

Он покраснел ещё сильнее, и с того дня Эмили завела привычку нещадно поддразнивать Раджа.

Потом выяснилось, что режиссёр дал операторам беззвучную команду снимать, но, к счастью, этот эпизод так никогда и не вышел в эфир. Хотя у Эмили и Раджа была копия – он подарил ей флешку с записью, когда она согласилась переехать к нему в Лос-Анджелес.

Когда Эмили во всех деталях рассказывает об этом Марикете, та держится за живот и жалуется:

– Мне уже больно смеяться. Неужели так бывает?

– А почему нет? – искренне изумляется Эмили. – Некоторые союзы заключаются на небесах. Я знаю, у нас такой случай. Мы были суждены друг другу и всё такое.

Марикета неожиданно хмурится, и её смех резко обрывается. Что-то в последней фразе Эмили надавливает на какие-то болезненные точки под кожей, словно она, Мари, вот-вот вспомнит что-то важное, но этого не происходит.

– Так, ну-ка быстро обе идите сюда! – раздаётся со стороны входа голос Куинн. – Все заждались!

– Но, Куинни, – обворожительно улыбается Эмили, – как же кексы? И пирог?

– К чёрту и кексы, и пирог, – в тон ей отвечает Куинн. – Сейчас все налакаются так, что им до одного места будет моя выпечка! Эмили, твой мужик на разливе, ты представляешь, что там сейчас произойдёт?

– Мы ещё поболтаем, – с этими словами Эмили заключает Мари в ещё одни крепкие объятия и убегает из кухни. Куинн протягивает Марикете руку и говорит:

– Правда, идём.

А когда Марикета в её сопровождении заходит в относительно просторное помещение, которое Куинн гордо именует «банкетным залом» (а по факту должна называть «банкетной каморкой» или «местом попойки», поскольку эта комната явно не рассчитана на большое количество людей), её рёбра неожиданно снова подвергаются испытанию на прочность.

– Сестрёнка! Как же ж, блин, я тебе рад! – Кто-то сжимает её в объятиях настолько крепких, что Мари едва не задыхается, особенно когда этот кто-то приподнимает её над полом.

– Крэйг, ты своими медвежьими лапищами её сейчас задушишь, – произносит прохладный женский голос.

Раздаётся смех Раджа.

– «Медвежьими лапищами», Зара, ну ты, конечно, даёшь!

В конце концов Крэйг ставит её на пол, и Мари с трудом переводит дыхание, глядя на него – не таким она его, конечно, помнит, если что-то можно сказать о бывшем футболисте, так это то, что он определённо заматерел. Из-за его широкого плеча выглядывает субтильная темноволосая девушка, в которой Марикета ни за что бы не признала Зару – разве что по своеобразному стилю одежды можно понять, что это та самая Намаци, которая в разгар весеннего семестра приходила на лекции в тяжёлых берцах и закидывала ноги на стол.

Зара же смотрит на неё оценивающе, щуря зелёные глаза, а потом цокает языком.

– Ну и сучка же ты, Марикета, хотя это ни для кого не новость, – и прежде, чем Мари успевает осознать смысл её странных слов, Зара обвивает её плечи холодными тонкими руками – и отстраняется так быстро, словно боится обжечься. – Но я в любом случае тебе рада.

– Ага… спасибо, – выдыхает Мари, смущённая и этим нетипичным поведением Зары, и её непроницаемым взглядом, и холодом в голосе. А потом Радж вручает ей в руки коктейль, Куинн тащит её за стол, знакомит с высоким молодым человеком, который приветствует её глубоким голосом с гавайским акцентом – впрочем, даже представлять никого не надо было, потому что Мари сразу понимает, что это тот самый Келе. И, видимо, Куинни успела промыть всем остальным мозги – иначе как объяснить, что никто за столом не смотрит на неё, как на бомбу замедленного действия? Всё вокруг так естественно, правильно… Марикета делает глоток из стакана. – Радж, что это? – с восхищением спрашивает она. – Вкус такой знакомый.

– Моё изобретение, – с улыбкой отвечает он. – Там три ликёра, ананасовый сок и гренадин. И, конечно, знакомый, ты пила его во время нашей вечеринки на крыше «Небожителя».

Кто-то вздрагивает, но Мари не обращает внимания.

– Вечеринка на крыше «Небожителя», – повторяет она, словно пробует слова на вкус, – звучит интересно. А по какому поводу была вечеринка?

– Мы мирили Джейка с Шоном и поднимали боевой настрой, – охотно отвечает Радж.

– А чего мирили? – с любопытством спрашивает Эмили. – Ты мне раньше не рассказывал.

Радж смотрит на неё удивлённо.

– Разве, Эми? Ну ладно…

Никто не даёт Раджу рассказать эту историю в одиночку – Зара постоянно вставляет язвительные комментарии, Куинн иногда всплескивает руками, утверждая, что «всё было совсем не так!», Крэйг смешно похрюкивает, пытаясь сдержать хохот… И вся эта атмосфера отвлекает Марикету от сути рассказа, потому что это по-настоящему захватывает. Такое странное чувство – несколько часов назад она считала себя бездомной девчонкой без семьи и прошлого, а теперь эти замечательные люди одним своим присутствием рассеивают это отвратительное ощущение, словно внутри разгорается сотня огоньков.

К третьему коктейлю Мари начинает клевать носом, когда рядом с ней неожиданно оказывается Джейк. Чувствуя, что её разморило от усталости и алкоголя, она откидывается на спинку стула и, с трудом моргая, смотрит на него.

– Принцесса, – тихо говорит Джейк, – ты бы прекращала бухать.

– Кто бы говорил, – фыркает Мари, интересно, этот оттенок его глаз вообще реален? – Ты что, линзы носишь?

– Э-э… Что, прости?

– Твои глаза, – нетерпеливо поясняет Марикета, – такие си-иние. Таких не бывает.

– Нет, Принцесса, – Мари тихонько хихикает над его ошарашенным выражением лица. – Я не ношу линзы.

– Ну и ладненько, – она пожимает плечами, – вот и мне удалось тебя немножечко смутить.

– В эту игру могут играть двое, – тепло улыбается Джейк, и, конечно, всё дело в алкоголе, иначе почему от его улыбки у неё замирает сердце? Однако она тут же становится серьёзной, стоит только вспомнить, как бесстыдно он целовал её в кухне.

– По поводу того, что случилось вечером, – проклиная себя за пылающие щёки, шепчет Мари, – я…

– Слушай, Принцесса, – резко перебивает Джейк, – я не собираюсь за это извиняться, поняла?

А я не хотела твоих извинений, но, раз уж ты об этом заговорил…

– А что, ты считаешь, что извиняться не за что? – Мари моментально впадает в ярость. Или всё дело в выпитых коктейлях? Три ликёра, гренадин, что там ещё…

– Да, я, блядь, считаю, что извиняться не за что, – с вызовом отвечает он, – я не думаю, что должен извиняться за то, что хочу тебя.

Марикета обескураженно моргает. Нет, тут, как бы, всё было очевидно, но ещё ни один мужчина, насколько она помнит, не говорил с ней так… откровенно.

«Насколько она помнит…» До чего неприятная мысль.

– Спать, – выдыхает она, делая вид, что слова Джейка нисколько не тронули её.