Том 68. Чехов - Наталья Александровна Роскина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
16
(ТЕЛЕГРАММА)
(Херсон. 1 января 1904 г.
Спасибо любезное письмо. Не отвечал. Занят. Скоро напишу. Поздравляю Новым годом вас, Ольгу Леонардовну. Умоляю прислать этом сезоне цензурованный Вишневого сада. Мейерхольд
(ТЕЛЕГРАММА)
(Херсон. 17 января 1904 г.)
Еще раз прошу прислать мне цензурованный Вишневого сада. Выручите преданного вам Мейерхольда
Лопатино. 8 мая 1904.
Дорогой Антон Павлович!
Большое спасибо за ваше любезное письмо, которое вы прислали мне, узнав о моей болезни, и на которое я — бессовестный — так долго молчал. Простите.
Здоровье мое улучшилось, как только приехал в Москву, оставив занятия. Посоветовался с врачом. Весной и летом играть не разрешили. В легких не нашел ничего. Сердце переутомлено. Послал в деревню. И вот с Пасхи живу в глуши Саратовской губернии. Здесь сосновый лес, вода и почта только два раза в неделю.
От антрепризы отказаться не могу. Слишком много вложил в нее. Если придется по необходимости, что делать. А так трудно.
Звала меня к себе Комиссаржевская испугал Петербург. Кроме того, она собиралась взвалить на меня только режиссерский труд. Как ни интересен труд режиссера, актерская работа куда интереснее. В моем деле режиссура интересует меня постольку, поскольку вместе с поднятием художественного тона всего дела — она помогает совершенствоваться моей артистической личности.
В будущем году труппа моя будет играть в Тифлисе. Приезжайте посмотреть нас, потому что мы подросли в художественном смысле. Вашу пьесу «Вишневый сад» играем хорошо. Когда я смотрел ее в
Художественном театре, мне не стало стыдно за нас. Мне не совсем нравится исполнение этой пьесы в Москве. В общем.
Так хочется сказать. Когда какой-нибудь автор гением своим вызывает к жизни свой театр, этот последний постигает секрет исполнения его пьес, находит ключ... Но если автор начинает совершенствовать технику и в творчестве своем поднимается в высоты, театр, как совокупность нескольких творцов, следовательно творец более тяжеловесный, начинает терять этот ключ. Так, например, потерял ключ к исполнению пьес Гауптмана «Deutsches Theater» в Берлине (неуспех великолепной трагикомедии «Красный петух», «Шлюк и Яу», «Бедный Гейнрих»). Так, мне кажется, растерялся Художественный театр, когда приступил к вашему «Вишневому саду».
Ваша пьеса абстрактна, как симфония Чайковского. И режиссер должен уловить ее слухом прежде всего. В третьем акте на фоне глупого «топотанья» — вот это «топотанье» нужно услышать — незаметно для людей входит Ужас:
«Вишневый сад продан». Танцуют. «'Продан». Танцуют. И так до конца. Когда читаешь пьесу, третий акт производит такое же впечатление, как тот звон в ушах больного в вашем рассказе «Тиф». Зуд какой-то. Веселье, в котором слышны звуки смерти. В этом акте что-то метерлинковское, страшное. Сравнил только потому, что бессилен сказать точнее. Вы несравнимы в вашем великом творчестве. Когда читаешь пьесы иностранных авторов, вы стоите оригинальностью своей особняком. И в драме Западу придется учиться у вас.
В Художественном театре от третьего акта не остается такого впечатления. Фон мало сгущен и мало отдален вместе с тем. Впереди: история с кием, фокусы. И отдельно. Все это не составляет цепи «топотанья». А между тем ведь все это «танцы»: люди беспечны и не чувствуют беды. В Художественном театре замедлен слишком темп этого акта. Хотели изобразить скуку. Ошибка. Надо изобразить беспечность. Разница. Беспечность активнее. Тогда трагизм акта сконцентрируется.
В частности: плохо играют Лопахина, лакея, Дуняшу, Варю, Аню 2.
Великолепны: Москвин и Станиславский3.
Фирс4 совсем не тот.
Поразителен пейзаж второго акта в декоративном отношении.
Черкните что-нибудь о себе.
Передайте Ольге Леонардовне мое извинение, что не зашел к ней. Был в Москве недолго, а дел было очень много.
Горячо любящий вас Вс. Мейерхольд
Адрес: Почтовая станция Чаадаевка Саратовской губернии5.
В. Ф. Комиссаржевская основала в 1903 г. в Петербурге свой драматический театр. Позднее, с августа 1906 г., Мейерхольд работал в театре Комиссаржевской в качестве главного режиссера и актера. Но уже весной 1907 г. он ушел из театра по предложенкю Комиссаржевской, которая написала ему, что они по-разному смотрят на задачи театра, что его искания ведут к чуждым ей принципам театра ма рионеток, что по этому пути они вместе идти не могут.
Эти роли исполняли: Лопахина — Л. М. Леонидов, лакея Яшу — Н. Г. Александров, Дуняшу —С. В. Халютина и А. Ф. Адурская, Варю—М. Ф. Андреева, Аню — М. П. Лилина.
И. М. Москвин играл Епиходова и К. С. Станиславский — Гаева.
Роль Фирса исполнял А. Р. Артем.
В это время Мейерхольд отдыхал в имении своей жены Лопатине, близ станции "Чаадаевка. .
ПИСЬМА К ЧЕХОВУ О СТУДЕНЧЕСКОМ ДВИЖЕНИИ 1899-1902 гг.
Статья А. Н. Дубовикова[125] 1
Многие из мемуаристов, вспоминающие о встречах с Чеховым в последние годы его жизни, рассказывают о том новом, что появилось в его взглядах и настроениях под влиянием все явственнее обозначавшегося общественного подъема, бывшего предвестием первой русской революции. Об этом говорят как близкие знакомые Чехова, длительно и постоянно общавшиеся с ним, таки люди, чье знакомство с писателем ограничивалось немногими случайными встречами. Широко известны и часто цитируются в работах о Чехове воспоминания Вересаева: «Для меня очень был неожидан острый интерес, который Чехов проявил к общественным и политическим вопросам ..). Теперь это был совсем другой человек; видимо, революционное электричество, которым в то время был перезаряжен воздух, встряхнуло и душу Чехова» (В. В. В ер е с а е в. Сочинения, т. IV. М., 1948, стр. 504—505). С этим перекликается более обстоятельное свидетельство Елпатьевского, постоянно жившего в то время в Ялте и имевшего возможность часто видеть Чехова и дружески откровенно беседовать с ним.
Характерная для первого этапа их знакомства «временная отчужденность» («мешала политика. Антон Павлович был более чем равнодушен к тому, что волновало меня») в дальнейшем исчезла без следа, как исчезло и равнодушие Чехова к «политике», «не стало прежнего Чехова»: «И случилось это как-то вдруг, неожиданно для меня. Поднимавшаяся бурная русская волна подняла и понесла с собой и Чехова. Он, отвертывавшийся от политики, весь ушел в политику, по-другому и не то стал читать в газетах, как и что читал раньше. Пессимистически и во всяком случае скептически настроенный Чехов стал верующим. Верующим не в то, что будет хорошая жизнь через двести лет, как говорили персонажи его произведений, а что эта хорошая жизнь для России придвинулась вплотную, что вот-вот сейчас перестроится вся Россия по-новому, светлому, радостному» (С. Я. Е л п а т ь е в с к и й. Воспоминания за 50 лет. Л., 1929,
