Папа Сикст V - Эрнесто Медзаботта

Солдат невольно положил руку на пистолет, монах его удержал и продолжал:

— Однако синьор Григорий, римский губернатор, приказал всем трактирщикам продавать по полбутылки вино, для того чтобы бедный народ мог также…

— Тысячу чертей и тому, кто отдал такой дурацкий приказ, и тем, кто его исполняет! — вскричал рассвирепевший бандит. — Повторяю, здесь не подают по полбутылки, убирайтесь вон!

— Напрасно вы все это говорите, господин трактирщик, — отвечал монах, вставая, — вы можете горько раскаяться в ваших словах. Пойдем, брат, — обратился он к товарищу, — здесь нам не место.

Экс-бандит послал вслед уходившим страшное ругательство.

Монах и солдат почти во всех трактирах встречали то же самое. В одном месте на площади они натолкнулись на следующую сцену.

Бандит, у которого на рукаве была вышита монограмма, означавшая, что он принадлежит к знаменитому дому всемогущего синьора Колонны, подошел к продавщице яиц и спросил, сколько стоят лежащие на тарелке яйца.

Получив ответ, он взял яйца, завернул их в платок и сказал с иронией:

— Ладно. Ты получишь за них деньги, если потрудишься прийти во дворец синьора Колонны, где я живу.

— Я на это не согласна, — отвечала продавщица, — или плати деньги, или положи яйца на место.

— Уж не ты ли заставишь меня возвратить яйца? — нагло вскричал бандит.

— Конечно, я и все эти окружающие люди, — отвечала женщина. — Слава Богу, прошло то время, когда вы безнаказанно обижали бедный народ. Теперь царствует Сикст (Adesso regna Sisto).

Монах выразительно посмотрел на товарища, тот улыбнулся и опустил глаза, как бы в знак согласия.

Между тем бандит вовсе не желал возвращать яйца и намеревался уйти.

Тогда торговка стала кричать:

— Помогите, добрые люди, меня грабят!

Толпа народа мигом окружила продавщицу яиц. Один из простолюдинов, высокий, здоровый малый, с открытой физиономией, смело подошел к бандиту и сказал:

— Вот что, любезный, если ты бережешь свою шкуру, советую положить яйца на место и убираться подобру-поздорову.

Бандит побледнел от злобы и вскричал.

— Помните, что вы делаете, я принадлежу к дому синьора Колонны, вам это даром не пройдет!

— А я принадлежу к дому Сикста, — отвечал со смехом малый. — Сикста, который может повесить твоего Колонну и всех римских баронов!

Взрыв аплодисментов и общий хохот были ответом на эти слова.

— Да, да, господа бандиты, кончилось ваше золотое время! — кричал народ.

— Или отдай яйца, или мы тебе кишки выпустим твоей же шпагой!

— Смерть бандиту! Смерть разбойнику!

Один из юношей вскочил на стол и громко крикнул: «Да здравствует наш святой отец! Да здравствует Сикст!»

Вся толпа народа, как один человек, подхватила это приветствие. Крики: «Да здравствует папа Сикст!» потрясали воздух.

Бандит понял, что тут шутки плохи, возвратил яйца и удалился, оглушаемый хохотом и свистом толпы. Народ его не тронул, сознавая свою силу.

В тот же день в Ватикане папа Сикст V вел дружескую беседу с герцогом Пармским Александром Фарнезе, племянником кардинала Фарнезе. Герцог Александр пользовался всеобщим уважением как справедливый, честный человек и как знаменитый в целой Европе воин. Про Александра Фарнезе говорили то же, что и про Ледигиера: что победить его нельзя. Он пользовался большой популярностью: достаточно было его появления в Бельгии, чтобы народ остался верен католицизму и был совершенно спокоен, тогда как во Фландрии вспыхнуло всеобщее восстание. Все были убеждены, что если бы герцог Александр правил в восставших Провинциях, то порядок не был бы нарушен. Папа Сикст V очень любил и уважал герцога Пармского. Его дядю кардинала Фарнезе новый папа тоже очень уважал. И, несмотря на то, что кардинал Фарнезе был серьезным соперником Сикста в конклаве, он был возведен на самую высшую ступень духовной иерархии.

— Ну что, мой милый Александр, — говорил папа, — не кажется ли тебе Рим несколько измененным?

