Пушка Ньютона. Исчисление ангелов - Грегори Киз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Адриана высвободилась из рук Эркюля и, пошатываясь, направилась к Креси.
– Зачем он им? – задыхалась она. – Куда они его унесли?
– Я не знаю. Я почувствовала их, когда они уже удалялись.
– Ты же была одной из них! – Она ударила Креси по лицу с такой силой, что у той остался на лице красный отпечаток. – Что ты хочешь сделать с моим сыном, Креси?
Адриана осознавала, что голос ее срывается на истерический вопль, и в то же самое время ей казалось, что голос принадлежит не ей, а доносится словно откуда-то издалека.
В глазах Креси отразилась боль, но она лишь тихо покачала головой в ответ. Адриана ударила ее еще раз, затем еще раз и еще, она уже била Креси кулаками, а та стояла и даже не защищалась. На губах у нее появилась кровь, и в красный цвет окрасились руки Адрианы. Она остановилась, рыдая, и упала на грудь Креси.
– Креси… – бормотала она.
Впервые они плакали вместе, обнявшись, чувствуя солоноватый вкус крови и слез.
Красные Мокасины стоял у борта «Скипетра» и наблюдал, как солнце медленно погружается в воду, и он почувствовал, что больше не боится ни Венеции, ни бездны.
– Да, хорошее это дело – домой возвращаться, – произнес стоявший рядом Таг.
– Да, хорошее, – поддакнул Красные Мокасины.
– Что делать там будешь? – спросил Таг.
– Вернусь к своему народу. Расскажу обо всем, что я увидел. – Он улыбнулся, глядя на огромного роста пирата. – Если хочешь, пойдем со мной. Посмотришь, какие красивые женщины у народа чоктау.
– Так я и не против, – сказал Таг.
– Ну и что же ты видел? – спросил подошедший Нейрн.
Красные Мокасины улыбнулся белому человеку.
– Даже и не знаю толком, – честно признался он. – Но я знаю одно: наши народы идут в будущее вместе, нравится нам это или нет, но это так. Я вижу, как тесно переплетены наши судьбы.
– Это правда?
Красные Мокасины кивнул:
– Я знаю, о чем вы подумали. Вы боитесь, что мой народ может сбросить вас назад в море. И время для этого самое подходящее. Кто пошлет войска защищать вас? Англия? Франция? Испания? Но я не верю, что такое может произойти.
Нейрн мрачно кивнул.
– Я буду делать все, чтобы этого не случилось, – продолжал Красные Мокасины.
– Почему?
– А это как в истории о колчане стрел. Одну стрелу очень легко переломить пополам. А колчан со стрелами нет. – Он устремил взор вдаль, к горизонту. – Если я не ошибаюсь, то нам потребуется каждая стрела в отдельности, чтобы достойно встретить то, что нас ожидает.
И словно в подтверждение его слов, в тени, которую он отбрасывал, зашевелилось что-то ужасное.
Бен в компании Карла и Роберта пил кофе в комнате, залитой солнечным светом и сладко пахнущей медом. Король разливал кофе левой рукой, правая, которой он во время боя схватил лезвие обнаженного меча, была забинтована.
– Ну, мой славный капитан Фриск, какие планы вас обуревают? – спросил Бен.
Карл пожал плечами.
– Я солдат, – бросил он. – И я поклялся никогда не отворачиваться от какой бы то ни было войны.
– Из этого следует, что вы последуете за русским царем в его заснеженную страну?
Карл поднял свою чашку.
– Я не отворачиваюсь от войны, но сейчас мне нужно немного отдохнуть. Я дал некоторые обещания Венеции, и я должен хранить верность своему слову.
– Вы останетесь здесь и будете править как король?
Карл резко, но весело засмеялся.
– В Венеции не будет никаких королей, – сказал он. – Король Венеции не нужен. Янычары правят посредством совета и не питают доверия к сильным одиночкам, и венецианцы от них по духу ничем не отличаются. Почти тысячелетие Венеция была республикой, таковой она, я думаю, и останется на века.
– Именно об этом я и говорил, ваше величество, – воскликнул Бен, – когда утверждал, что время королей миновало. Пришло время людям самим вершить свою судьбу.
– Да, и мы пообещали друг другу когда-нибудь вновь вернуться к этому разговору, не так ли? – сказал Карл. – Но я не хочу спорить с философом. Возможно, вы и правы. Но весь опыт моей жизни учит: человек не верит в себя. Это заставляет сильного принять на себя ответственность за судьбы народов, равно как и хулу за все деяния, что он творит на общее благо людей. И мало таких, кто готов к подобной ответственности. Вот почему люди предпочитают иметь над собой королей – даже таких сумасшедших, как я, – им нужно, чтобы кто-то принимал за них решения. Не короли должны измениться, Бенджамин, – сами люди.
