Дело о портрете Моны Лизы - Алексей Калугин

На этот раз инспектор промолчал. Проявив излишнюю самоуверенность, он допустил серьезную промашку. После такого ждать снисхождения было бы просто глупо.

Чуть повернув голову, Барцис еще более пристально посмотрел на Ладина. Он ждал ответа на вопрос, который не был задан, но явно подразумевался. Под взглядом генерального инспектора не имело смысла делать вид, что не понимаешь, о чем идет речь.

– Я не знаю, что за картина находилась в тубе, – произнес Ладин, стараясь даже не глядеть в сторону массивного письменного стола, за которым восседал Барцис. – Но полагаю, что это был портрет Моны Лизы… Истинной Моны Лизы, о которой мы никогда не знали.

– Почему же случилось так, что одна из работ Леонардо осталась никем не замеченной?

– Быть может, в реальной истории, до того, как в нее вмешалась банда Хрычова, картина была также уничтожена вскоре после ее написания? – высказал предположение Ладин. – Леонардо говорил, что дель Джокондо портрет жены не понравился, – он счел его слишком фривольным.

– Слишком фривольным… – генеральный инспектор чуть оттопырил нижнюю губу, что делал в минуту глубокой задумчивости. – О той «Джоконде», которую мы знаем, такого не скажешь… Не так ли, инспектор?

Сделав глубокий вдох, Ладин произнес:

– У меня имеется предположение, господин генеральный инспектор… Если вы позволите…

Ладин понимал, что идет на серьезный риск. Но в ситуации, в которой он находился, риск казался ему оправданным. Судя по всему, генеральный инспектор пока еще не принял окончательного решения относительно того, какое именно наказание должен понести инспектор Ладин за свое самоуправство. Если его объяснение покажется Барцису необоснованным и глупым, то это позволит генеральному инспектору утвердиться во мнении, что перед ним находится самоуверенный болван, которого и наказывать следует по всей строгости. Но если Ладину все же удастся заинтересовать Барциса своей версией, то, кто знает, быть может, судьба окажется к нему снисходительной.

– Ну так что? – недовольно насупил брови генеральный инспектор.

– Разрешите? – взглядом указал на столик с охлаждаемой минеральной водой Ладин.

Барцис сделал приглашающий жест рукой.

Ладин подошел к столику, налил воды в стакан, который тотчас же покрылся крошечными капельками испарины, и залпом осушил его. Утолив жажду, инспектор почувствовал себя куда спокойнее и увереннее. Он вдруг с отчетливой ясностью осознал, что ему и в самом деле нечего терять.

– Я полагаю, что картина, которая находится в Лувре, была написана Леонардо не в 1503 году, а гораздо позже. И это был портрет не жены Франческо дель Джокондо, известной под именем Моны Лизы, а вдовы родовитого испанского дворянина Пачифики Брандано, ставшей впоследствии любовницей герцога Джулиано Медичи. Как нам известно, в 1513 году герцог Медичи заказал Леонардо портрет своей любовницы, над которым художник начал работать в Риме, в папском дворце, где для него была оборудована специальная мастерская. Леонардо работал над портретом Пачифики три года. Но к моменту окончания работы Джулиано Медичи умирал от чахотки. Он отправил Леонардо в Париж, ко двору короля Франциска I, оставив ему портрет в качестве прощального подарка. Французский король, пожелавший купить картину, получил от художника отказ под предлогом того, что работа над картиной не завершена. Леонардо не расставался с картиной до самой смерти, которая наступила в 1519 году. Дальнейшая судьба портрета Пачифики Брандано неизвестна. Можно предположить, что это и есть тот самый портрет, который сейчас находится в Лувре.

Закончив свою короткую речь, инспектор почти с облегчением перевел дух. Он сделал все, что мог, – дальнейшее от него теперь уже не зависело.

Тимур Барцис трижды стукнул согнутым средним пальцем по крышке стола.

– И когда же вы пришли к такому выводу, инспектор? – спросил он, не поднимая взгляда.

– Меня давно интересовала судьба портрета Пачифики Брандано, – тут же ответил Ладин. – Перед тем как идти к вам с докладом, я всего лишь просмотрел некоторые документы, сопоставив их с теми фактами, что стали известны мне сегодня.

Палец генерального инспектора вновь трижды поднялся и опустился с глухим стуком на полированную поверхность стола.

– В таком случае вам, инспектор, должно быть, известно и то, что за природное веселье, острый ум и умение легко управляться со своими многочисленными поклонниками Пачифика Брандано была прозвана Играющей.

Генеральный инспектор поднял голову, и Ладин готов был поклясться, что на какой-то миг во взгляде Барциса мелькнули едва заметные насмешливые искорки.

– Играющая, – повторил следом за генеральным инспектором Ладин. – Или – Джоконда.

– Вот именно, – медленно наклонил тяжелую лысую голову Барцис. – Но та ли это Джоконда, мы сможем убедиться лет через десять, когда Леонардо примется за работу над ее портретом. – Усмехнувшись одними губами, Барис добавил: – Если вы впредь будете осмотрительнее, инспектор Ладин, то, быть может, к тому времени вас еще и не выгонят с работы.

Глава 10

История с похищением портрета Моны Лизы закончилась для инспектора Ладина, можно сказать, с минимальными потерями. Временно он был отстранен от оперативной работы и переведен в группу поддержки. Теперь его задача заключалась в том, чтобы подготавливать достоверные легенды для своих коллег, отправляющихся в прошлое. Ладин легко смирился с этой потерей, поскольку, признаться честно, он уже видел себя уныло бредущим по темным, бесконечно длинным коридорам склада невостребованных вещей. А так, по истечении полугода, он мог рассчитывать вернуться на прежнее место работы. Конечно, эпоха Возрождения была для него теперь закрыта навсегда. Но и это было не так страшно – на многочисленных витках временной спирали имелось еще немало интересных мест, где ему хотелось побывать.

Однако во всем произошедшем оставался один момент, который не позволял инспектору забыть о Леонардо и вплотную заняться текущими служебными делами. В беседе с генеральным инспектором Ладин умолчал о нем, поскольку тогда еще и сам не был до конца уверен в том, что это не ошибка, не недоразумение, не обман зрения и не ложная память. Но чем больший отрезок времени отделял его от того момента, когда Леонардо вручил ему свою оптическую трубу и указал на гуляющую в церковном саду молодую жену дель Джокондо, тем крепче становилась уверенность Ладина в том, что до этого он уже где-то видел лицо Моны Лизы. Это было похоже на знакомое, должно быть, каждому мучительное напряжение памяти, какое нередко испытываешь после того, как случайно бросишь взгляд на мелькнувшее в толпе лицо, а после долго и безрезультатно ломаешь голову, пытаясь вспомнить, где, когда и при каких обстоятельствах ты мог прежде встречать этого человека, до которого в данный момент тебе нет никакого дела.