— Признаюсь вам, святейший отец, — ответил герцог, — я до сих пор не могу опомниться после того, что видел. Когда лет пять назад я был в Риме, все управляли им, кроме папы: бароны, бандиты, кардиналы, иностранные посланники. Теперь все это изменилось каким-то чудом, отошло в область преданий. Управляет только папа и никто больше. Право суда прежде было пустое, ничего не значащее слово; народ покорно склонял голову перед своими тиранами, между тем как теперь…

— Да, теперь дела идут несколько иначе, — прервал его папа, — теперь честные торжествуют, а негодяи трепещут. Мои сбиры проникают во дворцы всемогущих синьоров, арестовывают их бандитов, и ни Орсини, ни Савелли, ни Колонны не смеют противиться правосудию. Виселица работает и видит, как умирают злодеи. Как тебе нравится эта перемена?

— Она превосходна, ваше святейшество, и одобряется всеми честными людьми. Не далее как вчера мой дядя кардинал Фарнезе говорил с восторгом обо всех ваших распоряжениях.

— А, твой дядя кардинал одобряет мои действия! — вскричал, приятно улыбаясь, папа. — Я в восторге, что заслужил похвалу человека, которого глубоко уважаю.

— Но я не скрою от вашего святейшества, что мой дядя, одобряя ваши распоряжения, боится одного…

— А именно?

— Что всемогущих синьоров будут преследовать, а простой народ будет распущен.

— Совершенно лишняя боязнь, мой милый Александр, — перебил Сикст V герцога. — У меня перед законом все равны, от знатного барона до простого плебея.

— Простите, ваше святейшество, мою солдатскую откровенность, — продолжал герцог, — но я не далее как сегодня утром видел нарушение закона плебеем…

— Понимаю. Ты говоришь о трактирщике, можешь успокоиться; Сикст V не позволяет нарушать закон ни знатному барону, ни простому трактирщику; завтра он будет наказан.

И действительно на другой день около 8 часов утра Форконе, выйдя на крыльцо, увидал рабочих, которые делали какие-то подмостки и врывали столбы прямо против его трактира.

— Какого черта вы тут строите? — спросил с неудовольствием Форконе. — Вы заслоняете свет в мое заведение.

Один из плотников взглянул, улыбаясь, на трактирщика и сказал:

— Не беспокойтесь, господин Григорий. Эта постройка только на сегодня, завтра мы ее разберем.

— Это все равно, но по чьему приказанию вы это делаете?

— По приказанию начальства.

— А!.. Но какого же черта начальство приказало построить перед дверьми моего заведения?

— Виселицу.

Этот ответ вполне удовлетворил Форконе и даже развеселил его. Войдя в трактир, он сказал жене, приятно улыбаясь:

— Знаешь, сегодня мы будем торговать превосходно.

— Почему ты так думаешь? — спросила жена.

— Ставят виселицу против нашей остерии.

В девять часов к виселице пришел отряд солдат, и стала собираться толпа народа. Всем было странно, что казнь происходит именно здесь, против трактира. Около десяти часов явился еще отряд сбиров и прямо отправился внутрь трактира. Начальник отряда обратился к хозяину с официальным вопросом:

— Вы Григорий Форконе?

— Я, что вам угодно?

— Следуйте за мной и позаботьтесь о спасении вашей души, исповедуйте ваши грехи вот этому благочестивому отцу, — сказал начальник, указывая на капуцина, стоявшего близ виселицы.

— Как позаботиться о душе? Зачем? — вскричал Форконе, ничего не понимая.

— Вы должны умереть.

— Как я?! За что?

В эту минуту сбиры бросились на Форконе и скрутили ему руки назад.

— Боже великий, мой муж! — заголосила супруга трактирщика. — За что вы его связали?

— За то, что не исполнил закон, утвержденный папою, не отпустил бедным людям полбутылки вина, — отвечал равнодушно начальник.

— О я несчастная!.. Долго вы его продержите в тюрьме?

— Ни одного дня, даже часа, — отвечал начальник, — можете быть уверены.

Несчастная женщина вскрикнула и упала в обморок. Все это произошло скорее, чем мы рассказали. Форконе до такой степени испугался, что на него нашел столбняк, казалось, он ничего не понимал, что вокруг него делается.

В это время к нему подошел капуцин и стал шептать, чтобы раскаялся в грехах и приготовился к смерти.

Эти слова вывели приговоренного из оцепенения.

— Мне раскаяться? Да в чем, спрашиваю я вас, — вскричал он не своим голосом, делая усилия, чтобы порвать веревки, которыми был связан. — Раскаяться в том, что я сказал одно неосторожное слово? Будьте же все вы прокляты с вашим папою и его правосудием!

— Припомни хорошенько все твои дела, — говорил тихим торжественным голосом капуцин, — и ты сознаешь все грехи твои, ты сам увидишь, что приговорен к смерти не за неосторожное слово. Припомни, как ты в замке Браччиано зарезал беззащитного по приказанию Людовика Орсини…