Волк среди волков - Ханс Фаллада

Дойдя до угла, он видит, что принял за каску шуцмана блестящий медный таз, висящий над парикмахерской. Ротмистр задумчиво поглаживает свой подбородок: щетина поскрипывает. Нынче утром ему некогда было побриться, и он входит в парикмахерскую.

Она обставлена иначе, чем ожидал ротмистр: несколько столов и стульев, ни одного зеркала. Но ротмистр и этому рад, он с удовольствием посидит. Подперев голову руками, он тотчас же снова погружается в мутный поток пьяных видений.

Спустя некоторое время он замечает, что кто-то положил ему руку на плечо. Ротмистр поднимает глаза и говорит заплетающимся языком, глядя в бледное молодое лицо:

- Будьте добры, побрейте меня.

Позади раздается взрыв смеха. Ротмистр собирается рассердиться: над ним, что ли, смеются? Он оборачивается.

Молодой человек говорит дружелюбно:

- Немножко клюкнули, господин граф! Побриться хотите? Это уж потом. Пока что вы в трактире!

- Побреем вас за милую душу! - кричит наглый голос позади ротмистра. И даже пострижем!

- Помолчи! - шипит бледный. - Господин граф, не слушайте вы его, у него не все дома. Не хотите ли чего-нибудь выпить?

- Портвейну, - бормочет ротмистр.

- Ну разумеется, портвейну! Да только беда в том, что портвейну здесь нет. Зато водка - первый сорт! Можно заказать и для себя? И для приятеля тоже? Вот и хорошо! Мы тут в своей компании. Хозяин, Август, три больших стакана, да живо ставь бутылку на стол. Граф нас приглашает - не правда ли, вы приглашаете нас, граф?

Ротмистр, клюя носом, сидит между ними. Иногда он вздрагивает, его обуревает жажда деятельности. Надо найти автомобиль!

Но парни успокаивают его. Они тотчас же пойдут вместе с ним искать машину, только сначала надо пропустить еще стаканчик - здесь водка что надо, не правда ли, граф?

Ротмистр фон Праквиц снова валится на стул.

Когда кельнер в "Золотом шлеме" заметил исчезновение ротмистра, он не сразу забеспокоился. Должно быть, пошел в уборную, думает он, продолжая обслуживать клиентов. Попозже он заглянет туда; такие захмелевшие часто засыпают в уборной. Вреда тут нет, по крайней мере, они в надежном убежище.

Кельнер проворно подает блюдо за блюдом. Он бегает взад и вперед, тащит подносы, приносит пиво, пишет счета - несмотря на отсутствие офицеров, дела идут отлично. У них уже побывало свыше шестидесяти человек - почти все приходят в одиночку, надо думать, приехали из деревни разнюхать, что, собственно, ожидается на завтра. Может быть, не поздно присоединиться?

В это время приходит врач. Его отсылают на второй этаж. В постели лежит молодая девушка, она кричит через короткие промежутки надрывным звериным криком, закрыв глаза, мотая головой вправо и влево. Горничная, сидящая у кровати, ничего не может объяснить доктору, она не знает, кто эта больная, что ее мучает, сейчас она позовет хозяйку.

Доктор стоит один у постели больной. Он ждет с минуту, но все остается по-прежнему: больная кричит, никто не приходит. Чтобы не сидеть без дела, доктор щупает пульс. Затем он обращается к больной, спрашивает, что у нее болит, что с ней случилось. Больная не слышит. Тогда он пробует крикнуть на нее, велит ей замолчать, но она не реагирует, она его не слышит. Он придерживает голову, голова неподвижно лежит в его руках, но как только он ее выпускает, она опять начинает качаться, снова раздается крик.

Доктор пожимает плечами. Он стоит в ожидании у окна, глядя на серое небо. Невеселый вид, невеселые крики, к тому же доктор голоден после трудного утра. Он находит, что хозяйке пора бы прийти.

Но вот и она, ей никак нельзя было вырваться из кухни, да и сейчас она очень торопится.

- Слава богу, доктор, что вы наконец пришли! Что же с девочкой?

Это именно и хотелось бы знать доктору.

- А тут еще и отец исчез. Ротмистр фон Праквиц, из Нейлоэ, знаете, зять старого скряги Тешова. Выпил три бутылки портвейна, побежал пьяный на улицу, в дождь, без шапки и без пальто. Я уже велела его разыскать. Чего только не бывает! Есть дни, когда все на тебя валится! Что делать с девочкой? Мать едет сюда в машине, через час-другой она, пожалуй, уже будет здесь!

- Что же случилось с фройляйн?

Хозяйка сама хорошенько не знает, она зовет кельнера.

- У меня все идет вверх дном, надо же этому случиться как раз сегодня, когда у нас так много народу!

Но кельнер только и может сказать, что было объяснение с молодым человеком.

