Вторая мировая война - Анатолий Уткин

России приходилось рассчитывать на себя, западные союзники не открыли в 1942 году обещанный «второй фронт» и надежда на отвлечение 40 германских дивизий не оправдалась. Из общего числа в 333 дивизий и 16 бригад 258 дивизий сражались на Восточном фронте Германии против СССР (из них 66 дивизий союзников). Пятимиллионная германская армия стояла в наших пределах, владея едва ли не половиной европейской территории страны.

Но противостоящая ей Красная Армия вышла из нижайшей точки и начала набирать естественную силу. В ее рядах насчитывалось уже 6124 тысяч человек, ее артиллерия насчитывала 77734 орудия и миномета, ее танковая мощь — 6956 танков, ее авиация — 3254 самолета. На своем германском фронте Москва выставила 391 дивизию (из них 247 стрелковых), 15 танковых и механизированных корпусов. В резерве Ставки, прямо обращенном к Сталинграду, стояли 25 дивизий. К участию в операции «Уран» было привлечено 60 процентов всей танковой мощи Красной Армии. Каждый день по железнодорожному полотну новой железной дороги Саратов — Астрахань проходило полторы тысячи вагонов. Нацию лучших в мире железнодорожников обошли в их собственном ремесле.

Особенностью подготавливаемой операции была ее исключительная засекреченность. По оценкам германской разведки, Красная Армия за летний период 1942 года сформировала пять новых танковых армий (армия примерно равна германскому танковому корпусу) и пятнадцать танковых корпусов (каждый равен германской дивизии). Это была огромная недооценка бронетанковой мощи Красной Армии. И Москва тщательно берегла подлинные цифры. Даже немцы признавали искусство советских войск в маскировке. Переговоры танкистов по рациям были сведены к абсолютному минимуму. Приказания отдавались в устной форме и непосредственному лицу. Имитация активности на центральном фронте была более чем правдоподобной. Участники операции совершали свои марши по ночам, а днем тщательно прятались в убежищах. Только для того, чтобы обмануть пилотов люфтваффе, через Дон были построены семнадцать мостов, из которых лишь пять были подлинными — по ним-то и переправлялись к своим боевым позициям 5-я танковая армия и 4-й танковый корпус, не говоря уже о стрелковых и кавалерийских дивизиях. На боевые позиции южнее Сталинграда через Волгу были переброшены 160 тысяч солдат, 430 танков, 550 орудий, 14 тысяч автомобилей, более 10 тысяч лошадей.

7 ноября 1942 года Сталин выступил в Москве на собрании, посвященном годовщине Октябрьской революции. Прошло семнадцать месяцев страшной войны на уничтожение, обе стороны потеряли миллионы солдат. Сталин говорил о восьми миллионах убитых немцев. Но присутствующим более всего запомнились его слова о том, что «будет и на нашей улице праздник». До этого праздника было еще очень далеко. Страна жила в страшном напряжении, она ковала оружие, учила военному делу вчерашних детей, бросила лучших своих защитников к волжской твердыне.

Немцы достаточно внимательно изучали речь Сталина, посвященную годовщине Октябрьской революции. Обратили внимание на горькие сетования в адрес изменивших решения западных союзников, отказавшихся от обещания открыть второй фронт в 1942 году. Британская армия «воюет только с четырьмя — да, четырьмя германскими и одиннадцатью итальянскими дивизиями» в Ливии. Главной целью немцев в 1942 году была Москва, для этого — для отвлечения войск от Москвы они стремились оттянуть советские силы на юг. Попытка поймать двух зайцев сразу — и Москву и нефть — привела к тому, что немцы сконцентрированы у Орла и Сталинграда. Успехи немцев на юге связаны с отсутствием второго фронта. Это был жесткий язык, но разве западные союзники не нарушили данного слова?

Между тем западные партнеры начинают сомневаться в жизнестойкости своего восточного союзника. 6 ноября 1942 года в докладе разведывательной службы президенту США за номером 48 констатируется: «Красная Армия оказалась неспособной выбить захватчиков из города (Сталинграда. — А.У.), и нацисты получают выигрыш, упорно продвигаясь к грозненским нефтяными месторождениям». Напрасны ли жертвы России? Газета «Нью-Йорк таймс» писала в эти дни: «Американцы могут бросить взгляд на спокойные улочки своих городов и попытаться представить их в условиях страшных разрушений, которые обрушились на Сталинград. Они могут взглянуть на своих соседей и представить себе мужчин и женщин Сталинграда, сражающихся за каждую пядь земли пригородных улиц… Сталин убивает тех, кто убивал бы американцев». Вице-президент Уоллес: «Сталинград — это первая линия обороны Чикаго».

