Благородный Дом. Роман о Гонконге. - Джеймс Клавелл

Армстронг прошел назад в гостиную. А Там шаркала за ним. Дышал он ровно, и сердце успокаивалось. Все это заняло считанные секунды, тем временем Смит вынул документы и мило проговорил:

— Извините, что потревожили, мадам, но у нас ордер на обыск.

— Што?

— Переводи, У, — приказал Смит, и юный констебль повторил сказанное, начав, как было условлено, играть роль переводчика при двух тупых полицейских-гуйлао, не говорящих по-кантонски.

У женщины отвисла челюсть.

— Обыск! — взвизгнула она. — Какой обыск? Мы люди законопослушные. Мой муж — правительственный служащий. У него есть важные друзья. А если вы ищете место, где обучают азартным играм, то мы здесь ни при чем. Это на четвертом этаже, в заднем углу. И мы ничего не знаем о вонючих шлюхах из шестнадцатой, что устроили там целое заведение и вкалывают день и ночь, а из-за них мы, циви…

— Довольно! — резко оборвал её У. — Мы из полиции, и у нас важные дела. Эти господа из полиции — очень важные люди! Ты жена мусорщика Чжуна?

— Да, — угрюмо подтвердила она. — Что вам от нас нужно? Мы не сделали ниче…

— Хватит! — рявкнул по-английски Армстронг с нарочитой надменностью. — Это А Там?

— Эй, ты! Ты А Там?

— А, я? Што? — Старая ама нервно теребила подол фартука. У она не узнала.

— Значит, ты А Там! Ты арестована.

А Там побелела, а её хозяйка, дама среднего возраста, выругавшись, тут же сказала:

— А, значит, они по твою душу! Ха, мы про неё и знать ничего не знаем. Несколько месяцев назад подобрали на улице, дали ей кров и зара…

— У, скажи, чтобы она заткнулась!

Тот перевел, не выбирая выражений. Мусорщица повиновалась с ещё более угрюмым видом.

— Эти Господа хотят знать, есть ли здесь кто-нибудь ещё.

— Конечно нет! Они что, слепые? Сами ведь ворвались в мою квартиру, словно душегубы какие, и сами всё осмотрели, — огрызнулась хозяйка. — А я ничего не знаю и знать не хочу.

— А Там! Эти Господа спрашивают, где твоя комната.

Ама пришла в себя, и у неё прорезался голос:

— Что вы от меня хотите, Досточтимый Полицейский? Я ни в чем не виновата. Живу здесь на законных основаниях, у меня бумаги с прошлого года. Я ни в чем не виновата. Я человек законопослушный и цивилизованный и работала всю жи…

— Где твоя комната?

— Там, — показала хозяйка и добавила раздражающе визгливым голосом: — Где ещё может быть её комната? Конечно там, рядом с кухней! Совсем у этих заморских дьяволов соображения нету! Где ещё могут жить слуги? А ты, тварь старая! Навлекать беду на честных людей! Что она такое сотворила? Если овощи воровала, я тут ни при чем!

— А ну уймись, или мы сейчас отвезем тебя в Главное управление и судья точно решит, что тебя нужно держать под арестом! Уймись!

Мусорщица начала было ругаться, но прикусила язык.

— Ну так и что… — проговорил Армстронг.

Тут он заметил, что в комнату заглядывают с площадки несколько любопытных китайцев. Суперинтендент тоже уставился на них, а потом вдруг сделал шаг в их сторону. Зевак как ветром сдуло. Он закрыл дверь, скрывая удовольствие.

— Теперь спроси у обеих, что им известно про Вервольфов.

Хозяйка уставилась на У, разинув рот. А Там посерела ещё больше.

— Кому, мне? Про Вервольфов? Ничего! Почему я должна что-то знать об этих паршивых похитителях? Какое они имеют ко мне отношение? Ничего, абсолютно ничего!

— А тебе, А Там?

— Мне? Абсолютно ничего, — проворчала старуха. — Я уважаемая ама, выполняю свою работу, и больше ничего!

У перевел их ответы. Армстронг и Смит отметили, что переводит он аккуратно, быстро и без труда. И тот и другой хранили спокойствие, продолжая игру, которую им неоднократно приходилось вести раньше.

— Скажи, пусть рассказывает все как есть, и побыстрее, — сердито глянул на старуху Армстронг.

Он, как и Смит, не испытывал к А Там никакой неприязни. Просто им хотелось узнать правду и выяснить, кто скрывается за кличкой Вервольфы. Чем быстрее этих негодяев вздернут за убийство, тем лучше. Законопослушные граждане, в том числе и они сами, смогут наконец заниматься своими делами, зарабатывать деньги и весело проводить время — ходить на скачки или развлекаться с девочками. «Да, — думал Армстронг, — жаль старуху. Двадцать долларов против сломанной шляпной булавки, что эта мегера, госпожа мусорщица, не знает ничего. Но А Там знает больше, чем когда-нибудь нам расскажет».

