Начало Века Разума. История европейской цивилизации во времена Шекспира, Бэкона, Монтеня, Рембрандта, Галилея и Декарта: 1558—1648 гг. - Уильям Джеймс Дюрант
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Счастливый художник жил в соответствии со своими доходами, любил изысканную одежду, имел кучера и четверых, породистых лошадей и любовниц, наполнял свои дома музыкой и искусством. Он превзошел наставления Рубенса по делегированию работы - оставил роспись костюмов помощникам, писал портрет за час по эскизу, сделанному за один присест, и зарабатывал сено, пока солнце играло в прятки. Однажды (как гласит история) Карл I, страдающий от парламентской скупости, спросил экстравагантного художника, знает ли он, что значит испытывать нехватку средств. "Да, сир, - ответил Вандик. "Когда человек держит открытый стол для друзей и открытый кошелек для любовниц, он вскоре достигает дна своего денежного сундука".74
Если временами он и погрязал в долгах, то не из-за недостатка покровительства. Половина английской аристократии ждала своей очереди, чтобы получить его печать: Джеймс Стюарт, герцог Леннокс,75 такой же красивый, как его собака; Роберт Рич, граф Уорик;76 лорд Дерби и его семья;77 Томас Уэнтуорт, граф Страффорд,78 бросающий вызов судьбе. У поэтов тоже был свой час - Кэрью, Киллигрю, Саклинг. И наконец, был Старый Парр,79 утверждавший, что ему 150 лет, и выглядевший на все сто. Вандик написал триста портретов в Англии, и почти все они отличались изяществом и достоинством, которые он видел в лордах, даже когда их не было рядом.
Его любовница, Маргарет Лемон, вела дорогостоящую конкурентную борьбу с аристократией за его услуги. Король предположил, что брак обойдется дешевле, и помог Вандику добиться (1639) руки леди Мэри Рутвен из семьи, известной в истории Шотландии. Художник написал красивую картину своей невесты,80 но она не могла сравниться с прекрасным лицом, которое он придал себе в "Автопортрете81 который знает весь мир, - богатые волнистые волосы, острые глаза, утонченные черты, бородка в рубчик, золотая цепь, возвещающая о его рыцарском звании. Льстил ли Вандик сэру Энтони? Если так, то это было бесполезно, поскольку его здоровье, слишком щедро потребляемое, уже начало подводить. Не желая, чтобы его запомнили только по портретам, он попросил Карла разрешить ему написать исторические сцены на стенах банкетного зала в Уайтхолле, но Карл жил с пустым кошельком. Вандик отправился в Париж (1640), надеясь получить заказ на роспись Большой галереи Лувра; Людовик XIII уже выбрал Пуссена, и когда Пуссен отказался от заказа, Вандику было уже слишком поздно. Он заболел и поспешил вернуться в Лондон к лежащей на сохранении жене. Он умер (1641) через одиннадцать дней после того, как она родила ему дочь. Ему не было и сорока двух лет.
Он не основал никакой школы и не оставил никакого следа в континентальном искусстве, но в Англии его влияние было просто ошеломляющим. Местные художники, такие как Уильям Добсон, Роберт Уокер и Сэмюэл Купер, поспешили скопировать его льстивый и прибыльный стиль; и когда с Рейнольдсом и Гейнсборо произошел большой всплеск портретной живописи, именно наследие Вандика послужило школой и стимулом. Портреты Вандика не были глубокими; он слишком торопился, чтобы искать душу, и иногда останавливался на лице или бороде. Кавалеры, окружавшие Карла I, были известны своими прекрасными манерами, но вряд ли многие из них были похожи на поэтов; и часть романтики, которую мы находим в их храбром выступлении за своего короля, возможно, пришла к нам благодаря тому, что мы увидели их глазами Вандика. Было бы несправедливо ожидать от столь хрупкого и удачливого юноши крепкой жизненной силы Рубенса или глубокой проникновенности Рембрандта; но мы будем продолжать бережно хранить эти генуэзские, фламандские и английские портреты как яркие и "драгоценные миньоны" в нашем наследии.
V. ЭКОНОМИКА ГОЛЛАНДИИ
Какой скачок от благоухающих английских лордов к крепким, суровым бюргерам Харлема, Гааги и Амстердама! Это уникальный мир за дамбами, мир воды, а не суши, жизнь кораблей и торговых предприятий, а не дворов и рыцарства. Вряд ли найдется что-то более поразительное в экономической истории, чем возвышение голландцев до мирового могущества, или более утешительное в истории культуры, чем то, как это богатство так скоро превратилось в искусство.
В 1600 году население Соединенных провинций составляло около трех миллионов человек. Только половина из них обрабатывала землю; к 1623 году половина жила в городах, и большая часть земли принадлежала городским помещикам, которые верили, что коммерческую прибыль можно дезодорировать, зарывая ее в землю. Даже в сельском хозяйстве голландская энергия и мастерство первенствовали в Европе; новые дамбы и плотины постоянно отвоевывали "польдеры" у моря; каналы удобряли фермы и торговлю; интенсивное садоводство дополняло экстенсивное животноводство; а голландские инженеры в конце XVI века довели ветряную мельницу до совершенства так же, как голландские художники доводили ее до искусства. Половина промышленности по-прежнему оставалась ремесленной, но в добыче и обработке металлов, ткачестве тканей, рафинировании сахара, варке пива она переходила на более крупные, менее счастливые и более доходные масштабы. Каждый год 1500 "доггеров" - двухмачтовых рыболовных судов - выходили из голландских портов на ловлю сельди. Судостроение было крупной отраслью промышленности. Во время перемирия с Испанией (1609-21 гг.) Нидерланды отправили 16 000 судов, в среднем пятьдесят семь тонн, с экипажами в 160 000 человек - больше, чем Англия, Испания и Франция вместе взятые.82
В поисках путей для торговли и сырья голландские капитаны исследовали неизведанные моря. В 1584 году голландские купцы обосновались в Архангеле и двинулись против арктических льдов в тщетной попытке найти "Северо-восточный проход" в Китай и тем самым выиграть приз в 25 000 флоринов, предложенный правительством Голландии. Голландские названия на современных картах архипелага Шпицберген напоминают о плавании, во время которого Виллем Баренц погиб зимой на льду Новой Земли (1697). В