Игра Бродяг - Литтмегалина

— Посмотри, там впереди, разноцветные домики! — воскликнул Вогтоус. — Ветелий… мы найдем его…

К тому моменту, когда менее зоркие глаза Эхо различили домишки, она полностью излечилась. И, улыбнувшись, коснулась губ Вогта губами.

Эпилог

Стоя на темной поверхности моря, она сияла, словно осколок луны, покачиваясь вместе с волнами. Белая Женщина… кожа мерцает, как снег, белые волосы развеваются на ветру. С исчезновением Вогта насмешливость покинула ее, сменившись растерянностью… все ее прежнее существование напоминало полусон-полуявь… а память оказалась пуста, как заснеженное поле.

На берегу гасли последние искры зажженного Вогтом огня. Беспросветная ночь накрыла землю. Но там, под плотным одеялом тьмы, Белая Женщина ощущала движение. Склонившись к воде, она погрузила пальцы в упругую, сопротивляющуюся давлению поверхность. Присосавшись, словно корнями, она начала вбирать воду… и в ее пустое сознание хлынули образы. Она увидела Вогта, стоящего на дне ямы — глаза сияют, на губах улыбка, а над ним — сердитую взъерошенную женщину, привыкшую бороться за свою жизнь, которая, с минуту поколебавшись, протянула ему руку. Затем последовали другие люди, другие события… Шванн, Колдун, Правитель Полуночи с его темными тревожными глазами, Дракон… Прозрачные стрелы чужих чувств пролетали сквозь ее холодное сердце, не оставляя следа…

Она присмотрелась, теперь отчетливо различая движение на берегу. Темный силуэт — чернее черного, своей тьмой затмевающий ночь — шатаясь, привстал. Ты ускользнул, Вогт. Жаль… Как минимум ты заслужил того, чтобы увидеть, как они снова открывают свои пустые ненавидящие глаза. Перед ней замелькали страницы старой книги, в ушах послышался шорох бумаги…

Разрушители, влекущие мир в хаос. Число их всегда восемь, и потому восемь — число смерти. Их лица одинаково уродливы. Разнятся они лишь именами. Похоть. Жестокость. Гнев. Трусость. Равнодушие. Высокомерие. Лживость. Алчность. И будут они вечны, потому что рождаются тысячу раз в миг и каждый из них способен породить семь остальных. Они — то, что сжигает. Они — то, что всегда говорит с тобой. Они — то, что вырастает в тебе.

Колдуну удавалось сдерживать Восьмерку, обращенную в камни, и все же все эти годы их яд просачивался в землю, распространяясь с током подземных вод… человечество никогда не выходило из-под их влияния. В каждом неверном решении мелькала их зловещая тень. А теперь… Кто же тушит огонь огнем, Вогт? Поддавшись своему гневу, выплеснув из себя реку бешеной ярости, ты лишь напитал их, сделал их сильнее…

Темный силуэт на берегу вытягивался, увеличивался в размерах, вот он уже возвышается над деревьями… Прищурившись, выживший посмотрел вниз. Его веки были сухие и тонкие, как пергамент, но в зрачках горело неистовое пламя. Новая сила наполняла его, тускло мерцала в телах его мертвых братьев. И он собирал ее, касаясь ладонями их навсегда застывших лиц, пока не вобрал в себя все… Торжествуя, восхищаясь своим могуществом, он поднял оброненный Эхо зеленый плащ и с треском разорвал его надвое.

Минуту он стоял неподвижный, сумрачный, темнее ночи в тысячу раз, затем такая же, как он сам, фигура, отделилась от него. И еще одна. И еще… Восьмерка возродилась и продолжит жить до тех пор, пока существует хоть один из них. Они склонились, огонь хлынул из их глаз, и земля начала гореть… Шипя, часть огненных потоков угасла в море, но остальные устремились прочь, с легкостью преодолевая скалы…

В отдалении занялся лес, и теперь над скалами вздымался столп дыма. Даже на расстоянии Белая Женщина могла ощущать запах горения. Ночь осветилась, стало светло, как днем… Восьмерка больше не боялась света, или дождя, или чего-либо еще. Теперь они владели этим миром.

Будь ледяная душа Белой Женщины способна к чувствам, ее бы охватило сожаление. Она знала, что под властью Восьмерки весь мир будет изранен. Люди станут еще более эгоистичными, все отношения сведутся к конфликтам, война станет повсеместной и непрерывной. Вскоре большая часть ныне живущих будет мертва… Уже сейчас Белая Женщина размышляла над тем, что она может сделать… хотя это в любом случае займет некоторое время, на протяжении которого люди будут грабить, калечить, убивать друг друга. Их жизни обратятся в чистое страдание. И однажды… однажды… может быть, однажды… они устанут от этого. Они напьются крови так, что возненавидят и запах ее, и цвет. Они начнут стыдиться собственных окровавленных рук. Некоторые убьют себя, но другие впервые взмолятся о спасении. Только тогда они окажутся способными принять помощь… только тогда довлеющая над их умами Восьмерка начнет ослабевать…

После того, как это произойдет, она принесет спасителя в умирающий, кровоточащий мир. Она будет выглядеть иначе, не так, как предстала Вогту. У нее нет облика, и это значит, что у нее бесконечность их. Она расскажет младенцу, кто он, объяснит ему, что он должен сделать. Он еще не поймет ее слов, но запомнит их, никогда не сможет забыть, потому что они навсегда останутся с ним, растворенные в его крови…

Вбирая воду, Белая Женщина снова увидела тот день, когда впервые обратилась к Вогту. Она ждала, когда та девушка уйдет, стоя за ее спиной, а затем подошла к младенцу и взяла его на руки. Держала дольше, чем следовало, отдавая ему силу, которую не следовало отдавать. «Ты станешь разрушителем, — прошептала она ему. — Чтобы после тебя спаситель был наконец-то услышан… Твоя роль причинит тебе боль. Но ты будешь знать и счастье». Младенец смотрел на нее грустно и ясно, словно понимал каждое слово, а внутри нее были грусть, тоска и радость в таком соединении, которое она не могла понять…

Это ее версия событий. То, что было — или она верит, что было.

И все же…

Все же…

Втягивая воду, извлекая из нее песчинки информации, Белая Женщина пыталась отыскать себя где-то еще. И не находила ни следа своего существования между днем, когда она подхватила на руки Вогта-младенца, и той ночью, когда Вогт увидел тревожный сон, наведший его на мысль, что в конечном итоге ему придется выбирать между победой и любовью, благополучием мира — и благополучием собственным… Казалось, между этими событиями Белая Женщина пребывала в небытие, готовясь к моменту, когда она понадобится снова. Могло ли быть так… что она сама просто образ, фантазия? Некто, кто вдруг явился из ниоткуда, склоняя Вогта к скверному поступку, который в действительности он сам вознамерился совершить?

Да и как ему удалось с такой легкостью проломить заслон Игры и скрыться, еще и захватив с собой девчонку? Откуда у него взялись такие силы?

А что, если девчонка подобралась к