— Мне нужна правда. Скажи ей! — распорядился он.

— Правда? Какая правда, Досточтимый Господин? Я старая женщина, и кем мне быть, кроме как…

Армстронг театрально поднял руку.

— Довольно! — Это был ещё один заранее согласованный сигнал. Очкарик У тут же перешел на нинтокский диалект, который, как ему было известно, кроме него с А Там, не понимал никто:

— Старшая Сестра, мой тебе добрый совет: говори быстро и ничего не скрывай. Мы уже все знаем!

А Там уставилась на него, разинув рот и обнаружив два последних кривых зуба.

— Что, Младший Брат? — пролепетала она, застигнутая врасплох, на том же диалекте. — Что ты хочешь от меня?

— Правду! Я все про тебя знаю!

Она всматривалась в него, но не могла признать.

— Какую правду? Я и знать-то тебя не знаю!

— Неужто не помнишь меня? На рынке, ты ещё курицу помогла мне купить. Потом мы с тобой чай пили. Вчера дело было. Припоминаешь? Ты говорила о Вервольфах, что они обещали тебе большое вознаграждение…

Все трое заметили промелькнувшую в глазах старухи искру понимания.

— Вервольфы? — запричитала она. — Да быть такого не может! Это был кто-то другой! Напраслину на меня возводишь. Скажи Благородным Господам! Я в глаза не видела…

— А ну уймись, ведьма старая! — резко оборвал её У и обругал, не стесняясь в выражениях. — Ты работала на У Тинтопа. Твою хозяйку звали Фан-лин. Она умерла три года назад. У них была аптека на перекрестке! Я прекрасно знаю это место!

— Неправда… неправда…

— Она говорит, что все это неправда, сэр.

— Прекрасно. Скажи, что мы отвезем её в участок. Там она заговорит.

А Там затряслась.

— Пытать? Станете пытать старую женщину? О-хо-хо…

— Когда должен снова прийти этот Вервольф? Сегодня днем?

— О-хо-хо… Не знаю я… Он сказал, что ещё встретится со мной, но так и не пришел, ворюга проклятый. Я ему ещё пять долларов одолжила, чтобы он мог добраться до дома и…

— Где он живет?

— А? Кто? Ох, он… он сказал, что приходится родней какому-то… Я не помню. Вроде он упоминал Норт-Пойнт… Не помню ничего…

Армстронг терпеливо задавал вопросы, но вскоре стало ясно: старуха мало что знает, хотя она уходила от ответа и врала все затейливей.

— Мы заберем её в любом случае, — объявил Армстронг.

Смит кивнул.

— Ты справишься, пока я пришлю пару ребят? Думаю, мне на самом деле пора возвращаться.

— Конечно. Спасибо.

Смит ушел. Армстронг велел У скомандовать обеим женщинам, чтобы сидели тихо, пока он проводит обыск. Те, перепуганные, повиновались. Он вышел на кухню и закрыл за собой дверь. А Там тут же дернула себя за длинную жидкую косичку.

— Младший Брат, — зашептала она, зная, что хозяйка не понимает нинтокского диалекта. — Я ни в чем не виновна. Только встретила этого молодого черта, как вот тебя. Я ничего дурного не совершила. Односельчане должны держаться вместе, хейя? Такому симпатичному парню, как ты, нужны деньги — на девочек или на жену. Ты женат, Досточтимый Младший Брат?

— Нет, Старшая Сестра, — вежливо ответил У, стараясь разговорить её, как ему было приказано.

Армстронг стоял в дверном проеме крохотной комнатушки А Там и в миллионный раз задавался вопросом, почему китайцы так плохо обращаются со слугами, почему те должны работать в таких нищенских, жутких условиях, верно служить всю жизнь взамен на жалкие подачки, не удостаиваясь в награду ни уважения, ни любви.

Он вспомнил, как задал этот вопрос своему наставнику. Старый полицейский сказал тогда: «Не знаю, парнишка. Думаю, это из-за того, что слуги становятся частью семьи. Обычно они нанимаются на всю жизнь. Их собственная семья становится частью хозяйской семьи. Слуга делается своим, и хаочу — преимуществ — в таком порядке вещей немало. Само собой разумеется, что слуги имеют определенный процент со всех денег, выделяемых на ведение хозяйства, со всех продуктов, всех напитков, всего, что требуется для уборки, и прочего. Неважно, у богатых они работают или у бедных. И конечно, все это происходит с полного ведома и одобрения хозяев, если не выбивается за привычные пределы. Иначе кто возьмется работать за такую мизерную плату, не имея возможности приварить на стороне?»

«Может, это и есть ответ на мой вопрос, — думал Армстронг. — Действительно, прежде чем взяться за работу, каждый китаец очень тщательно взвешивает все хату, и то, во что эти хату выливаются, всегда определяет решение».