Кремлёвские тайны - Камиль Мусин

– Явись! – хором призвали остальные.

– Явись, Козловул, ибо мы, дети твои призываем тебя.

– Явись! – повторили голоса.

В провале обозначилось движение. Со стола мне было все хорошо видно. Я похолодела. Нечто мохнатое и бесформенное медленно выплывало из тьмы.

– Явись, Козловул, отец наш и прими наш скромный дар!

– Явись, – поддержал Степана нестройный хор.

Откуда-то сбоку повалил холодный туман – прямо как на рок концерте. Я вжалась в стол.

– А теперь, братья, соратники мои, – голос Степана звенел от напряжения – замкнем уста и очистим мысли от всего земного, чтобы не мешать таинству великой свадьбы. Гряди же, о Козловул, к своей суженой, ибо ждет она тебя. Аминь.

– Аминь – ответили голоса.

Козловул что-то промычал в ответ. Туман, наконец, заволок все.

В кромешной тьме слышалось какое-то сопение, тихие шаги и даже хихиканье.

Потом стало тихо.

Я лежала на каменном столе, но ничего не происходило. Страх мой нарастал, чувства обострялись. Я слышала свое дыхание, стук сердца, похожее на щелчки лопанье век. Снова возникла какая-то возня рядом и волна мурашек пробежала по всему телу. Чьи-то шаги и натужное сопение звучали совсем рядом. Вот оно… Но… снова все смолкло.

Туман уже начал рассеиваться, как вдруг по моим ушам резанул чудовищный вой. Одновременно моей оголенной руки коснулась колкая шерсть.

Это было слишком. Я вскочила и, разорвав веревки, в одно мгновение вылетела из «жертвенной» в «приемную».

Там была только Катюша – выла она.

– Все вынесли, гады, сволочи, – брюлики, рыжье, часы, карточку платиновую беспиновую, телефон Верту… ключи от тачки…. все! Все! Там же миллионы баксов! Каззлы, гады, святоши сраные, кинули, как лохушку, развели суки – дальше последовала тирада, которую я при всем желании не смогла бы запомнить. Ленинградская школа вербальной компенсации экстремальных чувств.

Отгремев, она уставилась на меня.

– А ты… Ты чо молчала? Ты, сссука, ты ответишь. Ты мне этот арт-проект отработаешь. Я тебя сама на органы распотрошу, я тебя…

За моей спиной послышалось цоканье. Я отшатнулась к стене. Катюша – надо ей отдать должное, – даже не пошевелилась. Из тумана, раскачиваясь на задних копытах вышел здоровенный мешок шерсти, увенчанный козлиной головой.

Прошествовав мимо меня и вежливо обойдя сопящую и искрящуюся молниями и даже не дрогнувшую Катюшу, оно обошло стол, устроилось на кресле Степана и хрюкнуло:

– Ой, девчонки. Привет. А кто орал-то? Никого не зарезали?

Из-под шерсти высунулись вполне человеческие руки и сняли козлиную голову. Под ней обнаружилась грязная башка бомжа, похожая на сморщенный и гнилой помидор.

– Девки, мне тут Степан Анатольич бутылку обещали оставить. Вы не видели? А вот она!

Он булькнул пару раз из горла, крякнул и, откинувшись на стуле, повозился и откинул гремучие копыта. Затем с любопытством осмотрел Катюшу.

– Девушка, а я вас где-то видел. Это не вы в Доме-два снимаетесь? Вас не Катюша зовут?

– Оооооооооооооооооооооо-йооооооооо! – простонала Катюша. И села.

На мою шляпу.

У меня в глазах потемнело. Я достала из сумки костяной нож и двинулась на неё.

Снова зазвонил телефон.

И одновременно будильник.

– Аллёууу, – я продрала глаза. Я была дома. Как это?

Звонила Ирина Василевская.

– Слава Богу, ты нашлась. У тебя мобильник отключен.

– Ааа, да, сейчас…

– Мы видели тебя в репортаже о взрыве в Манеже. Мы все больницы обзвонили. Ты цела? Тебя не контузило? Работать сможешь?

– Смогу. А чего надо?

– Через два часа у тебя интервью в Кремле. Ты готова? Или Наташу пошлем?

– Аааа. Да! То есть как это через два часа? А вчера? Оно же вчера было!

– Так, так… тебя точно не контузило? Работать сможешь? Тут уже приходила Марта и говорила…

Тут Ирина Максимовна понизила голос до шепота, но Марту передразнила мастерски:

– Что видела тебя вчера в ресторане сомнительной репутации в неадекватном виде.

– Да пошла она, прошмандовка брайтонская! – заорала я так, что окончательно проснулась.

Ирина хрюкнула от счастья на другом конце, но тут же отчеканила:

– Так, давай приводи себя в порядок и позвони через 15 минут. Не позвонишь – автоматом высылаем Наташу.

Я села на кровати. А было ли то, что было вчера?

Какая-то розовая тварь шмыгнула под кровать. Остатки вчерашних глюков, ясно. Кыш!

