Черный мотылек - Барбара Вайн

— Что случилось?

— Со мной — ничего, — ответила Урсула. — Мне казалось, ты собиралась поговорить об отце. Для книги.

— Да, собиралась. Только не сейчас.

— Извини. Я не вовремя?

— Нет.

— Ты говорила, что собираешь информацию о родных отца?

— Да.

— Успешно?

Пауза, долгое молчание, потом торопливая, порывистая, на неожиданно высоких нотах скороговорка:

— Мама, я не знаю, может, ты… То есть, может, знаешь, почему отец…

— Почему он — что?

— Ничего, — оборвала себя Сара.

— Хочешь, я тебе напишу? — Не дождавшись ответа, Урсула повторила: — Ты о чем-то хотела меня спросить?

— Нет. Ни о чем. Позвоню через несколько дней.

Говорила она в точности как мать Урсулы, когда при ней затрагивали запретную тему — напряженно, смущенно, спеша закрыть вопрос. Для Бетти Вик запретной темой был секс, и, положив трубку, Урсула подумала: не этим ли объясняется неловкость, не смущает ли Сару необходимость поговорить с матерью о супружеской жизни? Но нет, тут что-то другое, не поймешь что, поскольку дочери, на взгляд Урсулы, совершенно свободны от каких-либо комплексов. Если Сара хотела что-то узнать, она бы так и сказала, и если что-то ее пугало, она бы не стала это скрывать.

Бетти Вик жила в те времена, которые Хоуп и Саре показались бы Темными Веками. Слова, которые она невольно произнесла по телефону, вернулись к Урсуле. Именно этот вопрос мать задала ей совсем в другой ситуации. Некогда, надо полагать, все матери произносят эти слова, готовя дочь к замужеству: «Ты о чем-то хотела меня спросить?» Ясно одно: она никогда не спросит об этом Сару или Хоуп в том смысле, в каком спрашивали у нее.

Накануне свадьбы мать притворно-небрежным тоном произнесла:

— Ты не хочешь меня о чем-то спросить? Насчет завтрашней ночи?

Урсула ужасно смутилась, растерялась.

— Нет, спасибо, — пробормотала она, отводя взгляд.

— Ничего особенного в этом нет, — продолжала Бетти. — То есть, если ты ожидаешь чего-то такого, как в книгах, боюсь, ты будешь разочарована. Не строй иллюзий, вот и все, что я хотела сказать.

Урсула и не строила иллюзий. Просмотрев ряд пособий по сексу, которые к 1963 году сделались достаточно откровенными, она понимала, что ни от первого раза, ни от второго чудес ожидать не приходится. К сексуальному удовлетворению можно прийти лишь совместными усилиями, проявив друг к другу интерес и внимание. Вот почему она бы предпочла, чтобы Джеральд, отбросив старомодные манеры, свозил ее куда-нибудь раз-другой на выходные еще до свадьбы, и тогда от брачной ночи она могла бы ждать большего. Однако и пособия, и уж тем более Бетти Вик ошибались. Урсулу с самого начала пленила любовная игра. В ней открылся источник удовольствий, она с готовностью шла навстречу всем желаниям мужа.

Медовый месяц они провели на недавно вошедшем в моду курорте в Югославии, на побережье Далмации. Стояла теплая, солнечная погода, и пусть в гостинице недоставало удобств, ключ от единственной ванной на этаже то и дело терялся, а к столу подавали главным образом свинину с зеленым перцем, — зато они жили в просторной светлой комнате с кружевными занавесками на окне и москитной сеткой, которая накрывала огромную деревянную кровать словно шатер. Урсула могла целый день, а не только ночь провести внутри этой белой сети, поглаживая тело Джеральда, целуя его, с глубоким вздохом или легким счастливым смешком принимая его в себя. Это он с улыбкой уклонялся от объятий, заставлял молодую жену подниматься, требовал у администратора ключ от ванной, а приняв холодный душ, тащил ее на прогулку и на пляж.

Урсуле постоянно хотелось дотронуться до него. На прогулке она то висла на руке мужа, то обнимала его за талию. Слишком жарко, отговаривался он. И на самом деле, было жарко, но она не могла удержаться — так хотелось ощутить прикосновение его кожи к своей, погладить кончиками пальцев его загорелую руку. А когда они устраивались на скалах, Урсула всем телом приникала к Джеральду, запрокидывая лицо навстречу поцелую. Теперь, задним числом, она стыдилась себя, так стыдилась, что краснела при одном воспоминании, щеки горели под ледяными ладонями.

Однажды вечером он сказал ей:

— О такой жене большинство мужчин могли бы только мечтать.

