Вера Падших - Терри Гудкайнд

Но главным образом я не хочу, чтобы ты ее видел потому, что если что-то пойдет не так, я не желаю, чтобы ты был замешан. Не хочу, чтобы ты знал, чем я тут занимаюсь. Если ты ее не увидишь, то тебя не смогут похоронить в небе за то, что ты им не сообщил.

Виктор пожал плечами.

– Раз ты так хочешь, значит, так тому и быть. Я скажу своим людям, что эту комнату сняли в аренду, доступ в нее запрещен. И поставлю замок на внутреннюю дверь. А на эти двойные двери установлю засов и ключ отдам тебе.

– Спасибо. Ты даже не представляешь, как много это для меня значит.

– Когда тебе понадобятся резцы?

– Сперва мне понадобится долото для грубой обработки. Можешь изготовить к вечеру? Мне нужно начинать действовать. Времени не так много.

Виктор лишь отмахнулся.

– Долото сделать проще простого. Это я сделаю быстро. Будет готово к тому времени, когда придешь сюда после работы – работы по изготовлению уродства. А остальные резцы будут сделаны задолго до того, как тебе понадобятся, чтобы изваять красоту.

– Спасибо, Виктор.

– При чем тут спасибо? Это сделка. Ты внес предоплату – ценность за ценность между честными людьми. Передать тебе не могу, как приятно иметь еще заказчика помимо Ордена.

Почесав затылок, Виктор стал более серьезным.

– Ричард, они ведь захотят увидеть твою работу, верно? Наверняка захотят видеть, как ты трудишься над их статуей.

– Вряд ли. Они доверяют моей работе. Они дали мне модель, которую нужно увеличить. А ее они уже одобрили. И сказали, что моя жизнь зависит от этого. Нил чуть ли не приплясывал от восторга, рассказывая мне, как приказал пытать и казнить тех скульпторов. Он рассчитывал запугать меня. Сомневаюсь, что им придет в голову проверять.

– А если какой-нибудь из послушников все же заявится, желая посмотреть?

– Ну, тогда мне придется обмотать ему вокруг шеи лом и оставить мариноваться в бочке с рассолом.

Глава 60

Ричард коснулся долотом лба, в точности как касался Меча Истины. То, что ему предстоит, – это тоже битва. Битва между жизнью и смертью.

– Будь точен, клинок, – прошептал он.

Долото было восьмигранным, чтобы не скользило в потной ладони. Тупой конец Виктор сделал в точности как надо. А на одной из граней поставил маленькими буковками свои инициалы «ВК» – этакая отметка мастера, гордого своей работой.

Таким тяжелым долотом можно будет сколоть все лишнее очень быстро. Такой инструмент может пробивать мрамор на добрых три пальца в глубину. А если неосторожно вогнать в незамеченную трещину, то может рассыпаться весь камень.

Более легкое долото пробивает дырки поменьше, но и материала скалывает меньше. Но Ричард знал, что даже применяя самое тонкое долото, необходимо остановиться как минимум за полпальца до конечного слоя. Паутинка трещин, оставляемая долотом, ломает кристаллическую структуру мрамора. А с такими повреждениями камень теряет способность светиться и его нельзя отполировать до блеска.

Чтобы изобразить плоть в камне, к последнему слою нужно подбираться крайне осторожно, чтобы никоим образом его не повредить.

Сколов тяжелым долотом все лишнее, можно начинать работать более тонким инструментом, придавая статуе очертания. Подойдя к основному слою, надо продолжить обработку уже всякими резцами, зубчатыми и обычными, чтобы стесать лишнее, не повредив нижние слои. Грубые зубцы снимают пласты камня, оставляя грубые царапины. Затем можно переходить на все более и более тонкий инструмент, а под конец работать резцом шириной в полмизинца.

На стройке он делал фигуры для фризов – то, к чему уже перешли скульпторы. Грубо вытесанные фигуры, с совсем не выделенными мышцами и костями, казались лишенными даже всякого намека на человеческий облик.

А с этой статуей он только-только по-настоящему начнет работать с того места, где скульпторы Ордена заканчивают. С помощью рашпилей он вырисует мышцы, кости, даже вены на руках. Потом тонким напильником заровняет следы рашпиля и обработает самые нежные контуры. Пемзой уберет следы напильника, подготавливая поверхность для полировки пастой из толченой пемзы, сперва используя кожу, потом ткань и, наконец, солому.

Если он все сделает правильно, то в итоге воплотит в камне то, что задумал. Плоть в камне. Величие.

Сжимая тяжелое долото, Ричард коснулся прохладной поверхности камня. Он знал, что внутри. Внутри не только камня, но и его самого.

Никаких сомнений, только страстное предвкушение.

Ричард думал о Кэлен. Прошел уже почти год с тех пор, как он в последний раз заглядывал в ее зеленые глаза, касался лица, сжимал в объятиях. Она уже давным-давно покинула убежище в горах и отправилась навстречу опасностям, которые он очень живо представлял. Иногда он просто впадал в отчаяние, страдая от тоски по ней. Но он знал, что сейчас должен выкинуть из головы все мысли о ней, чтобы полностью посвятить себя выполнению предстоящей задачи.

И Ричард мысленно пожелал Кэлен спокойно ночи – он часто так делал весь этот год.

Затем под углом в девяносто градусов приставил долото к камню и нанес могучий удар. Мраморные крошки брызнули в стороны.

Он задышал глубже и чаще. Началось.

Ричард яростно атаковал камень.

Виктор оставил в мастерской лампы, света было достаточно, и Ричард углубился в работу, нанося удар за ударом. Куски мрамора грохотали, врезаясь в деревянные стены, или мягко шлепали, ударяясь о его руки или грудь. Ясно представляя, что хочет сделать, Ричард сбивал все лишнее.

В ушах звенело от ударов стали о сталь и стали по камню. Но для него это звучало как музыка. Отколотые куски разлетались во все стороны. Для него они были поверженным врагом. В воздухе висела белая пыль битвы.

Ричард знал совершенно точно, чего хочет. Знал, что нужно сделать и как. Цель ясна, путь проложен. Теперь, когда все началось, он целиком ушел в работу.

Пыль выбелила его одежду. Словно камень поглотил его, словно Ричард преображался вместе с ним, пока они не стали одним целым. Острые куски царапали его, отлетая в сторону. Его обнаженные руки, белые как мрамор, вскоре покрылись кровавыми следами этой битвы.

Время от времени Ричард открывал дверь, чтобы вымести мусор. Белые осколки сыпались вниз по холму, звеня, как тысячи крошечных колокольчиков. Покрывавшую его с ног до головы белую пыль пересекали темные ручьи пота и красные царапины. Прохладный воздух холодил разгоряченную кожу. Потом Ричард снова закрывал дверь, отгораживаясь от всего мира.

Впервые чуть ли не за год Ричард чувствовал себя свободным. Тут не было никаких оков, никаких ограничений, не было желаний других, которым нужно подчиняться. В этой борьбе за осуществление своей цели он был полностью свободен.