- Ага, любовная история, - говорит доктор. - Может быть, тяжелый нервный шок. Я сейчас дам больной снотворное, а когда приедет мать, еще забегу...

- Да, сделайте, чтобы она заснула, господин доктор! Сил нет слушать этот крик, не могу же я на все время посадить кого-нибудь у ее постели, у нас тут своя работа. Здесь же не больница...

Доктор молча слушает, должно быть, он раз сто на дню слышит подобные вещи. Он всегда удивляется, как это люди не устают рассказывать врачу, что как раз сегодня у них нет времени возиться с больными, что болезнь непрошеная гостья. Каждый наново растолковывает это врачу.

Доктор набирает в шприц легкое снотворное. Он вонзает иглу в руку, больная вздрагивает, на минуту крик прерывается.

В раздумье стоит врач, он еще не нажал на поршень шприца. Это вздрагиванье, этот перерыв, - не похоже на тяжелый нервный шок. Она должна быть нечувствительна к легкому уколу - однако она его ощутила! Значит, она в сознании и только симулирует беспамятство.

Врач, стоящий у изголовья Виолеты фон Праквиц, не новичок в своем деле. Это пожилой человек, он уже не огорчается, если его пациенты хитрят. Столько людей прошло через его руки - о люди, люди! У него уже нет поползновений учить, воспитывать, наставлять. Если эта девушка из хорошей семьи, это цветущее юное создание, кричит, если она ищет спасения в болезни и беспамятстве, то, должно быть, ею владеет панический страх перед какой-то бедой. Может быть, только перед тягостным объяснением, может быть, перед чем-то худшим. Доктору известно, как жадно ищут нирваны люди, охваченные страхом перед зловещими угрозами жизни, и ему известно также, что глубокий, без сновидений, несущий полное забвение сон иногда дает силу вынести то, что казалось невыносимым.

Тихо вытаскивает доктор иглу из шприца. Он хотел подарить девушке два-три часа покоя, но лучше дать ей долгий глубокий сон. Отдохни, отдали злой час!

Он приготовляет другой, более сильный шприц. Еще прежде, чем весь раствор попал в руку, крик прекращается. Виолета фон Праквиц поворачивает голову, ее тело вытягивается, она кладет одну руку под щеку, засыпает.

Уже без малого половина первого.

- Так, - говорит доктор хозяйке. - Теперь она будет крепко спать десять - двенадцать часов подряд. Стало быть, когда приедет мать, позвоните мне.

Он уходит.

Скоро будет час.

Часа через два приезжает Фингер с фрау фон Праквиц. Уже пробило три. Обеденное время прошло, хозяйка освободилась, да и кельнер не так занят.

Многое пришлось выслушать фрау Эве - о незнакомом молодом человеке, о выплеснутом стакане портвейна, о ссоре. "Фриц, ах Фриц!" - крикнула ее дочь, а теперь она крепко спит, супруг же ее немножко выпил натощак, он ушел и еще не вернулся. Нет, он не сказал, куда идет. Доктор предполагает, что это нервный шок, ему сейчас позвонят... Да, шляпа и пальто остались на вешалке, он ушел добрых два часа тому назад, не заглянул ли он к кому-нибудь из знакомых?

Все это фрау фон Праквиц узнает по частям, но составить себе всю картину в целом она не может. Фрау Эва энергичный человек, ее семья попала в беду, муж, пьяный, блуждает под дождем, дочери грозит какая-то неведомая опасность, она спит глубоким сном. Матери хотелось бы что-нибудь сделать, изменить, исправить. Но приходится сложа руки сидеть возле постели и поджидать врача, который, разумеется, тоже ничего не придумает.

Она стоит у окна, она смотрит на унылый, мокрый от дождя двор гостиницы, матово блестят толевые крыши. Работник смазывает колеса багажной тележки. Бесконечно медленно, с паузами после каждого движения, снимает он колесо с оси, прислоняет его к стене. Достает жестянку с колесной мазью, ставит ее возле оси, глядит на ось. Затем берет щепку, достает ею немного мази, глядит на нее и медленно начинает мазать.

"И вот на что мы растрачиваем нашу жизнь, - с горечью думает Эва. Значит, все-таки любовная история - "Фриц, ах Фриц!". Я была права. Но какая мне польза от того, что я была права, а главное, какая от этого польза ей".

Фрау Эва оборачивается, смотрит на спящую. Ее охватывает бурное нетерпение. Ей хотелось бы схватить за плечи недвижимую дочь, растрясти ее, расспросить, посоветовать, помочь, что-нибудь сделать! Но по бледным вискам, по глубокому, несколько хриплому дыханию она чувствует, что трясти ее было бы бесполезно, что Виолета ускользнула от порывов ее энергии, ее нетерпения, точно так же, как ускользнул от них единственный человек, который мог бы ей объяснить, что произошло, - Ахим.