Вот так мы теперь живем - Энтони Троллоп

жертвовать капиталом, оставленным на черный день, но мало-помалу его решимость слабела. Последнее время он думал на эти деньги купить себя зятя, все еще надеясь, что стечение обстоятельств избавит его от трудностей. Однако Скеркум опасно под него подкопался, и, помимо обвинения насчет Пикеринга, было и другое, касательно недвижимости в восточной части Лондона. Читателю незачем утруждать себя лишними подробностями, но суть заключалась в том, что некий глупый старый джентльмен согласился вместо денег принять акции железнодорожной компании. Теперь старый джентльмен умер, и слухи утверждали, что его подпись под согласием подделана. Мельмотт, безусловно, получил за эту недвижимость тысяч двадцать-тридцать и расплатился акциями, которые теперь не стоили практически ничего. Он полагал, что с этим делом разберется, но в случае Лонгстаффов лучше было заплатить.

Капитал, из которого он собирался заплатить, безусловно принадлежал ему. Тут сомнений быть не могло. Мельмотт никогда не собирался отдавать его дочери и записал деньги на ее имя исключительно для безопасности – в полной уверенности, что дочь всегда будет ему покорна. Никто бы не заподозрил, что это робкое тихое существо захочет обокрасть отца. Небо и земля! Чтобы родная дочь вздумала его ограбить – открыто, бесстыдно, нагло? Невозможно. Мельмотт не думал, что Мари упрется, если все ей растолковать, и тем не менее чувствовал, что к делу надо подойти осторожно. Если просто велеть ей расписаться здесь и здесь, она может не подчиниться. Мельмотт много об этом размышлял и решил, что лучше побеседовать с Мари в присутствии жены и все ей объяснить. Она должна понять, что деньги не ее. Отправляясь утром в Сити, он дал жене соответствующие указания, а собираясь на встречу с Лонгстаффами, прихватил заодно документы, которые Мари должна подписать. Еще Мельмотт взял с собой клерка, мистера Кролла, чтобы тот засвидетельствовал ее подпись.

Расставшись с Лонгстаффами и Байдевайлом, он сразу пошел в комнату к жене.

– Она здесь? – спросил он.

– Я за ней пошлю. Я ей сказала.

– Ты не напугала ее?

– С какой стати? Ее не так легко напугать, Мельмотт. Она очень изменилась с тех пор, как молодые люди начали вокруг нее увиваться.

– Если она меня не послушается, я ее напугаю. Позови ее.

Это было сказано по-французски. Затем мадам Мельмотт вышла, а Мельмотт разложил на столе множество бумаг. Кроллу, ждавшему на лестничной площадке, он велел пока посидеть в гостиной. Стоя спиной к камину и засунув руки в карманы, Мельмотт размышлял, как может пойти разговор. Он начнет очень мягко – ласково, если потребуется, – а главное, очень подробно все объяснит. Но если девчонка откажется выполнить его требование – его законное требование! – если вновь посмеет утверждать, будто может ограбить отца, он не будет мягким и ласковым! Дамы задерживались, и, к тому времени, как они вошли, Мельмотт уже начал терять терпение. Он сразу подавил свой гнев – не без труда. Он будет источать мягкость и ласковость – покуда это отвечает его намерениям.

– Мари, – начал отец, – я намедни говорил о капитале, записанном на твое имя перед нашим отъездом из Парижа.

– Да, папенька.

– Ты тогда была совершенное дитя – я имею в виду, когда мы уезжали из Парижа, – и я не мог тебе объяснить, для чего это делается.

– Я тогда все поняла, папенька.

– Лучше выслушай меня, милая. Думаю, ты не совсем все понимаешь. Тебе и неоткуда понимать, поскольку я ничего тебе не объяснял.

– Ты хотел, чтобы в случае неприятностей эти деньги не смогли у тебя забрать.

Мельмотт не знал, как возразить на столь верное утверждение, однако он не хотел сейчас говорить о возможных неприятностях.

– Я хотел вывести крупную сумму денег из обычных для коммерческого предприятия взлетов и падений.

– Чтобы ее нельзя было у тебя отобрать.

– Ты немножко слишком спешишь, милая.

– Мари, для чего ты не даешь папеньке говорить? – вмешалась мадам Мельмотт.

– Но разумеется, милая, – продолжал Мельмотт, – я не имел намерения выпускать эти деньги из рук. Такое делается сплошь и рядом, и, разумеется, в таком случае деньги кладут на имя кого-нибудь близкого, кому можно полностью доверять. Обычно выбирают кого-нибудь молодого, дабы уменьшить опасность, что это лицо умрет. Потому-то, как ты наверняка поймешь, я выбрал тебя. Конечно, капитал остался моим и только моим.

– Но на самом деле он мой, – сказала Мари.

– Нет, мисс, он никогда твоим не был. – Мельмотт чуть не вспылил, но вновь сдержал гнев. – Как он мог стать твоим, Мари? Я его тебе подарил?

– Но я знаю, что он стал моим – юридически.

– Формально – да, но это не дало тебе на него никакого права. Я всегда получал с него доход.

– Но я могла бы положить этому конец – и, если я выйду замуж, ты, разумеется, больше не будешь получать с него дохода.

Тут Мельмотта, уже видящего упрямство дочери, осенила блестящая мысль.

– Поскольку мы думаем о твоей свадьбе, – сказал он, – нужно внести кое-какие изменения. Старый маркиз слишком давит на меня по поводу приданого, но партия такая блестящая, что я уступил. Тебе надо подписать эти бумаги в четырех или пяти местах. Мистер Кролл ждет в соседней комнате, чтобы засвидетельствовать твою подпись. Я его позову.

– Подожди минутку, папенька.

– Чего тут ждать?

– Я не думаю, что стану их подписывать.

– Отчего тебе их не подписать? Ты же не думаешь, будто капитал твой собственный. Ты даже не сможешь получить его, если захочешь.

– Про это я ничего не знаю, но предпочту не подписывать бумаг. Если я собираюсь замуж, то не должна ничего подписывать, пока муж мне не скажет.

– Пока что ты подчиняешься не ему, а мне. Мари, хватит упрямиться, у меня очень мало времени. Давай я позову мистера Кролла.

– Нет, папенька.

Тут на его лбу пролегла складка, – наверное, поэтому Мари и объявила, что ничего не подпишет, хоть бы ее резали на куски. Мельмотт выставил нижнюю челюсть и оскалился – Мари приготовилась, что сейчас ее будут резать на куски. Однако Мельмотт напомнил себе, что собирался испробовать другой подход, прежде чем впадать в ярость. Можно объяснить, насколько ему нужна ее помощь. Потому он, насколько мог, убрал со лба складку, смягчил черты и вновь принялся за дело.

– Я уверен, Мари, ты не откажешь мне, когда я объясню, насколько это для меня важно. Мне нужны эти деньги в Сити завтра, иначе… я разорен.

То, как были произнесены эти несколько слов, произвело определенное действие.

– Ох! – вскрикнула его жена.

– Да. Эти гарпии так набросились на меня перед выборами, что все мои акции упали. Бумаги