Золотая пряжа - Корнелия Функе

– Закроем на это глаза, так и быть, – раздался зловещий шепот Оже. – Но знай, Диего не моргнув глазом отстрелит тебе пальцы, если попытаешься осложнить ему жизнь. А лезть в колодец все-таки придется.

Диего. Значит, он не ошибся насчет левонского акцента. Ну что с того, что они люди? Всем известно, что гоилы используют людей на службе и платят им бриллиантами. Хотя многие работают на них задаром, потому что видят в гоилах освободителей.

Солдат, которого Джон сбил с ног, на первый взгляд тоже выглядел как человек, однако проступавшие на лбу полоски лунного камня выдавали его, равно как и черные когти. Человекогоил – новая раса. С тех пор как Фея покинула Кмена, никто не знал, с какой стороны они ударят.

Диего стал спускаться первым, освещая путь шахтерской лампой. Человекогоил, охранявший теперь Джона вместо Тьерри, в лампе не нуждался. Золотые глаза обычно остаются у них на всю жизнь.

Ступени вывели их в один из проложенных гоилами туннелей. Этот представлял собой всего лишь пешеходную дорожку, в то время как большинство предназначалось для передвижения всадников, грузовых повозок, а в последнее время и поездов.

В плену Джон видел планы этой разветвленной подземной сети. На поверхности земли не существовало места, куда она не дотягивалась. Джону попадался на глаза даже проект подземного коридора, соединявшего Альбион с континентом. Похожие схемы существовали и для Свериги, но даже Джон недоумевал, как в этих случаях решить проблему воздухоснабжения под водой. Последнее обстоятельство даже радовало его, потому что в противном случае гоилы так или иначе заставили бы его им помогать.

Дороги, которыми шли Джон и его сопровождающие, выглядели совсем новыми. Они были вымощены ониксом – еще один способ унизить древнюю династию, предшествовавшую правлению Кмена. Туннель выходил в просторный зал, в целом похожий на обычный вокзал, с той только разницей, что не нуждался в защищавшей от дождя и ветра стеклянной крыше. На путях ждали два товарных поезда. Не исключено, что они прибыли из какого-нибудь портового города во Фландрии, чтобы доставить гоилам очередную партию колониальных грузов: сахар, кофе, хлопок и червей-шелкопрядов. К работорговле, столь прибыльной для Альбиона и Лотарингии, гоилы интереса не имели.

Они вообще питали сочувствие к народам, считавшимся, как и они сами, отсталыми, и предпочитали использовать на принудительных работах военнопленных. Эта позиция снискала каменному народу союзников в тех странах, куда мешал им добраться врожденный страх перед морем.

Третий состав, открывшийся за двумя первыми, оказался бронированным и охранялся солдатами. На локомотиве красовался герб Кмена – после свадьбы с Амалией черную моль на нем сменил аустрийский орел на карнеоловом поле.

Гоилу, поджидавшему Джона в последнем вагоне, было явно не по себе в стальных стенах. Джон знал Хентцау как ненавистника технического прогресса и не сомневался, что в этом плане ничего не изменилось. Левый глаз гоила безжизненно мерцал, как слепой, зато правый пробудил в Бесшабашном целую бурю воспоминаний. Страх, ненависть, бессилие – будто где-то внутри прорвало шлюзы и хлынувший поток захлестнул разум. С той самой минуты, как Оже открыл ему, что они направляются во Фландрию, в душу Джона закралось подозрение, что за его похищением стоит яшмовый пес, которое он тут же отогнал, обозвав себя параноиком. Теперь же действительность подтвердила самые худшие опасения.

Яшмовую кожу Хентцау покрывали трещины. Преданность королю дорого обошлась гоилу. В то время как большинство его соплеменников оставались на поверхности не более двух месяцев, Хентцау повсюду неотступно следовал за Кменом. Его яшмовое лицо давно уже примелькалось Джону. Был ли Хентцау ровесником короля или старше? Судя по фотографиям в газетах, годы почти не изменили Кмена – все такой же обаятельный и гораздо моложе правителей, которым он объявил войну. («Это они объявили нам войну, – возразил бы на это Хентцау, – вот уже много лет назад»).

Со своим новым лицом Джон чувствовал себя как в маске. Удастся ли яшмовому псу ее сорвать?

Бесшабашный выработал в себе альбийский акцент и научился боксировать, чтобы изменить язык тела. Но оставались непроизвольные жесты. Нервное подрагивание пальцев – последствие гоильского плена. Хентцау, конечно, это помнит. Как и многое другое.

– Могу ли я спросить вас, какова цель похищения?

Вот так. Джон Брюнель не боится, потому что ничего не знает о гоилах, кроме того, что они противники Альбиона и боятся открытых водных пространств.

