Передел - Мюриэл Спарк

– Все в порядке, Мэри!

– Что случилось? – спросил Майкл, перегнувшись через перила.

– Ничего, не спускайтесь, – ответила Мэгги и вернулась на поле битвы. – Я в ваших итальянских тирадах ни слова не поняла, но их страшно слушать, – сообщила она. – Берто, мне надо поговорить с тобой наедине. Лауро еще мальчик, они сейчас все такие.

Лауро плюнул на пол, поднялся на второй этаж и хлопнул дверью. Когда он принялся грохотать дверками шкафа и чемоданами, Мэгги вернулась в кресло и схватилась за голову.

– Прости, Мэгги, – тихо и на удивление нежно сказал Берто.

– Ничего страшного, бывает.

– Принести тебе выпить?

– Да. Все равно что.

Берто отправился за виски с содовой. Когда он вернулся, Мэгги услышала звон кубиков льда в бокале – у него дрожали руки.

Наверху Майкл о чем-то говорил с Лауро, вероятно, пытался его урезонить.

Берто взял бокал и приземлился туда, где недавно сидел Лауро. Лед в бокале колотился о стенки.

– Прости, – повторил он.

– Послушай, Берто, то, что ты извиняешься, конечно, очень мило, но пока ты не пришел, Лауро держал себя в руках.

– Прости.

– Я не хочу, чтобы он уходил, – добавила Мэгги. – По крайней мере сейчас. Он многое может наговорить, а скандал нам не на руку.

– Он что-нибудь говорил обо мне? Что Лауро обо мне наговорил?

– Ничего, – улыбнулась Мэгги, – не считая того, что высказал тебе в лицо. Очевидно, и этого было достаточно.

– Просто мне хотелось знать, не ляпнул ли этот паршивец что-нибудь. Ты сама сказала, он может всяких глупостей наговорить…

– Я имела в виду Мэри. Он может распустить сплетни про Мэри.

– Какие еще сплетни?

– Не знаю. Мне кажется, но это только между нами, что Мэри совершила глупость. Он намекнул на это.

– Мэри! – воскликнул Берто.

– Да, Мэри.

– Не могу поверить. Он что угодно может наговорить. Нынешние мальчишки просто опасны. Что он хотел, денег?

– Наверное. Но ты сам знаешь, какой Лауро гордый. Так что, когда ты вмешался, до них мы еще не дошли.

– Зря он это затеял.

– Наверное.

– Лауро должен покинуть наш дом, – убежденно сказал Берто меланхолическим тоном, который ничуть не соответствовал смыслу его слов.

– Я думаю, все утрясется, – примирительно произнесла Мэгги. – Мне несложно называть его секретарем. В конце концов, какая разница? Лауро сказал, что у него появилась невеста, которая думает, что он секретарь.

– Не уверен, что это правда.

– Да? Почему?

– Боюсь, ты кое-чего не понимаешь. Помнишь, он жил у Мэлиндейна?

– Разумеется. Думаю, Лауро мало волнует разница полов.

– Удивительно, – ответил Берто, ничуть не удивившись.

– Берто, ты должен поговорить с ним по-отечески.

– Я? Послушай, Мэгги, я больше не хочу иметь с ним ничего общего. Пришел в мой дом, накричал на мою жену… Ты уверена в том, что он сказал про Мэри?

– Он намекнул. Я не помню дословно.

– Это неправда. И прости меня за скандал.

Мэгги, которой внезапно показалось, что ее муж слишком усердно просит прощения, бросила наживку:

– А про тебя он может что-то наговорить, если мы его выгоним?

– Все, что угодно, – ответил Берто. – Разумеется, это будет неправда.

– Значит, решено – выгоним, – сказала Мэгги. – И хватит об этом. Мне надоело говорить о слугах. Майкл отвезет Лауро на пристань.

– Но он поднимет скандал, – внезапно возразил Берто. – Думаю, он успокоится. Кажется, Майкл его утихомирил.

Маркиз был взволнован и говорил то громко, то тихо. Сейчас он громко добавил:

– Ему лучше извиниться.

– Я приму душ, – сказала Мэгги, поставила бокал и встала. Берто вежливо вытянулся рядом, желая угодить супруге. Мэгги оглянулась на свое кресло: удивительно, как много нового можно узнать, спокойно посидев час-другой! Ей вспомнился взгляд, которым недавно обменялись Берто и Лауро, долгий многозначительный взгляд. Более того, ни разу прежде Мэгги не видела, чтобы Берто взрывался в присутствии слуг или подчиненных, какую бы глупость они ни сотворили и что бы ни наговорили. Обычно Берто подавлял их холодным презрением, запасы которого у него не иссякали. С другой стороны, Мэгги не раз видела, как Берто похожим образом терял терпение, обсуждая очередную лошадь с братом или политику с одним из друзей.

– Кажется, Майкл с ним справился, – с улыбкой сказала Мэгги и направилась к лестнице. Наверху царила тишина.

