Немой набат. 2018-2020 - Анатолий Самуилович Салуцкий

Ну, и соблазнили народ.

– Я бы не сказала, что народ соблазнился…

– А кто, дорогая Катерина Дмитриевна, Манежку толпами наполнял? Кто на русский манер кричал «Коммуняку на гиляку!»? Да, обезумели, а теперь сокрушаются. По Леваде, ныне уже семьдесят процентов – за Сталина.

– Я те времена помню, очень уж партию, советскую власть тогда кляли.

– Так вопрос-то в чём? Сегодня то же самое и, что поразительно, те же самые! – возбудился Виктор. – Потому не люблю этих шестидесятников, что их наследники опять ту же песню затянули. Вместо колбасы подставили права человека, только и всего. Снова вымыслы и двусмыслицы, снова неправдой соблазняют.

Катерина росла сиротой. Её отец, капитан третьего ранга, служил командиром дивизиона на линкоре «Новороссийск» и в 1955 году погиб при чудовищном взрыве на бывшем «Джулио Чезаре», отошедшем к нам по репарациям после войны. О загадках той жуткой катастрофы на севастопольском рейде рассказывала мама: то ли жахнула нетраленная донная фашистская мина, то ли диверсию устроили итальянские боевые пловцы с мини-подлодки – выяснилось, что в ту ночь по неизвестной причине сетевые ворота в бухту были распахнуты, а пеленгаторы шума отключены. Но об этом Катерина узнала позже, в лета юности, уже после отъезда из Севастополя. Жильё было служебным, и они перебрались в Москву, где в коммуналке жила овдовевшая ещё в войну отцова сестра. Две вдовы её и растили.

После школы она принимала телеграммы на почте и однажды в парке Горького случайно познакомилась с Серёжей, приехавшим из тульского Щёкино навестить родных.

Да, сейчас она почти счастлива. А почему почти…

Десять лет назад, одевшись потеплее, она намерилась с благочестием и боголюбием, с молитвой и просьбами приложиться к Поясу Пресвятой Богородицы, святыне, для поклонения доставленной в столицу аж с самого Афона. Очередь была невиданная, тянулась вдоль набережной Москвы-реки от храма Христа Спасителя до Крымского моста. И за восемь часов терпения, кто двигался рядом, перезнакомились; как и до́лжно в очередях за божьей помощью, излили друг другу душу. Катерина сошлась в беседе с дородной женщиной её возраста, приехавшей из Коломны, по рассказам, много на своём веку повидавшей и претерпевшей, сильно верующей, о страждущих страждавшей. Полная, в сером пуховом платке, пущенном поверх пальто, она переступала утицей, с перевальцем, и было что-то очень прочное в её облике. Звали попутчицу Нина, говорила она, что казачьей породы и что в их роду замечена удивительная повторяемость судеб.

– Мы, считай, заране знаем, у кого как жизнь сложится, так уж повелось. Но вообще-то, если кругом на людей посмотреть, это часто бывает. Особенно у нас, у баб. Вот, допустим, разведёнка одна воспитывает дочь, а потом, глядишь, всё у дочери в точь повторяется.

Сколько таких случаев!

Помнится, Катерина примерила примету на себя: сама она одиночка, а теперь – как бы и Вера не осталась без пары. Мелькнула мысль и тут же ушла, её заслонили другие рассказы попутчицы. Но потом, уже после Пояса Богородицы, к которому из-за громадной очереди не велено было прикладываться, дозволяли только рукой касаться, – Катерина, правда, и перекреститься трикраты успела, – она снова вспомнила разговор с Ниной и ужаснулась. С другой стороны поглядела: у её мамы муж в расцвете лет трагически погиб, оставив её с малым дитём, у неё Серёжа погиб трагически, сделав матерью-одиночкой… Господи, неужто и Вере такая судьба уготована?

С тех пор эта тайная тревога жила в Катерине постоянно, ничуть не умалившись после замужества Веры, а наоборот, даже усилившись. И ставя свечку перед иконой святителя Николая Чудотворца в храме Христа Спасителя, она просила об избавлении дочери от повторения своей судьбы, с шевелением губ произнося услышанное ещё от мамы: «Николай Угодник, Божий помощник, ты и в поле, ты и в доме, в пути и в дороге, на небесах и на земле, заступись за дочь мою Веру, сохрани её от всякого зла и приворотов и даруй ей здоровья». Но где-то в глубине сознания по-прежнему шевелилась тоскливая мысль о бесовском наваждении: два женских поколения, и судьбы – одна в одну, неужели заклятье?

Ушедшая в переживания, услышала тихий голос:

– Горячую молитву хорошо бы акафистом сопроводить.

Рядом стоял священник, словно сошедший с благообразного лубка: аккуратная седая борода, приветливое лицо, мягкая полуулыбка.

Катерина растерялась от неожиданности, искренне ответила:

– Да я, батюшка, акафистов-то и не знаю. Верую глубоко, но текстам богослужебным не обучена.

– Это поправимо. Вы раба божия… – Катерина, Катерина, – поторопилась она.

Он повернулся к иконе и внятно, без излишней скороговорки прочитал акафист Николаю Чудотворцу с икосом «Радуйся». Потом сказал:

– Для полноты моления Николаю Чудотворцу, «скорому помощнику», хорошо бы сорокадневный акафист заказать.

Очень уж понравился Катерине этот аккуратненький, приветливый старенький священник, впечатлилась она чудесным звучанием его слов, сразу поверила, что они скорее до Господа дойдут. Спросила, как записочку с сокровенной просьбой передать, посоветовалась от незнания, сколько за сорокоуст на храм пожертвовать.

Но он ответил:

– Нет, нет, уважаемая. Я не здешний, к другому приходу приписан, другую архиерейскую длань приближен лобзать. Но как заштатный клирик, пользуясь свободой от череды, от графика литургического, имею возможность для душевной радости посещать выдающиеся храмы.

Пока они медленно шли к выходу, батюшка рассказал, что по возрасту и ослаблению здоровья его почислили за штат, но – с правом служения по мере старческих сил. Обычно приглашают по воскресеньям, чтобы после литургии приходский чай для мирян душеспасительной беседой услаждать, – церковный староста очень уж упрашивает, приход-то у нас не «хлебный».

На пороге храма он слегка преклонил голову, намереваясь распрощаться, но Катерине, которая впервые в жизни вот так, напрямую, глаза в глаза, общалась с лицом священного сана, понравилась его складная речь, и она деликатно предложила:

– Батюшка, если вы располагаете временем, может быть, мы побеседуем во-он на той скамеечке, в тенёчке. Очень хотелось бы вас послушать.

У Православия в России женское лицо, слева в церквах молящихся всегда больше. На службах го́ловы, повязанные платками, чаще, чем непокрытые. «Во вся дни жизни своя» глубокая вера помогает женщинам излечивать духовные недомогания, навеянные правилами мира сего, от которых в повседневности они страдают больше, нежели мужчины. На их долю выпадает отмаливать мужние грехи, проступки детей. Слово пастыря рождает в их сердцах особо сильный эмоциональный отклик. И Катерина, чьи неусыпные тревоги обострила всеобщая карантинная замкнутость, искренне возрадовалась возможности исповедаться отцу Симеону – так он назвал себя, – о своих душевных расстройствах и терзаниях.

Но церковный народ знает: человек предполагает, а Бог располагает