Пятьдесят слов дождя - Аша Лемми
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Акира быстро подошел и уверенно опустил на ее макушку ладонь. Нори посмотрела на брата снизу вверх, твердо решив не заплакать. Акира прочел ее мысли так легко, словно они проявились буквами у нее на лбу.
– Ты не американка, Норико, – прошептал Акира, медленно и отчетливо. – Ты своя.
Теперь настал черед брата лгать. Смелый взгляд Нори вызывал его на откровенность.
– Мой отец не был своим. Он был американцем, так ведь? Одним из тех, кто всем вредит?
Впервые с тех пор, как Нори его увидела, Акира растерялся. Разговор вышел из-под контроля, и было кристально ясно, что ему это не нравится.
– Твой отец… никому не вредил. Насколько я понимаю, он был всего лишь поваром. Он приехал до… до того.
– До войны?
– Нори, сейчас, наверное, не…
Она стиснула кулаки – и проронила слова, которые всегда боялась произнести:
– Просто расскажи уже.
И тут свершилось. В посудную лавку вломился слон, которого они оба избегали с того дня, как брат появился на пороге дома семьи Камидза. Потому что слон существовал лишь в том случае, если его кто-то признавал. Дабы сделать его осязаемым, дабы придать ему сил, требовалось добровольно шагнуть в ловушку. Нори этого избегала. Она была на седьмом небе от счастья, что у нее теперь есть аники, и отодвинула остальное в сторону. Потому что каким-то образом понимала: как только этот разговор состоится, все изменится навсегда.
Однако Нори больше не могла окутывать себя неведением; за какие бы хрупкие заблуждения она ни цеплялась, им вот-вот предстояло освободиться от теней и выйти на неумолимый свет.
Акире было ужасно не по себе. Он нервно теребил рукава бордовой рубашки.
– Рассказывать тебе об этом не мое дело. Должен кто-то другой.
– Кто же мне расскажет, аники? – осведомилась Нори, схватив брата за руку, лежавшую у нее на плече. – Никто. Никто ничего мне не говорит. И я отчасти была за это благодарна. А теперь я хочу знать правду. Скажи мне, кто я такая.
Акира на мгновение смежил веки. Когда он снова открыл глаза, то выглядел почти печальным.
– Нори, присядь.
* * *
Последовавшая тишина заполнила комнату, как ядовитый газ. Нори разинула рот и никак не могла его закрыть. Ее глаза лихорадочно метались туда-сюда, как стеклянные шарики, пущенные детской рукой. Она так сильно тянула себя за волосы, что едва не выдирала их из головы.
Акира сидел за столом напротив сестры, аккуратно сложив руки перед собой, и смотрел на нее с явным беспокойством.
– Норико… ты должна была знать.
– Я не знала, – прошептала она, не глядя в ответ, не желая видеть в его глазах жалость. – Я не знала, что мое рождение разрушило твою семью.
– Наша мать и мой отец не были счастливы. Они не испытывали друг к другу ненависти, однако и счастья не было. Мать не хотела выходить за него замуж. Ни за кого не хотела, но ей не оставили выбора.
– Она нарушила свадебные клятвы, – всхлипнула Нори тихим, жалким голоском, на который она, как ей думалось, уже была не способна. – Предала твоего отца. Предала Бога. Совершила прелюбодеяние. С американцем.
Акира пожал плечами.
– Она ушла, когда мне было четыре. Я мало что об этом помню, да и она не говорила нам, куда собирается. Тогда мать, полагаю, поняла, что беременна тобой. Но ее и до того постоянно не было рядом. Она общалась со странными людьми, все время где-то пропадала. Очень сомневаюсь, что твой отец был первым, кого она пустила в постель. Впрочем, настолько я знаю, с людьми иного цвета кожи ее не видели никогда. Наверное, интересовалась экзотикой.
Если от этого Нори должно было стать легче, то на деле эффект получился полностью противоположным. Ее буквально вывернуло наизнанку. От едкого привкуса желчи заслезились глаза.
Нори с трудом оторвала взгляд от пола и уставилась на свои руки. Они так дрожали, что с ними было не совладать. Акира поднялся, подошел к ней, тактично обогнув лужу рвоты, и протянул стакан воды, однако Нори покачала головой.
– Мне так жаль, – прошептала она, и по ее щекам покатились крупные слезы. – Акира, мне так жаль, что я така-я…
Вряд ли мать, будучи столь вульгарной, удосужилась попросить у Акиры прощения за то, что бросила его и навлекла позор на всю их семью. А посему эта ноша легла на плечи Норико.
Брат снова пожал плечами, глядя на нее.
– Сейко сама принимала решения. Такова жизнь. Мой отец был хорошим человеком и хорошо меня воспитал. По правде говоря, наверное, мне было без нее даже лучше.
– Но я…
– Ты не виновата. Так что тихо.
Нори вытерла глаза.
– Где она?
Казалось удивительным, что вопрос, который снедал ее столь долго, странным образом диктовал ей каждый шаг по этой земле, можно изложить так просто: всего два коротеньких слова.
Акира пожал плечами.
– Не знаю, и мне все равно. Никто ничего о ней не слышал с тех пор, как она высадила тебя на пороге этого дома.
Нори хотела спросить, не думает ли Акира, что их мать умерла. Однако с губ сорвался иной вопрос:
– Ты ее ненавидишь?
Акира закрыл глаза – и на мгновение будто стал старше на много лет.
– Нет. – Он пробежал пальцами сквозь свои взъерошенные волосы. – Не ненавижу. А ты?
Нори невольно нащупала завязанную бантом на шее травянисто-зеленую ленту. В памяти сохранился день, когда она ее получила – как сохранились дни, когда она получила и остальные подарки.
– Нет, – шепнула она.
Хотя на глаза вновь навернулись слезы, Нори их остановила. Они не прольются. Больше ни одна слеза не скатится по ее щекам из-за Сейко Камидзы.
Странно теплые руки Акиры подняли девочку со стула. Она обмякла, и он прижал ее к себе, как неоперившегося птенца, неспособного двигаться самостоятельно. Объятие продлилось долгий миг. Акира еще никогда ее не обнимал.
Нори зажмурилась, слушая биение его сердца. Даже оно казалось мелодичным. Дыхание Акиры было медленным и ровным, оно дарило уверенность в том, что жизнь продолжается.
Краткий миг прошел, Акира ее отпустил.
– Ложись спать, – произнес он. – И не опаздывай завтра на занятие. У нас будет Шуберт.
Нори посмотрела ему вслед и еще долго после того, как он скрылся, видела в темноте призрачный силуэт.
Той ночью она так и не заснула. Лежала в постели, уставившись широко распахнутыми глазами в потолок, и изо