– Похищения? – переспросил Хентцау. – Не думал, что вы так воспримете мое приглашение. Клифтонский мост, железнодорожное сообщение между Голдсмутом и Пендрагоном, туннель под Лондрой, телеграфный кабель до Нового Амстердама… – Хентцау поскреб растрескавшийся лоб. – Наш король большой поклонник вашего таланта, господин Брюнель.

Сколько лет этот истукан с молочными глазами ставил Джона на место. Похоже, маска выдержала испытание. Хотя чему здесь удивляться, если она защитила его даже от взгляда собственного сына?

– Велика честь, – отозвался Бесшабашный. – Насколько мне известно, гоилы пользуются услугами не менее одаренного инженера. Судя по тому, что его самолеты потопили мой лучший корабль.

Что это значит, Джон? Никак не можешь насытиться похвалами в адрес своего гения? Это лицо лишило тебя осторожности.

– Ах да, самолеты… – Хентцау скривил безгубый рот в жалком подобии усмешки.

Стоявшая за его спиной женщина в форме протянула плоский кожаный футляр. Изящная ручка зеркальца, которое достал из него гоил, грозила раскрошиться под его каменными пальцами.

– Когда секретные агенты впервые описали мне этого инженера, которому король Уилфред обязан своими безлошадными каретами, я подумал, что они ошиблись или я чего-то недопонял. Но этот железный корабль… Нам нужны такие же, господин Брюнель. Планы давно вынашиваются, не хватает инженера.

Хентцау встал рядом с Джоном и поднес к его глазам зеркало. Отразившегося в нем лица Бесшабашный не видел вот уже восемь лет.

– Невероятно, правда? – Хентцау опустил зеркальце. – Тот, кто доставил мне эту вещицу, якобы подобрал ее в одном из заброшенных серебряных дворцов. Не знаю, слышали ли вы о таких. Говорят, входить туда небезопасно для здоровья.

Джон оглянулся. Человекогоил все еще был здесь. Чернобородый охранял дверь.

Прощай, солнце. Прощайте, утренние прогулки на свежем воздухе, рестораны и театры. «Ах, мистер Брюнель, какая честь. Джордж, проводи джентльмена за наш лучший столик». И жена с кожей нежнее мехов, в которые она так любила кутаться. Все прахом…

Впереди недели изнурительной работы, темные туннели, огненные ящерицы, чье дыхание обжигает тело, заразные крысы и ядовитые пауки. Вернувшись из плена, Джон ожесточенно тер себя мочалкой в ванной, словно пытался соскрести ужасные воспоминания. Как он нашел в себе мужество бежать? Этого он не помнил. Но это был единственный раз, когда Джон показал себя храбрецом, хотя и не имел потом возможности этим похвастать, потому что Джон Бесшабашный должен был умереть в подземельях.

– Собственно, почему Альбион? – Хентцау убрал зеркальце в футляр и вернул женщине в форме. Среди гоильских женщин попадаются очаровательные, вроде этой.

– Поначалу я подался в Сверигу, – пояснил Джон.

Эту страну он выбрал из тех же соображений – оградить себя от гоилов морскими водами – единственным, чего они боятся. Но об Альбионе – с неограниченными сырьевыми ресурсами его колоний и бесплатной рабочей силой – он думал с самого начала. Только там он мог развернуться по-настоящему. Прошло несколько месяцев, прежде чем Джону удалось пробраться на грузовое судно, следовавшее из Бирки в Голдсмут.

– А новое лицо? – услышал он голос Хентцау.

– Ниссе. Они бывают на редкость великодушны к отчаявшемуся человеку.

Стоял ноябрь – зимний месяц в Свериге, а эти существа оказались такими пугливыми, что Джон едва не замерз насмерть, разыскивая их. Он узнал о них из гоильских архивов. Приходились ли они родственниками дуплякам, гоблинам или кобольдам или представляли собой отдельную ветвь карликовой расы – вопрос спорный. В Свериге их называли «hjälpare i nöden» – «помощники в беде». Они должны были увидеть его отчаяние, иначе бы не показались.

– И что, они действительно не берут платы за свои услуги?

– Именно так, – подтвердил Джон.

Эта беседа с яшмовым псом о ниссе казалась ему странной. Но Джон давно привык к этому слову, лучше других описывающему превратности его судьбы: странный.

Мысленно он уже подсчитывал шаги, отделявшие его от двери, но что дальше? Бежать до самого колодца? Только не это. Человекогоил, может, и не бог весть какой стрелок, но Хентцау бьет в глаз золотого ворона в небе. Хотя и предпочитает орудовать саблей, поскольку огнестрельное оружие не согласуется с его понятием о воинской чести.