Она приняла это за комплимент, все тело теплой волной обдала радость. Тем более приятно было услышать это, что как раз в тот день, когда они вернулись домой на сиесту, Урсула разделась донага, притянула Джеральда к себе, вложила полные груди в его ладони. Улыбаясь, шепча его имя, раздвинула ноги, приглашая его, бесстыдная, безоглядная, — ведь она понятия не имела, что правильнее было бы сдерживаться. А он все с той же улыбкой покачал головой и слегка оттолкнул жену — «нет, нет, не сейчас» — и улегся под полог спиной к ней.

Вот почему тем вечером ее так порадовало лестное замечание мужа, и следующие его слова тоже ее порадовали, хотя и озадачили немного:

— Я не знал тебя, я только думал, что тебя знаю. Я не ожидал такого пыла.

— Чего же ты ожидал?

Теперь-то она знала чего. Равнодушия. Реакции, свойственной ее матери.

— Не знаю, Медвежонок, — вздохнул он. — Малая Медведица, созвездие мое, не знаю, чего я ожидал.

Малая, вот именно. Снисходительность — вот все, на что она могла рассчитывать. Понимание тоже пришло к ней — со временем. Много лет назад. Но в медовый месяц она этого не знала, тогда еще нет. Она думала, муж устает, и когда в те дни и ночи он с улыбкой сожаления или слегка подшучивая, уклонялся от любовной игры, Урсула напоминала себе, что он четырнадцатью годами старше. Они вернулись домой, в Хэмстед, в дом на Холли-маунт. И этого она не знала — насколько резко тот гостиничный номер отпечатается в ее памяти, так что складки белой сетки, струившейся до полу, ложившейся волнами, отныне и навсегда будут ассоциироваться для нее с сексуальным удовольствием.

А он? Или для него это было не удовольствием, а легкомыслием, безобразием, развратом? И опять же: почему Джеральд так боялся тумана, о чем туман ему напоминал? Складки белой сетки, обволакивающую паутину? Пожалуй, в этой теории кое-что притянуто за уши, но со счетов ее сбрасывать не стоит. Много времени прошло с тех пор, когда ей причиняло боль смутное подозрение — нет, отчетливое знание, — что Джеральду не нравится заниматься с ней любовью, ему это противно. Да, наверное, при виде белой завесы тумана, струящейся с белого неба, Джеральд, как и она, вспоминал светлую комнату, запах тел, податливость и влажность жены, несдержанную страсть.

Джеральд взялся за книгу, работа отбирает силы, говорила себе она, иногда он засиживался до ночи. Урсула даже пыталась убедить себя, что стала рабыней собственных желаний. Дитя своего времени, секса как такового она не стыдилась, но тяготилась зависимостью. В жизни хватает дел помимо секса.

Например — научиться быть женой. Готовить, принимать гостей. Ей удалось разобрать чудовищный почерк Джеральда, сделать ему сюрприз. Это его порадовало: Урсула сумела прочесть начало новой книги, хотя большинство машинисток в отчаянии отказывались перепечатывать его тексты. Потихоньку от Джеральда она вынула снизу из стопки первую главу рукописи, унесла к себе и отпечатала — пятнадцать аккуратных страниц.

Предъявляя Джеральду свой труд, она готова была наткнуться на холодное недоверие, даже на упрек. К тому времени Урсула уже не могла скрывать от себя, что вызывает у мужа неприязнь. Как, почему — этого она не понимала, не знала, в чем провинилась, но была настороже, следила за выражением его лица, начинала побаиваться. Позже она поняла: и за рукопись она взялась, чтобы угодить ему, чтобы понравиться.

Никакого неудовольствия, ни малейших признаков гнева. Джеральд пришел в восторг, радостно пролистал странички, назвал жену умницей. Она ждала: сейчас он вскочит, обнимет ее, поцелует — хотя бы из благодарности. Он взял ее руки, поднес к губам. И этим ей пришлось удовлетвориться. Даже такой ласки она не удостаивалась неделями.

— Хочешь, я тебе всю книгу перепечатаю? — предложила Урсула.

— Как она тебе? — с улыбкой спросил муж

Это был «Глаз на закате», история Джекоба Мэнли, религиозного фанатика, из самоотверженности и ради приличия женившегося на вдове с пятью детьми. Он содержал семью, приучал приемных детей усердно заниматься в школе и всячески совершенствоваться, но любви им не дал. Ни одна книга до сих пор не притягивала Урсулу так, как этот роман, действие которого происходило в Восточном Лондоне сороковых и пятидесятых годов. Множество романов, проглоченных перед браком, не увлекало ее до такой степени. Она понимала, что часть обаяния заключается для нее в самом авторе: читая, Урсула словно слышала его голос. У нее вошло в привычку прочитывать каждую главу перед тем, как перепечатать. Смакуя характеры и диалоги, она тщетно искала альтер-эго Джеральда — ничто не напоминало его рассказы о своей молодости.