Лунная Ведьма, Король-Паук - Марлон Джеймс

человек-змея, выскользнув из хватки, падает наземь. Следопыт, гибко качнувшись, обратным отскоком запрыгивает на ступеньку.

– Тварь! – вскрикивает он в следующую секунду; причиной тому Нсака с ее прихватками. Прыгнув спиной назад, он попадает как раз под нож, который она прижимает ему к горлу.

– Не думай, что я не зарежу кутенка, – говорит она.

– А вот я сейчас вырвусь и схвачу тебя за ку, – ощеренно сипит Следопыт.

– Попробуй. Я с тобой быстро поквитаюсь: чик, и мой нож уже у твоих яичек, так что замолкни.

– В следующий раз после соития с ним хотя бы помойся, – дерзит ей он.

– Мужелюбу вроде тебя нюхать женскую ку, наверное, за сладость? – издевается Нсака, а на его лице изумление сменяется яростью.

В это мгновение перед ее лбом вжикает стрела. Несколькими ступенями ниже там стоит какой-то молодец, уже опять с натянутым луком. Ну всё, с меня довольно. Ветер – не ветер – обрушивается на лестничную площадку словно взрывная волна и сметает всех, прижав над полом к стенке. Я прохожу мимо рычащего Леопарда, взбешенного Следопыта, нахмуренного стрелка, хохочущего Найки и Не Вампи, которая вопит, чтобы я прекратила. В эту секунду меня касается что-то настолько глыбисто-тяжелое, что прогибается плечо. Впечатление такое, будто на меня упал столб, но это оказывается О’го. Я отвлекаюсь, и мой ветер – не ветер – дружно всех роняет. Следопыт рычит от злости.

– О, так вы меж собой знакомы? – спрашивает Бунши, а я вспоминаю, сколько раз мне хотелось дать ей затрещину.

– Они, по-твоему, найдут того мальчика? – спрашиваю я.

– Вы двое знаете друг друга? – повторяет Бунши, меня будто не слыша.

– Черная госпожа, ты разве не слышала? – отвечает ей Найка. – Мы старые друзья. Ближе чем любовники, после того как я шесть лун делил с ним ложе. А оно всё побоку, да, Следопыт? Я когда-нибудь говорил тебе, что разочарован?

– Кто этот человек? – спрашивает Леопард.

– Леопард, он тебе про меня не рассказывал? А вот мне про тебя весьма многое.

– Этот паскудный шакалий выблядок – срамное ничтожество, хоть некоторые и кличут его Найкой, – горько говорит Следопыт, свои слова подтверждая рассказом, как сучий потрох просто так, потехи ради, продал его бултунджи.

– Они лишили меня глаза! – восклицает он.

– Зато теперь у тебя есть кое-что получше, – склабится Найка. Его ухмылки начинают меня утомлять.

– Ты оставил меня им на убийство!

– А ты, глянь-ка, по-прежнему жив. Я тогда поступил порядочней, чем обошелся ты с их сестрами. Мой брат предпочитает умалчивать, как он однажды убил пятерых из выводка, причем двое были совсем еще несмышленыши. И всё это ради забавы!

– Ты сам еще то дерьмо.

– Не такое, чтобы убивать детенышей

– Я поклялся всеми гребаными богами, каких только знаю, что, когда увижу тебя вновь, непременно убью.

– Этот день точно не сегодня, – встревает Нсака.

– Что-то воссоединение у нас проходит не совсем гладко, – вздыхаю я.

– Ты это делал даже не за золото или серебро, – корит Следопыт.

– Ты так же глуп, как был. Думаешь, я этим занимаюсь ради денег? – говорит Найка.

– Убирайся прочь, или, клянусь, мне будет всё равно, кого убить, чтоб дотянуться до тебя!

– Вместо него уйдешь ты, а Леопард пускай остается, – говорю я, но, судя по виду, кошак меня ослушается. Так и есть.

– Если он уйдет, уйду и я, – говорит он.

– Так уходите оба! – кричит на них Бунши, но крик срывается в визг. Ах как мне сейчас хочется влепить ей пощечину! Следопыт, Леопард и лучник уходят.

Я просыпаюсь, а Малакал весь черно-золотой. Золота столько, что вначале кажется, будто солнце взошло чуть ниже или светит в два раза ярче. Но когда я смотрю в окно, то вот оно – украшает каждую крышу, каждую арку, каждый дверной проем, столб и флагшток – нити черно-золотых полос; цвета, говорящие о богатстве Северной империи и могуществе ее правителя Кваша Дары. Окна с узорами из сусального золота, растения с гроздьями золотых колец, и, что примечательно, никто их не крадет. Малакал никогда не был царством, где просыпаются рано, но день здесь начат без меня. Слегка озадачивает то, как проведена вся эта подготовка, ведь еще вчера или накануне ничего подобного вокруг не было. А тут знамена на стенах, короны на головах, пояса на женщинах, мантии на мужчинах, даже дорожка для королевской процессии, отороченная золотыми копьями, – всё это кто-то осуществил за одну ночь.

В памяти воскресает образ женщины Ньимним, которая восстанавливала фрагменты моего прошлого, пусть и не все, утверждая, что ни наука, ни исчисления, ни чары не обладают такою силой. Но есть одно воспоминание, настолько свежее, реальное и явственное, что я его буквально обоняю. К Малакалу приближается Кваш Дара. Кваш Дара, король-паук, со своими дополнительными четырьмя конечностями впереди себя. Некоторые язвы заживают, другие гноятся. Заточенная кромка ножа становится все острей, а впереди еще два дня, прежде чем мы покинем это место. Я выхожу из своей комнаты, но мне кажется, будто она сама выталкивает меня вон. Гляньте, как я иду по сложным перепутьям Малакала, через крутой подъем к крутому спуску, чтобы свернуть за угол и прошмыгнуть через тупик. Один черно-золотой флаг направляет меня к следующему, одна золотая лента ведет меня к другой такой же, одна женщина с черно-золотой грудью сменяется второй, вторая третьей, и так дальше и дальше, пока я не достигаю дворца главного вождя Малакала.

– Он остановится здесь? – спрашиваю я женщину, чье лицо разделено пополам, на черное и золотое.

– А ты бы определила Короля в какое-то другое место? – спрашивает она и выпархивает прочь.

– Они прибудут через два дня, – говорит на мой вопрос другая женщина.

Насколько я знаю Бунши, она всю ночь провела, убеждая Волчий Глаз присоединиться к поискам. Женщина, которая не чувствует себя в безопасности, если у руля не стоит мужчина, – постулат, который я перестаю оспаривать, когда кто-то однажды спрашивает, а кто же тот Лунный Колдун, что направляет Ведьму. Вечно зашоренная, эта особа, до одержимости. Видит только то, чего хочет, и в упор не замечает того, чего не желает, даже если оно у нее перед глазами.

Вот уже две ночи я сижу у себя в комнате и извожусь. Будь проклят этот огненно-рыжий за то, что делает мои раны столь свежими! Прошлым вечером навестить меня приходит Нсака Не Вампи и стоит под дверью долго, но уходит, когда я не открываю на стук. А я тем временем оттачиваю свою ярость в грезах, представляя, что тыльная сторона моей ладони – это лезвие, отрубающее Аеси шею,