Курс на Восток - Владимир Коккинаки

На следующий день погода испортилась. Синоптики одержали слово. На восточных склонах Урала, в районе Свердловска, зародился мощный циклон. Лететь на прямую можно было только на большой высоте, а кислорода у нас не осталось. Тем не менее мы решили стартовать и обойти циклон с севера, где-нибудь около 60-й параллели.

В 2 часа 31 минута утра 15 июля мы снова поднялись в воздух, взяв курс на Тобольск. В районе станции Чаны встретили могучий грозовой фронт. Шли в облаках. Средняя скорость составляла около 300 километров в час. Началась сильнейшая болтанка. Самолет бросало из стороны в сторону с такой силой, что приборы давали неправильные показания, и ориентироваться по ним было невозможно. Положение усложнялось. Нужно было немедленно решить, что делать дальше. Продолжать полет вслепую при ненормальном состоянии приборов нельзя. Пробиваться вверх без кислорода - самоубийство.

- До Урала далеко? - спросил я Бряндинского.

- Через несколько минут достигнем хребта, - ответил он.

- Лови на радиокомпас Свердловск!

Я решил снизиться, пройти под облаками до Свердловска и там попытаться перескочить хребет. Начинаем пробиваться вниз. Молочная мгла простирается до самой земли. Так можно врезаться в землю, даже не повидав ее. Лишь на высоте буквально в 20 метров мы вышли из облаков. Бряндинский уловил волны свердловского радиомаяка. Он находился от нас строго на юге. Это открытие» тоже было неприятным. К центру Уральской области нам предстояло лететь вдоль самого хребта, параллельно горному кряжу, ежеминутно рискуя машиной.

Летим на высоте 15-20 метров. Внизу лес. Сильнейший ливень. Болтает так, что машина ложится почти на крыло. Промелькнула железная дорога, большие дворы, постройки. Затем все исчезло. Деревня, другая. Характер местности немного изменился. Начали попадаться холмики. Встретили мы их без особой радости. При скорости в 400 километров встреча с возвышенностью нас не прельщала.

Видимость отвратительная, все скрыто дождем. Вдруг перед самым носом самолета появилась радиомачта. Я еле успел увернуть в сторону. Радиокомпас вывел нас точно к передатчику. Значит, мы в Свердловске. Но где же аэродром? Пытаясь определиться, летим над самыми крышами домов. Вышли к аэродрому. Маленькая площадка, большие лужи. Делаю круг, второй, третий. Придется садиться: в такую погоду через хребет не перевалишь.

- Погоди, Володя! Очень уж тут противное место. Пойдем на другой аэродром. Он неподалеку, - предлагает Бряндинский.

- Куда лететь?

Штурман дал курс. Через несколько мину г мы кружили над вторым аэродромом. Осмотрев его, пошел на посадку. Так как амортизация самолета была попрежнему очень жесткой, то я решил при посадке на незнакомом аэродроме тормозами не пользоваться. Самолет бежал очень долго, и стало ясно, что длины аэродрома нехватит. Впереди уже виднелись какие-то строения. Надо было уходить на второй круг. Даю газ. Самолет отделяется от земли, и вот в последний момент послышался треск. Значит, за что-то зацепили!

Тревожный взгляд на приборы. Обороты не снижаются. Следовательно, моторы целы. Видимо повреждено шасси. Приказываю Бряндинскому определить, в чем дело. Он ищет, смотрит и докладывает:

- Все в порядке.

- Посмотри ноги!

- Все цело. Лишь помят патрубок правого мотора.

- Смотри еще!

Машина делает над аэродромом круг за кругом. Бряндинский чуть не вываливается из кабины, осматривая нижнюю часть самолета. Никаких повреждений не заметно, ничего тревожного штурман не обнаружил. Тем не менее я решил посадку делать очень осторожно, опасаясь какого-нибудь подвоха со стороны шасси. Пришлось открыть закрылки и сразу включить тормоза. Самолет нормально приземлился, пробежал несколько сот метров и остановился.

Подбегают люди в кожаных пальто, мокрые до нитки. Мы вышли, поздоровались и тоже мгновенно промокли. Тщательно осмотрели самолет. Никаких повреждений нет. Действительно, помят только патрубок правого мотора. Видимо, при взлете обо что-то ударились. Не отходя от машины, я попросил дать мне карту погоды. Мне сообщали, что лететь нельзя. Урал закрыт сплошной облачностью до самой земли. А я, разговаривая из Новосибирска по телефону, обещал Москве к вечеру опуститься на. столичном аэродроме!

Нам предложили, поехать в город, отдохнуть. Мы отказались. Нас привели в какую-то комнату, расположенную в штабе аэродрома. Бряндинский улегся на кровати, я на диванчике. Устали оба, вымотались. Но не спится и не лежится. Какой отдых, когда надо в Москву лететь! Наконец, уговорили друг друга пролежать часок. Через несколько минут Бряндинский посмотрел в окно и вскользь заметил:

- Кажется, становится светлее!

Я немедленно соскочил с дивана. Дождь льет попрежнему, как из ведра. Нигде ни малейшего просвета. Легли опять. Затем мне показалось, что за окном становится светлее. Так через каждые десять минут мы вскакивали и подходили к окну. Потом поглядели, друг на друга, рассмеялись и решили:

- Отдохнуть не удастся, пойдем на аэродром.

Техники выправили патрубок, поставили его на место.

Но лететь нельзя было. Облака нависли сплошным мешком, дождь лил не переставая. И вдруг мы заметили в одном месте легкое просветление. Я решил, что там, вверху, либо чистое небо, либо прослойка. Вскочили в самолет и взмыли в воздух. Окружающие даже запротестовать не успели. Пробиваясь между слоями облачности, набрали высоту в несколько километров. Нам важно было выбраться вверх. В гористой местности набирать высоту вслепую не рекомендуется.

Поднявшись на 4500 метров, взяли курс на запад. В облаках перевалили Урал. Над европейской равниной погода была более благоприятная. Дул сильный попутный ветер. В разрывы увидели землю. Мелькнул какой-то городок. Бряндинский моментально определился. Это были Вятские Поляны. В 16 часов 10 минут прошли Казань. Оттуда взяли курс на Москву. Из Арзамаса Александр Матвеевич передал радиограмму:

- Рассчитываю быть в Москве в 18 часов 22 минуты.

Около Владимира неожиданно отказал правый мотор. До Москвы оставалось 180 километров. Неприятное осложнение. Конечно, самолет и на одном моторе дотянет до конечной цели, но придет с опозданием. Начинает пошаливать и левый мотор. Вдруг, так же внезапно, правый мотор заработал, а левый почти совсем отказал. Потом правый мотор опять отказал.

Его работа мне не нравилась еще в конце перелета на Восток. В Хабаровске пришлось сменить одну деталь двигателя, которая оказалась не в порядке. В Новосибирске я созвал у двигателя целый консилиум технических специалистов. И вот сейчас он все-таки подводил.