Государевы конюхи - Далия Трускиновская

Там, внизу, к удивлению своему, Данила обнаружил выложенный камнем пол и каменные же подпоры сводов. В проход выходили деревянные двери с узкими, еле кулак пропихнуть, окошками. Две из них, что подальше от лестницы, были распахнуты настежь. И лежал поперек коридора человек — надо полагать, убитый, раз уж никто не пытался помочь ему подняться на ноги.

Место это освещалось слабо — откуда-то издалека, где суетились с факелами стрельцы. Данила озирался, пытаясь понять, что же тут произошло. Оглядел двери, запиравшиеся снаружи на засов. Поднял глаза к черному потолку. Подошел к мертвецу, как мог осмотрел пол вокруг него и увидел вещь, совершенно в этом подземелье неожиданную.

Совершенно не думая, что это — примета, по которой можно искать убийцу, Данила нагнулся и поднял находку. Был это нож не нож, а вроде игрушки для парнишек, весь, с рукоятью и лезвийцем, длиной в пядень. Однако лезвийце было заострено на совесть, а рукоять усыпана дорогой бирюзой.

Человек, погибший в подземелье, не мог быть хозяином странного ножа. И простая его одежда, армяк да лапти, да в несколько слоев онучи, потому что под землей было вовсе не жарко, и простецкое лицо с нечесаной сивой бородой — все это никак ножу не соответствовало.

Данила сунул находку за пазуху и тут же прижался к стене — свет стал ярче, кто-то из стрельцов торопился к выходу.

Подвинувшись боком, Данила нашарил за собой провал — это была узкая дверь в подземную темницу. Не долго думая, туда он и шмыгнул. Стрелец, торопясь, перешагнул через ноги загородившего проход покойника, осознал недопустимость этого, перекрестился на бегу, пронесся мимо и стал взбираться по лестнице.

Поняв, что вскорости отсюда начнут выбираться и прочие, Данила не то чтобы пожалел о своем неуместном любопытстве — по природной шляхетской гордости он скорее бы на плаху башку уложил, чем признался в собственной ошибке, нет — он ругнул мысленно тех, кто сейчас появится из-за поворота, мешая ему, ни в чем не повинному, покинуть это неприятное место.

— Гляди ж ты, когда это дело обнаружилось! — совсем близко услышал он голос сотника. — Сколько тот ход искали — наконец нашли!

— Нашли, да не мы! — сердито отвечал Гаврила Иванович. — И раньше утра мы все равно ничего не поймем. Пока Андрейку Ветошника в тех норах не сыщем да не вызволим. А то он, поди, под землей с перепугу и до воеводина подворья прокопается…

— Упустили татей!

— Упустили…

— То-то воевода порадуется…

Не нужно было семи пядей во лбу, чтобы понять — кто-то дорылся до подземной тюрьмы и увел несколько узников. А вопивший под землей Андрейка, видать, кинулся в погоню, да и сбился со следа.

Оба — и пожилой стрелец, не иначе — десятский, и сотник, — явственно затосковали.

— Всем достанется… — проворчал Гаврила Иванович. — Сколь трудов положили! И все — псу под хвост! Мало того что этих троих — еще и лишних прихватили. Благодетели!

— Рано стонешь! — вдруг одернул его сотник. — Они могут в посаде затаиться, а могут и прямо сейчас, ночью, в бега удариться. Если сейчас — куда, по-твоему, они побегут? Ночью — вброд через Казанку?

— Берегом? — предположил стрелец. — Раз они столько времени с этим тайником копошились — неужели у них перевоз не налажен?

— Ах, язви их в печенку!..

Гаврила Иванович плюнул.

— Вот тут они и сидели, подлецы! — с тем подцепил носком сапога край двери и пинком затворил ее, понятия не имея, что во мраке затаился государев гонец.

Испугавшись, что вот сейчас и засов задвинут, Данила подал голос.

— Гаврила Иваныч, не спеши запирать!

— Что там за бес? — вскинулся остервеневший от неприятности сотник, и тут же Данила выскочил наружу.

Сотник шарахнулся, а десятский сунул факел чуть ли не в рот Даниле.

— Ах, это ты? Какого беса ты тут позабыл?

— Погоди кричать, Михайла Ефремович, — Данила, как это с ним случалось в опасную минуту, сделался не по чину суров и строг, что при его явной безусой молодости казалось многим удивительно. — Пораскинь умом — кто ж знал, что меня нелегкая в развалины ханского дворца занесет? Кто ж знал, что я прямо ночью тревогу подниму? Этого тати предвидеть не могли!

— Не могли, — уже предчувствуя спасительный выход из положения, радостно подтвердил пожилой стрелец.

— Они рассчитали, что погоню за ними могут послать только утром — когда пожрать узникам принесут и пустое место обнаружат. Они полагали, что у них вся ночь впереди.

