Секс и одинокий вампир - Кейти Макалистер

– Ну, может, к твоим глазам действительно идут более густые брови, но им нужен уход. Уход и еще раз уход.

– Угу. Еще несколько кадров – и я закончила. Я отпущу вас, и вы спокойно перейдете на новый виток существования.

Пока я снимала, Эсме сохраняла дежурную улыбку, но стоило мне отложить камеру, как она шагнула ко мне, энергично мотая головой. Все ее кудряшки тряслись как бешеные.

– Нет, я не могу этого сделать, милая! Я еще не готова уйти.

Я записала в блокноте условия, при которых были произведены снимки, настройки камеры, день и время, и убрала фотоаппарат в сумку.

– Значит, у вас остались не земле незавершенные дела? Ну, никаких гарантий я давать не могу, но я сделаю все, что в моих силах. Что мне для этого нужно?

Она улыбнулась и погладила меня по плечу.

– Заняться собой. Ты – мое незавершенное дело, дорогая.

Я вытаращила на нее глаза.

– Что? – пропищала я. – Что значит: я – ваше незавершенное дело? Мы ведь даже не были знакомы, пока я не вызвала ваш дух!

Женщина кивнула, энергично тряхнув кудряшками.

– В самую точку. Как только я тебя увидела, то сказала себе: «Эсме, эта молодая женщина нуждается в твоей помощи. Ради этого ты столько лет томилась в этой комнате». И я оказалась права! Тебе просто необходима моя поддержка.

Я вспомнила все, что читала про освобождение духов. Можно ли отправить дух восвояси против его воли?

– Блин, – выругалась я, поняв, что это невозможно. Нельзя освободить дух, пока тот сам не захочет уйти.

– Элли! Следи за языком! Речь – мерило наших личных качеств. Леди надлежит исключить из своего словаря все бранные и грубые слова. Выражаться нельзя ни в коем случае! Какой джентльмен захочет, чтобы его жена ругалась как сапожник?

Я опустилась в кресло. В горле у меня застыло сдавленное рыдание.

– Эсме, я вижу, вы искренне убеждены, что мне нужна помощь. Я очень признательна нам за доброту и за такие – «никчемные»… «навязчивые», «устарелые»… – полезные советы. Но спешу сообщить, что жизнь моя сложилась счастливо. У меня есть все, чего только можно желать: прекрасная работа – особенно теперь, когда мне удалось вызвать двух духов и собрать достоверный материал, – хорошая квартира, друзья…

Она склонила голову набок.

– А как же Кристиан?

Я хотела улыбнуться, но слишком устала и улыбка не вышла. Кромка неба посерела: верный знак того, что близится рассвет.

– Кристиан не вписывается в мою жизнь. Он просто знакомый. Понимаете, мне очень приятна ваша компания, и я бы хотела, чтобы вы остались подольше, – маленькая ложь во спасение еще никому не причинила вреда, – но было бы крайне эгоистично с моей стороны вас задерживать. Ведь впереди вас ждет блаженство.

– Ну что ты, милочка! Какое же может быть блаженство, если я буду знать, что вы с этим молодым человеком так и не наладили отношения? Нет, – она уселась на кровать с котом на руках, – я останусь с тобой, пока все не устроится.

– Ho…

Все без толку. Битый час я уговаривала Эсме согласиться на освобождение (если, конечно, на этот раз у меня получится), но она твердо стояла на своем: не может она уйти, пока не увидит, что я счастлива. Я трижды объясняла, что мое счастье никак не связано с Кристианом, но в ответ слышала лишь критику в адрес своего гардероба, прически и всего остального, начиная с того, как я веду себя с мужчинами, и кончая цветом моих носков.

К восьми часам я выдохлась окончательно. Сказалось отсутствие сна, к тому же я затратила уйму энергии на то, чтобы вызвать Эсме. Впрочем, от ее советов я устала куда больше.

Я взяла пижаму и удалилась в ванную: единственное место, где можно расслабиться и не опасаться, что мои брови, нижнее белье и ночнушка будут подвергнуты критике.

Но покой длился недолго.

– Какой уютный вид, – заметила Эсме, вплывая внутрь сквозь закрытую дверь. – Мне всегда нравилась эта комната, отсюда открывается чудесная панорама парка. Разумеется, я имею в виду сам номер, а не ванную. Небольшой совет, милочка: женщины с маленькой грудью никогда не должны горбиться. Это зрительно уменьшает бюст, а тебе его нужно подчеркивать.

Я опустилась пониже, так, чтобы мой «зрительно уменьшенный» бюст скрылся под водой. Может, мне вообще с головой нырнуть? Но если я утону в ванне, то мы с Эсме станем соседками, и я буду вынуждена терпеть ее рядом целую вечность. Бр-р-р! При одной этой мысли мороз пошел по коже.

– Эсме, я принимаю ванну! – Вода доходила мне уже до подбородка. Я подняла губку и помахала ею в воздухе. – Видите? Вода. Пузырьки. Ванна. И я.

– Не обращай на меня внимания, дорогая; я найду, где притулиться. Поболтаем? А это твоя косметичка, да? Можно взглянуть? Я посоветую, что пойдет к твоему тону кожи и к твоим… э-э-э… глазам.

Только этого не хватало! Похоже, привидение всерьез намерено стать мне родной матерью.

– Нет, этот карандаш тебе определенно не подходит. Может, он неплохо смотрится с темным глазом, но для белого глаза он чересчур резкий.

– Мой глаз не белый, а серебристый. Или серый, кому как нравится. Врач сказал, что левый глаз у меня – серый, просто очень светлый, а правый – обыкновенный карий.

Эсме перестала рыться в моей косметичке и подняла голову.

– Элли, милочка, слово «обыкновенный» неприменимо к твоим глазам.

– Согласна, левый глаз действительно довольно жуткий, но правый…

– Правый тоже смотрится не по-человечески.

Я опустила подбородок в воду и состроила рожу мыльной пене так, чтобы не заметила Эсме. Всю жизнь выслушиваю подобные комментарии. Пора бы уже привыкнуть, но все равно неприятно.

– О нет! Я тебя обидела. Как нехорошо с моей стороны. Пожалуйста, прими мои извинения, Элли.

Я высунула из воды подбородок и сказала:

– Эсме, вы стоите у меня на ногах. Вам-то все равно, конечно, а вот у меня уже пальцы онемели.

– С места не сдвинусь, пока ты не скажешь, что простила меня за грубость.

– Я вас прощаю. Я слышала еще и не такое, уж поверьте.

Эсме вышла из ванны, просочившись через ее край, и погладила меня по голове, отчего у меня на минуту затуманилось зрение.

– Не слушай, что говорят тебе недобрые люди. Они просто завидуют. Или невежды. Я тоже, к стыду своему, в чем-то невежда. Именно поэтому у меня вырвались эти жестокие слова. Скажи, отчего у тебя такие глаза? Тогда я лучше тебя пойму.

Нужно признать, она действительно раскаивалась в сказанном. Я не могла на нее обижаться и объяснила, что у меня гетерохрония радужной оболочки. Но Эсме продолжала расспрашивать, пока я не выплеснула наружу все свои застарелые обиды, вплоть до того, как трудно было в детстве так разительно отличаться от окружающих.