Я собрала телефон, умылась. Оглядела себя в зеркало. Ни царапин. Ни синяков. В голове только легкий туман, но в целом очень даже ничего. И никаких тайн – вдруг я вспомнила, что еще вчера мне все стало ясно.

Позвонила Ирине. Убедила, что да, адекватная я. Оделась. Причесалась. Шляпка… Эх, бедная ты моя шляпка!..

Пошла.

У подъезда стоял мерс, а из него приветливо махал рукой давешний водитель-этнограф-ксенофоб. Так-с, опять началось…

– Меня прислали тебя подвезти.

– С каких это пор мы на ты? – холодно спросила я.

– Ты что, обиделась что ли? – простодушно удивился он, – Садись, не дуйся. Помиримся.

– Нет уж я лучше сама.

– Слышь, подруга, у меня приказ тебя подвезти. Ты что хочешь, чтобы я на виду всего двора тебя в машину пихал, а ты бы еще орала как ненормальная? Давай, давай, лезь сама не порть себе прическу. Нам еще на опознание надо, кстати, заскочить.

– Какое опознание? – я сразу подумала об Андрее.

– Козлолюбивых ваших вчерашних взяли. Надо опознать. Паспорт с собой?

– А Катюша?

– Вот ты сядь в машину, я тебе и про Катюшу и расскажу. А так не стану.

Я села и машина тронулась. Но не на дорогу, а в подземый гараж около нашего дома. После вчерашнего я совсем не удивилась тому, что один из боксов гаража был входом в подземный тоннель. Мы проехали по узкому проходику и выскочили на широкую подземную улицу.

Где чуть не столкнулись с каким-то джипом, который нас оббибикал и из окна высунулась рука с волосатым пальцем.

– Дожили, – возмутился водитель, – уже и черные сюда пролезли.

Машин под землей было непривычно много. Водила застонал аж:

– Все, ну все сюда уже перелезли. Министерства, депутаты, помощники депутатов, комитеты, олигархи эти паршивые, банки-шманки, мэрия-шмерия – кого тут только нет! И у всех спецпропуска – не подкопаешься. Ууу, коррупция проклятая! Вчера вообще видел сюр – автобус с экскурсией для вип-иностранцев. Типа «тайная жизнь Москвы». Тьфу. Скоро пробки уже начнутся, как наверху. Будем еще один уровень копать.

– А что было вчера? Почему я ничего не помню? А как вы нас нашли.

– Дык, тебе же чип зачем воткнули?

– Ааа… Но я не помню ничего. Козла помню, а потом… Что было потом?

– Нервный срыв. Бывает. Тебе врач наш что-то там вколол, ты и вырубилась.

– А мой нож?

– Мы забрали. Занятный ножик. В музее ему самое место.

– А Катюша что?

– А ей-то что сделается? Отряхнулась, да и поехала оттуда на телевидение. Сейчас дома спит. Обдолбалась какой-то новой китайской синтетикой, до обеда не встанет. Ага, вот и прокуратура.

Я несколько приободрилась, осознав, что реальная опасность хоть и не была вчера ликвидирована, но до обеда мне не грозит.

Однако, подумала я, однако, как они все это успевают – жрать, пить, нюхать, колоться, куролесить, тусоваться, развратничать – и всегда выглядеть свежими и молодыми. Их только «новая китайская синтетика» валит, и то на полдня. А я как посижу на работе, как приеду домой, как схожу в магазин – ну ни что уже не гожусь, даже поесть иногда сил нет! Наверное, из пассионариев она. Та же порода, что у Бориса Ваграныча, только с обратным знаком.

Тем временем мы въехали в гараж, остановились у ожидавшей нас группы и вышли.

Прокурор был лаконичен.

– Это? – спросил он у меня, указав на стол. Там были разложены Катюшины пожитки.

– Да.

– Эти? – он перевел палец на задержанных. Витю и Степана я узнала, других нет – но ведь я их толком и не разглядела. Но сказала.

– Эти.

– Тогда у меня все.

Прокурор широким жестом сгреб драгоценности в чемоданчик, каковой вручил водителю, и удалился.

– Спасибо, – вслед ему крикнул водитель.

– Чем могу, – отозвался прокурор.

– А теперь, голубчики, буду говорить я – сказал водитель, напустив на себя серьезный вид, – ты, Степан, стой здесь, остальные бодрым спортивным бегом вон в ту дверь, наверх по лестнице и на улицу. И чтоб духу вашего тут не было!

Витя и братья послушно исчезли. Остался одни Степан. Водитель поглядел на него так, что тот вжал голову в плечи.

– Тебе, гражданин Грабовский, уже было прозрачно намёкнуто, и не раз – не шалить. Забыл?

– Я же… это… мы пошутить хотели.

– Пошутил ты на полтора лимона, ага. В ломбарде взяли вас, шутников. Короче, кувшин твоих глупых шуток показал дно. Понял смысл восточного речевого оборота? Мне приказано передать, что еще раз засветишься без приказа – вылетишь обратно, на Курский вокзал в артель к своим гадалкам. Или вообще сядешь. Так что торчи в своем астрале и не высовывайся. Всё. Пшол вон.