— Думаешь, они сейчас в посаде? — недоверчиво спросил сотник.

— Если ход ведет из посада, то там, — уверенно сказал Данила. — Разве что воротников подкупили, чтобы их ночью из посадских ворот выпустили. Так это и прямо сейчас проверить можно.

— К воротам? — сам себе задал разумный вопрос сотник и уставился бешено на десятского. — Гаврила! Какого рожна ждешь?!

Десятник, сразу уловив мысль, сунул начальнику факел и поспешил к лестнице. Сотнику бегать было не по чину. Проводив взглядом Гаврилу Ивановича, он повернулся к Даниле.

— Ты, гляжу, в переделках, парень, побывал.

— Нам, государевым конюхам, не привыкать… — более Данила ничего не добавил.

Покивав — а какого еще ответа ждать от государева конюха, подробной росписи его тайных похождений, что ли? — сотник вернулся к мертвому телу.

— Царствие небесное тебе, Якунка… Послужил — и отдыхай…

Данила меж тем задумался — от чего бы мог погибнуть человек, рядом с которым найдено чистое, не измаранное в крови, подозрительное оружие? Не удавлен — удавленника по лицу видать, не застрелен — хотя, как знать, слышен ли снаружи гром от выстрела. Стало быть, все-таки нож?

Он тоже подошел и опустился на одно колено. Точно — торчала рукоять там, где место сердцу. И была она, костяная, невелика — как у того ножа, что сейчас лежал у него за пазухой.

Михайла Ефремович скорбно глядел на покойника.

— Что скажешь, конюх? — спросил. — Что ты там такое углядел?

— Думаю, коли тут завопить, будет ли слышно снаружи.

Сотник понял, о чем речь.

— Били в грудь, не в спину. Кабы он заметил, что на него человек бросился, то завопил бы. Выходит, метнули в него нож-то из-за угла. Пойдем отсюда, позову еще людей. Андрюшке, когда найдем, образ твой велю выменять — кабы не ты, пропадать ему в этих норах. Они тут с тех времен, когда Казань ханской была…

— А на что хану те норы? От кого прятаться? — спросил Данила. — Коли он тут хозяйничал?

— А война? Осада? Думаешь, за что башню Тайницкой зовут? Тайник от нее к воде шел, — объяснил сотник. — А ведь сперва велено было звать Никольской. У вас на Москве тоже в Кремле, поди, Тайницкая башня есть?

— Имеется, — согласился Данила. — И от нее тайник к реке есть, чтобы в осаду воду брать. Только его давно строили, теперь уж того места не сыскать, где он выходит.

— Ну, и у нас был! У вас — к реке, у нас — к ключу! Ключ глубоко открылся, над ним — колодезь, так тайник от башни к колодезю под землей вел. А как царь Иван Казань брал, при осаде его воеводы додумались этот тайник взорвать, чтобы Казань воды лишить. И взорвали. Потом же он никому сто лет не был нужен. И вон — гляди ты, понадобился ворам, татям!

— Выходит, от башни тайник начинался? А не от ханского дворца? — уточнил Данила.

— Да кто его теперь разберет! Статочное дело, что вел от дворца через башню. Ведь первым делом хана с двором и с женками водой снабжали, — отвечал сотник. — А потом он уж никому не был нужен.

Они выбрались из подвального яруса Тайницкой башни в первый надземный и вышли наружу.

— Ступай, конюх, теперь без тебя справимся, — велел сотник.

Данила вдохнул побольше воздуха, показавшегося после подземелья особо вкусным и свежим. Поднял лицо к ночному небу, увидел огонек на высокой башне…

— А точно ли, что ханская женка оттуда спрыгнула? — спросил Данила, показав на башню.

— Сам ты, конюх, с ума спрыгнул, — отвечал Михайла Ефремович. — Башня уступчатая, что же — она с уступа на уступ, как коза, вниз скакала? Вот разве что ветер был сильный — так ее сразу подхватило и в сторону снесло.

Данила пожал плечами, как бы отвечая — дело давнее и темное.

— Башня уже при нынешнем государе достроена, сторожевая она, — пояснил сотник. — Раньше-то тут неприятеля и с минарета высмотреть могли, а как царь Иван Казань взял, минареты порушили — то и вышло, что свою башню ставить надо.

— Какой же тут неприятель?

— А мордва, а башкиры, а луговая черемиса? Недогляди — встрепенутся. Бунташные народы… Ну, ступай, Господь с тобой.

Данила усмехнулся — прав, выходит, Богдаш. Сотник же быстро пошел прочь, высоко держа факел и помогая себе посохом, а нечаянного помощника оставив в потемках. Пошел туда, где негромко гомонили стрельцы, снаряжая конных к воротам.

Стоило Даниле задуматься — а как же пережил всю эту суматоху Богдаш? — товарищ и объявился.