Новый Михаил - Владимир Викторович Бабкин

хоть тот же Маниковский? Десятки, да что там десятки, тысячи имен и фамилий. А сколько тех, кто теперь сможет проявить себя?

Сохранить одних, дать возможность другим и выявить, воспитать третьих, вот та задача, которую я ставлю перед собой.

Волхвы не боятся могучих владык, А княжеский дар им не нужен; Правдив и свободен их вещий язык И с волей небесною дружен.

Заметив знакомый дом, я встрепенулся. Стоп, да это же Пушкинская площадь! Точнее, здесь она именовалась Страстной, но не в этом суть! Прямо даже какая-то испарина пробила. Это ж сколько я бывал здесь, сколько гулял по бульварам, сколько… Да что там говорить, эх…

Покрутив головой, я убедился, что примеченный мной угловой дом на два этажа ниже, вместо «Дома под юбкой» стоит церковь, на самой площади высится Страстной монастырь, а памятник Пушкину на обратной стороне площади. Да и сама площадь меньше и у́же, но тем не менее это ТА САМАЯ ПЛОЩАДЬ.

Ловлю себя на странном ощущении, словно я, воротясь домой после долгих скитаний, вдруг встретил прямо на улице старого друга. Вот, до этого места я Москву реально не узнавал. Другие люди, другие улицы, дома, мощенные брусчаткой мостовые… Да, отдельные места сохранились и в моем времени, но все равно это был совсем другой город, в чем-то даже чужой для меня, не трогающий моих душевных струн. Вот тот же Белорусский вокзал, который сейчас Александровский, не вызвал во мне никаких эмоций, а вот поди ж ты, Пушкин и дом угловой, все вернули на круги своя.

И словно спала с глаз пелена, словно проступили сквозь декорации истинные черты, вдруг пошло массовое узнавание – дома, улицы, повороты и перекрестки буквально кричали о себе, словно приветствуя вернувшегося домой блудного сына.

Что ж, я дома! Я вернулся, Москва!

И плевать я теперь хотел на все трудности и, вообще, на все. Я не захватчик, не оккупант. Я вернулся домой. Дом не выдаст и не съест. Дом стенами поможет!

Глава II. Пиры перед Рубиконом

Москва. Кремль.

10 (23) марта 1917 года

А вот Кремль произвел тягостное впечатление. Печать унылого запустения лежала буквально на всем, а сама атмосфера была словно в склепе. Тихо. Пусто. Тоскливо. Аляповатая роскошь лишь оттеняла общий упадок, оттого выглядела пошло и нарочито, слово китчевая поделка или ремонт в особняке новых русских моего времени.

Иные музеи выглядят более живыми и обжитыми, чем знаменитый Кремль этого времени. Сразу чувствовалось, что здесь никто никогда не жил. Смотрители выполняли свою установленную правилами работу, нимало не заботясь о том, чтобы вдохнуть жизнь в эти стены. Да и зачем? Когда сюда приезжал император, кроме как на коронацию? Кто здесь сидел? Московский губернатор? Отнюдь, у него была своя резиденция. Кто еще? Коты да монахи.

Монахов (и монахинь) тут, кстати, было огромное количество, а сам Кремль напоминал проходной двор. Нет, в палаты дворцов никого не пускали, но вот двор был наполнен снующими в разные стороны персонажами, что заставляло нового коменданта Кремля и начальника Дворцового управления генерала Комарова просто рвать на себе волосы от злости.

Кстати, надо отдать ему должное, ведь, заняв буквально вчера свой пост, он уже многое сделал для наведения порядка. Хотя реально добиться результата он сможет только сегодня, после того как казармы Собственного ЕИВ сводного пехотного полка в Кремле заняли солдаты Георгиевского полка, не имеющие никаких личных связей в Москве и в кремлевском хозяйстве и начисто лишенные сантиментов по отношению к кому бы то ни было.

Впрочем, это сразу же привело к тому, что генерала Комарова начали осаждать со всех сторон с просьбами и требованиями сделать исключение и послабление. Особенно усердствовали настоятели кремлевских монастырей, выражая всяческую озабоченность жизнедеятельностью и хозяйством своих церковных вотчин. Но тут генерал Комаров вообще закрутил гайки, установив пропуска, зоны доступа и прочие прелести. Точку в этом поставил ваш покорный слуга, передав через Комарова привет настоятелям и указав, что если я про эту суету услышу еще раз, то окормлять паству они будут где-нибудь в Сибири. На том и порешили.

И вот теперь, проходя мимо Чудова монастыря, я услышал оттуда звуки хорового пения.

– Репетируют монахи?

– Точно так, государь, – усмехнулся генерал Комаров, – второй час уж надрываются.

– Если они не споют как надо, я их точно в Сибирь законопачу, так им и передайте. Но все равно надо реально подумать о режиме нахождения их здесь.

– Слушаюсь. Однако смею заметить, что было бы лучше провести через обер-прокурора Святейшего Синода решение о выселении всей этой братии в другой монастырь, или пусть строят себе новый. Если столица переносится в Москву и если резиденция вашего величества будет здесь, то им в Кремле делать нечего.

– Надо подумать. А что, Владимир Михайлович, – обратился я к главноуправляющему Министерства Двора, – действительно, изучите этот вопрос и проработайте его с Самариным. Великокняжеские усыпальницы и торжественные богослужения это одно, а действующий монастырь на территории Кремля это уже совсем другое, верно? Тем более два. Да еще и один женский, ну куда это годится? Нам тут только эксцессов не хватало!

– Да, государь, – слегка поклонился князь Волконский. – Но это потребует некоторого времени.

– Вот и займитесь.

Так вот, слово за слово, и дошли мы до Сенатского дворца. Следы запустения были и здесь, но почему-то у меня они вызывали меньшее неприятие, чем вызолоченные залы Большого Императорского дворца и залы Малого Николаевского дворца. Быть может, именно за счет того, что позолоты тут