Рубеж. Пентакль - Марина и Сергей Дяченко

И герой, бряцая доспехом, полез обратно через стену.

Логин Загаржецкий, сотник валковский

– Докричались, курьи головы?! – Сотник весь кипел, как котел, забытый растяпой-кашеваром над жарким костром. – Теперь из-за того клятого Мацапуры всем гинуть доведется! Эх, канчуками бы вас кожаными! да горелкой вспрыснуть! да по новой канчуками упарить…

Логин обреченно махнул рукой: что, мол, теперь глотку драть?

– Шмалько!

– Здесь я, пан сотник!

– Зброю всю огнепальную перечти быстро. Мне доложишь.

Разумеется, писарчук Хведир со всех ног кинулся помогать есаулу и едва не сбил того со счета своими мудреными словесами. Однако Логин Загаржецкий внимания на бурсацкие вытребеньки не обратил. Про себя бранясь по-черному, окинул цепким взглядом стену – поставь на плечи джуру верного, так еще и с гаком выйдет! – крытую галерею поверху, крепкие ворота, зубцы донжона… Знать бы: сколь далеко дареная махиния бьет? По-любому – куда дальше, чем булдымка или та же фузея. Значит, вон туды ее, матушку, в угловую башню: из башенного окна ворог как на ладони, весь его табор, и укрепления, что перед фортецией возвели.

Запляшут трепака, нюхнув черного пороху!

Никогда реестровый черкас от боя взапуски не бегал, не бывало такого чуда на свете белом! Только это ж не черкасом-реестровцем, а дурнем наипоследним быть надобно – супротив цельного войска с голым гузном переть, когда всех делов-то…

Ладно, после драки за чубы не таскают. Сам виноват, пан сотник: не сумел людей в кулаке удержать, приказать, заставить, на своем настоять – крутись теперь ершом на сковородке!..

– Так что докладываю, пане сотник: гармата – одна, гаковница – одна, кулемет «кропоткинский» – один, пистоля жидовской системы «маузер» – тоже одна. Рушниц шесть имеется, пистолей разных – одиннадцать. И еще у Грома бонбы в запасе: фитильных – чортова дюжина ровно; и новых, бутылочных – семь штук.

– А с зарядами как?

Шмалько на миг замялся, почесал в затылке. А потом решительно вытолкнул вперед взлохмаченного Хведира Еноху:

– Пусть пан войсковой писарь докладает! У него все записано.

– Докладай, Хведир, – кивнул Логин новоявленному войсковому писарю. Ишь, зарделся малый: кумачом горит. – Только гляди у меня: без выкрутасов! не в бурсе!

– Итого зарядов к дивовидной махинии, кулеметом именуемой, в наличии четыреста тридцать семь штук… – поспешно забубнил Хведир, тычась окулярами в мятый листок пергамента, сплошь исчерканный буквицами и цифирью.

Во дает, чернильная душа! и когда сосчитать успел?! – еще подивился Логин.

– …у жидовина Иегуды Иосифыча (сотника чуть удар не хватил: Иосифыча! ну, пан писарь!..) к пистоли «маузер» – сорок девять зарядов, ежели не врет. К рушницам пороху да пуль – на дюжину выстрелов с каждой; к пистолям – до полудюжины; с гаковницы Петровой три раза бахать выйдет, а в гармате – тот заряд, что в ней допрежь имелся. Ежели порох весь до купы собрать, то выйдет и по второму разу в гармату забить, однако же тогда из рушниц и гаковницы палить нечем будет. А кроме того, имеется у меня соображение, пан сотник…

– Хватит, пан писарь. Соображать после будем, коли живы останемся! – оборвал бурсака Логин, почуяв сердцем: сейчас не остановишь хлопца, он до Страшного суда свои «соображения» высказывать будет. – Кто с кулемета палить горазд?

– Я! – гордо выступил вперед Забреха. – Обучили кропоткинцы! Только второй нумер потребен, пан сотник: ленту держать. Чтоб не перекосило заразу…

– Подержишь, пан Ондрий?

Приказывать старому другу не стал. Спросил, будто в камышах на рыбалке: подержишь, мол, удилище? пока я горелки в кружки разолью?

– Да куды ж я денусь, ежели для дела… – отвел глаза Шмалько.

Оно и ясно: хотел есаул на стене остаться, где вскоре самое пекло начнется. Эх, пан Ондрий, не тужи, завей горе веревочкой: дойдет очередь и до рубки пекельной!

Не минует она тебя, и остальных не минует!

– Для дела, есаул. Одно у нас дело, на всех. Берите с Забрехой кулемет – и в башню. Вон в крайнее окошко выставляйте. Гей, ведьма… то бишь пышна пани Сало! Ты местные порядки знаешь: как мыслишь, не обойдут нас с тыла?

– Быть не может, господин сотник. По благородному уставу испокон веков положено атаковать крепость со стороны ворот, возвестив троекратно начало штурма.

– Ну то добрый устав, коли не наш. И без того полдень на дворе, самое пекло, а ведь могли бы и на зорьке ломануться, лыцари… Петро! С гаковницей – марш на галерею, леворуч от ворот. Без приказу не палить. Понял?

– Угу.

– Мыкола! Собери все рушницы, порох, пули до них – и со мной. Праворуч станем, до тех бойниц. А ты, Гром, над воротами засядь. Как набегут близко, в ров полезут – бонбы кидай. Да намотай себе на ус: зря не трать…

– Обижаете, пан сотник! Что ж я, пальцем деланный?! – и впрямь обиделся лихой москаль: аж в грудях у него пискнуло. – Пусть только набегут, едрена Матрена! Сами увидите, как потроха ихние в небесах зачирикают!

Вот в этом-то сотник валковский как раз и не сомневался! Было б еще огневых припасов в достатке… Не приходилось Логину Загаржецкому фортецию чужую с десятком человек от цельной армии оборонять! Да и подкрепление к врагу в любой миг подойти может. А им, вареникам в чужой сметане, помощи ждать неоткуда…

– А в какое место пан сотник мне стать повелит? Или то место, не при пышных паннах будь сказано, шибко смачно пуляет?!

Юдка Душегубец ухмылялся в рыжую бородищу, и Логин еле сдержался, чтоб не покрыть вредного жида тройным загибом.

– А ты со своей христопродавской пистолей к Петру до пары становись. Прикрывать его будешь. Да смотри мне…

– Вэй, смотрю, пан сотник! – Юдка в восторге хлопнул себя по ляжкам. – Аж боюсь: повылазит! Таки в одну халепу вляпались, значит, все у нас теперь пополам: и мой шаббат, и ваше воскресенье!

Ответить не удалось: на два голоса помешали.

– А я, пан сотник?

– А я, батьку?

Еще эти горе-вояки: дочка колченогая да их мосць, пан писарь! Вдвоем как раз за половинку черкаса сойдут.

Ту, что от земли до пупа.

– А вам я гармату доверю. Значит, так: ставим посреди двора, наводим на ворота. Ежели вышибут – тогда и палите, в упор. Все равно пороху на один выстрел! Заряжена гармата-то?