– Но вы же не станете упускать возможности стать королем?
– А я и есть король, – вежливо, но довольно жестко бросил Карл и поставил чашку на стол. – А вы, Бенджамин? Вы останетесь здесь как фаворит короля? Здесь еще много дел!
– Простите, капитан Фриск, но борьба ведется повсюду. И у человечества есть враг пострашнее, нежели русский царь или турецкий султан. В лице сэра Исаака – несмотря на все его недостатки – мы потеряли нашего самого лучшего защитника в борьбе с этим врагом. Я должен дойти до предела, где он остановился, а затем пойти дальше.
– А вам известен тот предел, где он остановился?
Бен покачал головой:
– Нет, но у меня есть все его записи. Хотя могут уйти годы, прежде чем я пойму все, что там написано. – Бен опустил голову. – Я ему неровня, и мне жаль, что только его смерть заставила меня ясно это осознать.
– Вот даже как, – проворчал Роберт, – он ему неровня! Да ты превосходишь его по всем статьям. У тебя есть сердце, а у него…
Бен, все так же глядя в пол, перебил его:
– Он вернулся за мной, Робин. Он вернулся, потому что я был ему дорог. И это возвращение стоило ему жизни. И он умер, не услышав от меня слов благодарности.
– Он спас нас всех, – сказал Карл. – Вы должны гордиться им.
– Я горжусь, – сказал Бен. – Но мне страшно идти его путем.
– Страх – наш главный учитель, – произнес Карл.
– Ну, тогда вы, капитан Фриск, никогда и ничему не научитесь, – сказал Роберт, и они все трое весело засмеялись.
В окно широким потоком лил солнечный свет, и Бен ощутил острое чувство полноты жизни, упоенность победой, и к нему вернулась надежда, она ослепляла, подобно солнцу.
14
Николас
Нико смеялся окружающей его темноте и махал ручкой звездам. Раньше его пугали шум, странный свет и тревожный голос мамы. Но потом у него появился друг, он приходил и качал его колыбельку, и тогда малыш засыпал, и ему снились сладкие сны.
И в этих снах небо приветствовало его тысячами забавных огоньков. Они напоминали ему, как мама показывала на эти огоньки и произносила слова, такие странные слова, они гудели и жужжали в его голове и совсем не были похожи на настоящие, те, что звучали у него внутри, или те, какими разговаривал с ним его друг.
Мама куда-то уходила, и он надеялся, что она скоро вернется, он скучал по ней. Потом она стала отлучаться очень часто, и вначале он очень расстраивался. Ему было неуютно с другими людьми. Но его друг всегда был рядом и рассказывал необыкновенные и забавные истории, и делалось веселее.
Он поднялся на ножки и, пошатываясь, подошел к краю корзинки, но ничего не увидел внизу – одна темнота, но впереди появился большой оранжевый шар.
– Лу-у-уна! – Он узнал ее. – Лу-у-уна!
Он называл ее так, как учила его мама. Он учился превращать слово в шум, а потом опять в слово.
Он обрадовался Луне, засмеялся и вдруг испугался. Где же его мама? Где люди?
– Все хорошо, мой маленький принц, – услышал он голос друга. – Все хорошо, тебе не нужно ничего бояться.
– Мама! – Он знал, как звучит это слово, он знал звуки многих слов, но никогда не произносил их.
– И маме твоей хорошо, – сказал друг. – Она попросила меня позаботиться о тебе. И скоро у тебя будет чудесный новый дом, в котором и должен жить маленький принц.
Нико не знал, что значит «принц», но ощущения и образы, что возникали вместе с этим словом, веселили, согревали и успокаивали. Он опять посмотрел на Луну, протянул ручку и коснулся ее.
– Лу-у-уна, – снова произнес он.
Ему сделалось уютно, и темнота ночи больше не пугала его.
1
Лестница Иакова – по библейской легенде Иаков в вещем сне увидел чудесную лестницу от земли до неба, по которой восходили ангелы. (Здесь и далее – прим. пер. )
2
Cabinet du Roi (фр. ) – кабинет короля.
3
Фут – мера длины, русский и английский фут равен 30,479 см.
4
Lever (фр. ) – восход (о солнце, луне).
5
Сен-Сир – знаменитый женский институт, основанный мадам де Ментенон для благородных, но бедных девиц.