Дневная битва - Питер Бретт

Джардир утомился от этой игры.

– Хватит прикидываться, дживах.

Его тон оказался резок, и она уцепилась за это, дабы использовать в качестве повода озлиться и уклониться от предмета. Ее брови сошлись в грозовую тучу – прием, которым владела в совершенстве.

Джардир улыбнулся:

– И это тоже прекрати.

Он подошел и обнял ее. Она напряглась и притворно упиралась, когда он привлек ее ближе.

– Ты любишь меня, дживах?

– Конечно, муж мой, – не задумываясь ответила Инэвера.

– И доверяешь мне?

Аура выстрелила остроконечной волной, возникла кратчайшая пауза.

– Да.

Не совсем ложь, но и не правда.

– Я не знаю, что именно ты скрываешь о своей семье, – начал Джардир. – Но вижу, что секрет существует, и это бесчестит меня.

Инэвера отстранилась и собралась заговорить, но он покачал головой:

– После свадьбы между нами образовалось нечто большее, чем союз. Твоя семья стала моей, а моя – твоей. В чем бы ни было дело, я имею право знать.

Инэвера долго смотрела на него, и аура пришла в такой беспорядок, что он не смог угадать ответ. Но потом она вновь успокоилась.

– Мои родители живы, они в Даре Эверама. Для меня они и гордость, и позор, и я боюсь за них, если наше родство откроется. – Она встретилась с ним взглядом и поклонилась. – С моей стороны было ошибкой скрывать это от тебя, любимый. Я прошу прощения.

Джардир кивнул:

– Принято – с одним условием.

Инэвера выгнула бровь.

– Я хочу их увидеть.

– Муж мой, вряд ли это разумно. Они окажутся в опасности…

– Я – шар’дама ка, – возмутился Джардир. – У меня сотни родственников. По-твоему, я не сумею их защитить?

– Ценой того, что лишишь их простой жизни вдали от дворцовых интриг, которой они сейчас наслаждаются?

Джардир рассмеялся:

– Ты можешь внедрить моих племянниц в ряды шарумов, однако не в состоянии придумать, как познакомить меня с родителями подальше от хищных глаз? Нам обоим известно: ты найдешь способ, если захочешь.

Инэвера, по-прежнему настороженная, внимательно посмотрела на него:

– А если не захочу?

Джардир пожал плечами:

– Тогда я пойму, что занимаю в твоей жизни третье место, а не второе после Эверама, как ты утверждаешь.

Когда советники вошли в тронный зал, занавеси остались задернутыми. Несколько масляных ламп давали искусственный свет, и тот сохранил Джардиру коронное видение, пока он рассматривал Джайана и своих двенадцать Дамаджи. Рядом с каждым племенным вождем стоял его, Джардира, сын, а с Ашаном – племянник. Всем было по пятнадцать лет, за исключением восемнадцатилетних Асома и Асукаджи. Не совсем мальчишки, но и не мужчины, все еще в белых бидо най’дама с полоской белой материи, переброшенной через плечо.

Он видел по их аурам, что Дамаджи продолжают негодовать на юнцов, которые заменили их собственных наследников. Официально главенство над племенем не наследовалось автоматически, как принято у землепашцев, однако на практике именно так и происходило: все удерживалось в руках братьев, сыновей и племянников Дамаджи.

Более того, он прослеживал узы, которые, как нити, связывали их с ним. Простые шарумы и дама могли искренне верить в божественность Джардира, но Дамаджи выслуживались из страха.

«Если я погибну ночью, – подумал он, – моих сыновей убьют, едва об этом узнают». Быть может, Джайан и удержит белый тюрбан, а Ашан защитит Асукаджи и Асома, но остальные Дамаджи не замедлят истребить его сыновей най’дама. Альэверак не нарушит клятвы не причинять вреда Маджи, но в ней имеется оговорка, о которой обоим известно. Престарелый Дамаджи примет яд, чтобы задачу выполнили его сыновья.

Дамаджи переговаривались между собой, но Джардир громыхнул Копьем, и все замолкли.

– Дамаджи, наступает Ущерб. Алагай Ка и его князьки восстанут нынче, чтобы испытать наш народ на прочность так, как не случалось с самого Возвращения.

В одних он заметил сомнение, в других – страх. Впрочем, большинство сохранило невозмутимость, плод многолетних медитаций.

– Шарумов поведет Джайан. – Он посмотрел на юношу и отследил в его ауре рвение, возбуждение и надежду себя показать.

Ответом стал общий гул. Джардир вторично ударил Копьем.

– Прости нас, Избавитель, – произнес Альэверак. – Джайан преуспел как шарум ка, и мы не хотим проявить неуважения, но разве не шар’дама ка должен возглавить войска в Шарак Ка?

Джардир кивнул:

– Я простою рядом с сыном, сколько смогу, но когда покажутся князья Най, мне понадобится свобода действий.

– А нам где быть? – спросил Асом.

Джардир взглянул на сына и распознал гнев, что бурлил под спокойной личиной.

– В грядущей битве дама будут молить Эверама о милости. Это не мелочь, сын мой. – Он увидел, что Асом ни в грош не поставит молитвы, коль скоро демоны пойдут на штурм стены, но понадеялся, что тому хватит ума не раскрывать своих чувств.

Асом не сдался легко.

– Отец, зачем же дама изучают шарусак?

– А? – удивился Джардир.

– Едва начав постигать азы, я уже отрабатывал шарукин, – ответил Асом. – Я не знаю ни одного дама или шарума, кто выстоит против меня.

Джайан фыркнул:

– Ты похваляешься, потому что ни разу не схватился с настоящим противником. Алагай, знаешь ли, телеснее, чем воздух, по которому ты лупил в Шарик Хора.

Асом откровенно высмеял старшего брата:

– Иди сюда, коли так, о великий истребитель алагай, и мы поглядим!

Джайан зарычал и шагнул вперед.

– Не сметь! – крикнул Джардир и грохнул Копьем.

Всем своим сыновьям он запретил драться между собой, даже на тренировках, и мудрость этого решения никогда не была очевиднее, чем сейчас. По аурам стало ясно, что Джайан и Асом без колебаний убьют друг дружку – лишь бы расчистить путь к Трону черепов.

– Я не позволю моим сыновьям собачиться, как най’шарумы в очереди за кашей!

Асом повернулся к нему и поклонился:

– Как прикажешь, отец, но ты не ответил на мой вопрос. Мне запрещено сражаться с братом. Мне запрещено сражаться с алагай. Ты ликвидировал должность андраха, и стало незачем сражаться с Дамаджи за трон. К чему мне было ежедневно учиться воевать, если я должен праздно смотреть, как по земле шагает Алагай Ка?

Джардир замялся. Правду сказать, не согласиться трудно. Молитвы этой ночью не помогут. Но для его народа Дамаджи и дама не просто святые люди, они еще и мирские вожди. Клирики – мастера шарусака, однако все они, кроме Ашана, ни разу лично не встречались с алагай, и толку от них в предстоящем сражении мало. Но когда в конце концов наступит рассвет, они станут крайне важны для восстановления порядка.