А сами союзники, как они воспользовались тем, что ношу 1942 года нес прежде всего Советский Союз?

В начале ноября 1942 года, после трех лет поражений и отступлений, английская армия наконец добилась успеха в решающей битве в египетской пустыне у Эль-Аламейна. Впервые с того времени как Черчилль стал премьер-министром, он получил поздравления по поводу победы. Генерал Александер телеграфировал из Западной пустыни: «Пусть звонят колокола, число захваченных военнопленных превышает 20 тысяч, танков 350, орудий 400, несколько тысяч грузовиков». Разумеется, это были значительные успехи, хотя при любом сопоставлении этих цифр с теми гигантскими массами войск и техники, которые были введены в боевые действия на восточном фронте, — это была просто незначительная операция и этого не мог отрицать никто, в том числе и Черчилль.

По приказу Черчилля в Англии действительно ударили во все колокола. Но премьер-министр призвал трезво оценить ситуацию: «Война будет длиться еще долго, пока мы не разобьем Германию. Нам потребуется затем еще два года, чтобы разбить Японию. Мы будем держаться вместе в Америкой до тех пор, пока не установим мир в Европе и, если я все еще буду жив, я поведу всех на битву в Тихом океане». Отметим «держаться с Америкой». А ведь не Америка крушила 6-ю армию Паулюса, которая в свое время предназначалась быть авангардом высадки вермахта на Британских островах. Да и Японию поразить можно было только лишив ее континентального плацдарма, а это значит, что только Советский Союз мог нейтрализовать огромную армию японцев в Китае.

Успешная высадка англо-американцев в Северной Африке позволила Черчиллю уже 9 ноября 1942 г. заявить, что возникает «в целом новая ситуация, целый ряд новых возможностей для наступления против Гитлера в 1943 году». Он предполагал подготовку к вторжению в Западной Европе и нанесение ударов по Италии. Эти операции он хотел провести в сочетании с «различными формами давления» на Турцию, чтобы заставить ее вступить в войну, а также «взаимодействовать в наземных операциях с русскими на Балканах».

Именно в эти дни Черчилль провозгласил главную цель своей дипломатии. Выступая 10 ноября в Мэншн-хаузе, Черчилль сказал: «Британия начала войну не для территориальной экспансии, но мы удержим все то, что принадлежит нам. И я стал первым министром не для того, чтобы председательствовать при ликвидации Британской империи». Намеком на то, как он реализует это свое обещание сохранить империю, было упоминание в речи о «новых связующих звеньях англоговорящих народов». Тогда же Черчилль сказал, что «это еще не конец, даже не начало конца, но это определенно конец начала». В определенном смысле это был и конец героического периода, блестяще сыгранного мастером. В серых буднях грядущего от него уже зависело все меньше и меньше. Старые доблести мужества и веры уступали место потоку индустрии, массе войск, тем макровеличинам, в которых Британия уступала с каждым годом.

Тем временем «Энигма» давала Черчиллю бесценную возможность следить за стратегическим планированием германского командования как на Западе, так и на Востоке. В начале ноября стало ясно, что немцы, хотя они и захватили Владикавказ, не в состоянии достичь Каспийского моря или захватить Баку. Черчилль облегченно вздохнул: опасность англичанам на Ближнем Востоке уменьшалась.

Но не успела отойти на второй план одна забота, как стала возникать новая — капитальная, терзавшая Черчилля до конца войны. О дальних подходах к этой проблеме мы читаем в «невинных» по виду документах. Так, в эти дни сын премьера Рэндольф беседовал с прежним министром иностранных дел Франции Фланденом и изложил свои соображения отцу: «Мы должны атаковать Европу через Италию и Балканы. Чрезвычайно существенно, чтобы британские и американские войска достигли Вены, Бухареста и Будапешта до того, как туда придут русские». От Волги до Дуная лежали тысячи километров, на этих просторах располагались еще самые дееспособные силы вермахта, но в Лондоне уже задумались над судьбой Восточной Европы.

В это же время Черчилль размышляет над своей политикой в Азии. Он всегда считал Чан Кайши слабым правителем и в конечном счете союзником Рузвельта, а не собственным союзником. Когда Чан Кайши попросил присылки 7 британских дивизий для «помощи в возвращении Бирмы», Черчилль сообщил Рузвельту, что операции в Северной Африке и оборона Индии не позволяют помочь китайцам.