Истребители танков - Владимир Зюськин

Все мы изрядно вымотались и присели на бревна. Кое-кто даже прилег. Один из наших товарищей говорит:

— Когда мы в сорок первом выходили из окружения, нас тоже задержали. Передали в особый отдел для проверки. Наверно, и сейчас допросят и отпустят. Не дрейфь, ребята! Наша совесть чиста.

Я поддержал:

— Пока будут проверять — отдохнем, наедимся и заодно узнаем место пребывания своих.

Тут из дому выскакивают старшина и сержант, такие свеженькие: в новеньком обмундировании, в беленьких подворотничках, в сапогах, начищенных до блеска. Таких мы только в кино видели. Подходит к нам сержант чеканным шагом и с ходу командует: «Встать! Построиться в одну шеренгу!» Кое-кто встал, но большинство осталось сидеть. Идущий вместе с нами танкист в звании старшего сержанта говорит:

— Ты не командуй! У нас свой командир есть! Лощеный сержантик начал крутить головой — вглядываться в нас:

— Кто командир?

— Я старший, — отвечаю.

Глянул он на меня и, увидев перед собой всего-навсего старшего сержанта да еще изрядно потрепанного, презрительно поджал губы и произнес с издевкой:

— Ничего, пойдет. На безрыбье и рак рыба!

После этих слов воцарилась тишина. Товарищи после скажут мне: «Мы ждали от тебя сдачи. Думали: влепишь ты этому кукольному вояке так, что он сам раком попятится!»

А я промолчал, проглотил незаслуженную обиду, потому что знал: сержант находится при исполнении обязанностей и неровня нам, бесхозным бойцам.

— Назначаю тебя, старший сержант, командиром стрелкового взвода, — командует этот франт. — Сейчас к тебе приведут еще бойцов, с ними вместе пойдете на передовую — занимать оборону.

— Прежде чем сажать в окопы, ты нас покорми, дай отдохнуть, а то сил нет карабин держать, — крикнул кто-то из наших.

— Прекратить разговоры в строю!

По всему видно: этот сержантик из футляра наделен большими правами. Спорить с ним бесполезно. Взвесив последствия, я заявил:

— Не могу принять взвод. Веди меня к своему командиру.

Рядом стоящий старшина сказал угрожающе:

— Сержант, веди их к лейтенанту. Он им пропишет приказ номер двести двадцать семь — за самовольное оставление боевых порядков. — И добавил: — Знаете, что бывает за невыполнение приказов заградотряда особого отдела?

Вот оказывается куда мы попали!

— Ну как, приступаем к исполнению обязанностей командира взвода или вместе пойдем к нашему лейтенанту? — обращается ко мне сержант.

— Веди меня одного. Ребята здесь ни при чем, — сказал я. Товарищи мои зашумели:

— Пойдем все вместе!

Когда подходили к штабу, оттуда вышел майор и торопливо направился к машине. Увидев нас, остановился:

— В чем дело? Кто вы такие?

— Артиллеристы восьмой истребительной противотанковой бригады и танкисты третьей армии. Вышли из окружения, следуем в Белгород, где находятся наши тылы… Нас задержали ваши бойцы, — доложил я.

На мгновение стало тихо. Мы замерли, ожидая решения своей судьбы. Опасаясь, что майор решит не в нашу пользу, я добавил:

— При формировании нашей бригады командиры нам говорили: после госпиталей, выхода из окружения вы, как специалисты, имеете право проситься в свою часть…

Майор сказал:

— Хорошо, что вы патриоты своей бригады! Честь и хвала вам! Да и мы имеем указание: не задерживать летчиков, танкистов, артиллеристов. Так что следуйте к своим. Только не в Белгород! Там уже немцы. Берите правее — на Новый Оскол.

Майор торопился. Он сел в машину и уехал. Обескураженный сержант молча стоял на месте. А мы, довольные исходом, прошли дальше — на другой конец деревни и расположились на ночлег в одной из хат. Несколько ребят отправились добывать продукты, остальные легли спать.

Через некоторое время наших парней привели особисты. Всех нас они пригласили в свой участок, который оказался неподалеку. Там нас встретили более вежливо, но суть дела та же: посылают в окопы.

Я пробовал сослаться на майора — не знают такого. У них командир — лейтенант, и он требует задерживать всех.

О лейтенанте мы уже слышали: лучше с ним не встречаться… Что же делать? Пока я лихорадочно думал, как выбраться из этого заколдованного круга, старшина приказал мне собрать все красноармейские книжки и сдать.

Подхожу я к бойцу, беру книжку и тихо говорю: думай! И так всем: думай, думай, думай! Сам тоже думаю, но ничего придумать не могу. А старшина торопит.

Двух книжек не хватило. «Товарищи куда-то вышли, — говорю старшине, — вот вернутся, и сдам книжки все вместе».

В этот момент дверь открывается и вваливается еще одна группа бойцов, вышедших из окружения. Эти стали возражать против окопов в голос. Доказывали, что измотаны, голодные. Действительно, вид у них был не лучше нашего.

После долгих споров старшина повел несогласных бойцов к лейтенанту. Только они вышли, как появились двое недостающих наших. Ничего не объясняя, они повели нас на улицу. Там сказали мне:

— Старший сержант, веди нас на запад, в окопы. Туда всех пропускают без проверки. Выход есть — объясним по пути.

Двинулись по соседней улице — чтоб не встретиться со старшиной. Село прошли беспрепятственно. Когда деревня скрылась за бугром, остановились обсудить ситуацию.

Двое наших, пока отсутствовали, разведали проход и готовы провести нас. Но торопиться не следовало. Надо все хорошенько обмозговать: не совершаем ли мы противозаконный поступок?

Отошли от дороги в сторону, расселись у стога соломы. Один из ребят говорит:

— Что тут рассуждать? Все ясно. Майор разрешил нам идти? Разрешил! Значит, закон такой есть. Только он, видно, не доведен до низов.

Все шумно поддержали. «Ладно, — говорю я, — если дело дойдет до суда, ссылайтесь на майора. Вот только фамилию мы его не знаем…»

Как бы то ни было — решение принято. Ребята до задержания успели достать у сердобольных бабушек сало и хлеб. Подкрепились. Договорились слегка отдохнуть и идти до тех пор, пока сил хватит, чтоб уйти подальше от злополучной деревни.

Так и сделали. Следующую деревню на всякий случай обошли. Но силы таяли с каждым метром: усталость, недоедание, нервное напряжение. Да и шли по глубокому снегу.

Наконец добрались до железной дороги. Двинули вдоль нее и на маленькой станции наткнулись на товарняк, который, как сказали нам, пойдет на восток, в тыл.

И вот мы уже, как растрепанные воробьи в клетке, качаемся в пустом вагоне. Холодно — аж зубы лязгают. Но эта беда — не беда против того, что пережили. На станции затащили в вагон лист железа, пустые ящики, доски. Зажгли костер.