– Прости, Мэгги, – повторил ей вслед Берто.

Увидев преградившего дорогу Лауро, Мэгги прижала палец к губам. Из-за спины Лауро возник Майкл:

– Мама, зачем вы расстроили Лауро?

– Надо сделать его секретарем. – В коридоре появилась Мэри. – Он это заслужил.

– Я совершенно согласна, – кивнула Мэгги. – Все-таки Лауро – наш секретарь в важнейшем смысле этого слова: он хранитель наших секретов. Как будет «секретарь» по-итальянски?

Никто не ответил. Мэгги бросила быстрый взгляд на Майкла и ушла к себе. Бог знает, чего ждать дальше, подумалось ей. Теперь она уже ничему не удивится. Она разделась и пошла в душ. Кончено, все это происходило не у нее под носом, а там, где ее не было. Лауро и Мэри. Лауро и Берто. Берто, подумать только! А Майкл… Бог его знает.

«Берто все равно любит меня», – размышляла она, подставив тело под теплые струи воды. Мэри с Майклом скорее всего любят друг друга. А кто любит Лауро? И не все ли равно? Он сам знает, что нелюбим в этой семье, вот почему и поднял шум. Так или иначе, Лауро много знает, а с таким человеком лучше жить в мире.

К вечеру прибыли гости – Бернардини со своей учительницей английского, которые три дня до этого навещали друзей, отдыхавших в районе Амальфи. Когда Берто вернулся от аптекаря с лекарством для Лауро (у него разыгралась мигрень), гости уже сидели на террасе, выходившей на море. Передав флакончик с таблетками одной из служанок, Берто радостно потер руки, поцеловал в щеку сначала Летицию, потом – Нэнси Коуэн и отправился за шалью для Мэгги.

За ужином говорили о Хьюберте и о Неми, куда все планировали вскоре вернуться. Тогда, в начале осени, никто и не думал, что с приходом семьдесят третьего года их мир изменится навсегда. Конечно, время от времени все говорили об инфляции и экономическом спаде, о потерях на фондовом рынке и неудачных сделках, перебрасывались цитатами из газетных статей, которые не подвергали сомнению. Они говорили о мерах против инфляции, будто в самом деле знали, как ее удержать, о настроении рынка и здоровье экономики, словно это были живые существа из плоти и крови. Они одухотворяли, боготворили эти абстракции, искренне веря, что они истинны и неизменны. Но этим, в общем, умным людям и в голову не могло прийти, что меняются сами понятия денег и собственности, и грядет не просто глобальный кризис или крах капитализма, а такая перемена мира, которой не смогли бы предвидеть даже Карл Маркс и Зигмунд Фрейд. Богатство превращалось в долги, и не осталось охраны, которая могла бы его сохранить, будь даже оно спрятано в банк или окружено забором. И не важно, во что было вложено это богатство: в произведения искусства или в секретные формулы, скрытые в недрах компьютеров. В теплый день, какие иногда выдаются в конце октября, в то самое время, когда арабо-израильская война временно заглохла, собравшиеся за столом, не ведая о будущем, говорили о Хьюберте.

Если бы Летиция Бернардини знала, что готовит грядущее, то со всем юношеским максимализмом ошибочно решила бы, что в жизни нет смысла. Однако именно она снова подняла привычную скользкую тему.

– В Хьюберте Мэлиндейне есть какое-то очарование, – сказала она, и Мэгги бросила на нее пытливый взгляд, а Эмилио улыбнулся. – Он чем-то напоминает первосвященника. Я думаю познакомиться с ним поближе, когда мы вернемся.

– Мне кажется, что он просто самозванец, – негромко произнесла Нэнси Коуэн.

– Что?! – воскликнула Летиция.

– Почему? – поинтересовалась Мэгги одновременно с Берто, который спросил:

– И кого же он изображает?

Так или иначе, но благодаря негромкой реплике Нэнси все увлеклись настолько, что не обратили внимания не только на лежавшее в тарелках, но и на шум сверху. Шумели, хотя и весьма негромко, профессиональные грабители, решившие поживиться летней коллекцией драгоценностей, которую Мэгги держала при себе.

Летняя коллекция выглядела внушительно, однако была несравнима с зимней и тем более с теми украшениями, которые круглый год хранились в банке и надевались только по редчайшим, самым торжественным случаям. Застраховать драгоценности от грабежа было исключительно сложно: страховые компании высоко оценивали возможный риск и требовали таких предосторожностей, что обращение к ним вызывало значительные неудобства. Даже если выполнялись все требования, то есть драгоценности непременно хранились в сейфе, окруженном охранниками, компании брались за дела подобного масштаба с большой неохотой. Обычно Мэгги избегала отелей, а когда ей все-таки приходилось в них останавливаться, брала с собой минимум украшений, которые помещались в сейфе. Главной проблемой было хранение драгоценностей дома. Сигнализации устаревали и становились бесполезными, как только воры изобретали новые приемы по их преодолению.