Япония, японцы и японоведы - Игорь Латышев

В то же время в своем докладе я выразил несогласие с позицией нашего министерства иностранных дел, которое всемерно препятствовало публикации в Советском Союзе книг и статей советских ученых и журналистов, содержавших критику японских территориальных притязаний к нашей стране. Неодобрительное отношение руководства МИДа к подобным публикациям объяснялось мидовскими чиновниками тем, что критические высказывания наших ученых и журналистов по поводу японских территориальных требований могли привести к обострению в Японии дискуссии на эту тему, а следовательно, и к всплеску антисоветских настроений японской общественности. Но такая страусиная политика таила в себе больше минусов, чем плюсов.

Поясняя эту мысль в своем докладе, я высказался следующим образом: "Нежелание руководства СССР вести территориальный спор с Японией на государственном, правительственном уровнях правильно, так как на государственном уровне нашими оппонентами выступают японские дипломаты и политики, достаточно хорошо знающие факты, но настроенные враждебно к нашей стране, не желающие вникать в суть дела и заведомо предубежденные против любых наших доводов. Никакую нашу аргументацию, будь то ссылки на историю и международные соглашения, они слушать не будут и никогда не пойдут нам навстречу, что бы мы им ни говорили о правомерности включения Курильских островов в состав территории Советского Союза. В переговорах с такими оппонентами жесткость и лаконичность есть наилучший ответ: что спорить с теми, кто заведомо спорит с нами лишь для того, чтобы внушить японской общественности мысль, будто "вопрос" еще не решен, будто его обсуждение продолжается и будто можно в дальнейшем путем нажима что-то выторговать у нас".

Но вместе с тем я обратил внимание участников совещания и на то, что наша жесткость в переговорах на государственном уровне не должна была сопровождаться молчанием наших ученых и журналистов в тех случаях, когда речь шла о воздействии на японское общественное мнение - о спорах, связанных с территориальными домогательствами Японии, в тех случаях, когда нашими оппонентами оказывались не японские дипломаты и другие правительственные чиновники, а представители самых разных кругов японской общественности. Большинству из этих простых людей Японии были мало известны исторические факты и аргументы, подтверждающие правомерность вхождения Курил в состав советской территории. В беседах с простыми людьми Японии нашим людям поэтому следовало владеть и историческими фактами и юридическими аргументами, с тем чтобы спокойно и в дружественном духе разъяснять нашу позицию. "Если мы не растолкуем им суть вопроса, если мы не проинформируем их правильно и объективно по всем его аспектам, включая историю, международное право и т.д.,- говорилось в моем докладе,- то кто же тогда сделает это? Если мы хотим, чтобы широкая общественность Японии изменила свое отношение к данному вопросу, то для этого необходимы прежде всего пропагандистские усилия с нашей стороны. Поэтому нужно, чтобы советские люди, едущие в Японию и встречающиеся с японцами у нас в стране, не шарахались в сторону всякий раз, когда японцы заводят разговоры на данную тему, а вступали бы с ними в спор и, основательно владея фактами, отстаивали бы нашу позицию, разъясняя японцам суть данного вопроса".

Выдвигая приведенные выше доводы, я подчеркивал в своем докладе необходимость отказа руководителей МИД Советского Союза от стремления препятствовать публикации в нашей стране книг и статей, касающихся территориального спора двух стран и призванных дать советской общественности добротную аргументацию в поддержку нашей твердой непреклонной позиции в данном вопросе.

Попытался я также в своем докладе предостеречь наших дипломатов и государственных деятелей от опрометчивого признания в переговорах с японцами и закрепления в каких-либо совместных документах наличия в отношениях СССР и Японии так называемого "территориального вопроса". По этому поводу в тексте доклада говорилось, в частности, следующее: "В последние годы широкое распространение среди японских политиков получила, в частности, хитро задуманная идея склонения Советского Союза к "формальному признанию наличия" "территориального вопроса" в советско-японских отношениях. Такое признание японская сторона хотела бы зафиксировать в каком-либо официальном дипломатическом документе, и в частности в предлагаемом советской стороной договоре о добрососедстве и сотрудничестве. Но о каком "территориальном вопросе" может идти речь, если вот уже четыре десятилетия Курильские острова входят в состав советской территории как ее неотъемлемая часть?! Для нас, советских людей, такого "вопроса" нет и не может быть. Он существует лишь в воспаленном сознании тех японских политиков, которые хотят заработать себе на антисоветизме сомнительный политический капитал".

И как был прав я тогда, в 1981 году, обращая внимание на недопустимость уступок японскому требованию признания обеими сторонами наличия в отношениях двух стран так называемого "территориального вопроса"! Ведь это требование японцев было не чем иным, как хитроумной ловушкой, рассчитанной на политических простаков! К сожалению, в дальнейшем такие простаки нашлись в среде руководителей нашей страны. Спустя десять лет незадачливый поборник "нового мышления" М. С. Горбачев весной 1991 года, будучи в Японии, в своих выступлениях и в тексте совместного заявления фактически пошел на признание "территориального вопроса" в отношениях двух стран. А вслед за ним в ту же ловушку, только с еще большей решимостью и опрометчивостью, шагнул и приемник Горбачева - Б. Н. Ельцин, подписавший в октябре 1993 года Токийскую декларацию с признанием в ее тексте наличия у России с Японией "территориального вопроса". Последствия этого неразумного шага нашей дипломатии придется расхлебывать в дальнейших переговорах с японцами еще долгие-долгие годы. Но об этом подробный разговор пойдет в последующих разделах данной книги.

Заключил я свой доклад призывом к сохранению и далее советским руководством "твердой и непреклонной позиции" в отношении японских территориальных притязаний. "Только такая позиция,- говорилось в заключительном абзаце доклада,- дает нам основание надеяться, что в будущем, спустя десять, двадцать, а может быть, и более лет, беспочвенные иллюзии японских обывателей, созданные усилиями националистов-антисоветчиков , рассеются и японцам станет ясна простая истина: "советские границы, сложившиеся в итоге второй мировой войны, нерушимы". Каждому советскому человеку, беседующему с японцами, следует помнить, что любая уступчивость с нашей стороны в данном споре не может принести ничего, кроме вреда. Малейшая наша уступка, малейший отход от занимаемой нами позиции привели бы лишь к дальнейшему усилению реваншистских устремлений японских поборников территориальных притязаний: вслед за претензиями на южные острова Курильской гряды японская сторона начала бы наверняка выдвигать претензии на все Курильские острова, а затем и на остров Сахалин. Развитие подлинно добрососедских отношений между нашими странами зависит от готовности японского руководства трезво учитывать послевоенные реальности, отказаться от реваншистских планов пересмотра границ, сложившихся в послевоенный период, и развивать двусторонние отношения на основе принципов равенства, взаимного уважения и добрососедства".