Фрегат «Паллада» - Гончаров Александрович

В Маниле, как и в Сингапуре, в магазине корабельных запасов продаются русские пеньковые снасти, предпочитаемые всяким другим на свете; но они дороже древесных. У нас на суда взяли несколько манильских снастей; при постановке парусов от них раздавалась такая музыка, что все зажимали уши: точно тысяча саней скрипели по морозу. Говорят, что пройдет со временем, обшаркается. Фабрика производит на 130 000 долларов в год. Она принадлежит Старджису, представителю в настоящее время американского дома Russel и C° в Маниле, еще Мегфору, который нас возил, и вдове его брата. Брат этот, года два назад, был убит индийцами, которые напали на фабрику и хотели ограбить. Испанское правительство до сих пор не может найти виновных. Говорят, американский коммодор Перри придет сюда с своей эскадрой помогать отыскивать их.

Несколько лет назад на фабрике случился пожар, и отчего? Там запрещено работникам курить сигары: один мальчик, которому, вероятно, неестественно казалось не курить сигар в Маниле, потихоньку закурил. Пришел смотритель: тагал, не зная, как скрыть свой грех, сунул сигару в кипу мочал.

Через предместье Санта-Круц мы воротились в город. Мои товарищи поехали к какой-то Маргарите покупать платки и материю из ананасовых волокон, а я домой.

Нас торопили собираться к отплытию; надо было подумать о сигарах. Я с запиской отправился на фабрику к альфорадору. У ворот мне встретился какой-то молодой чиновник, какие есть, кажется, во всех присутственных местах целого мира: без дела, скучающий, не знающий, куда деваться, – словом, лишний. Он шел было вон; а когда я показал ему записку, он воротился – и так, от нечего же делать, повел меня к альфорадору. Опять я, идучи по залам, наслушался адского стука, нанюхался табачного масла и достиг наконец альфорадора.

Он прежде всего предложил мне сигару гаванской свертки, потом на мой вопрос отвечал, что сигары не готовы: «Дня через четыре приготовим». – «Я через день еду», – заметил я. Он пожал плечами. «Возьмите в магазине, какие найдете, – прибавил он, – или обратитесь к инспектору».

Праздный чиновник повел меня к инспектору. Тот посоветовал обратиться в магазин. Мы пошли (всё с чиновником) туда. Магазин помещался в доме фабричной администрации. Мы зашли прежде в администрацию. Один из администраторов, толстый испанец, столько же похожий на испанца, сколько на немца, на итальянца, на шведа, на кого хотите, встал с своего места, подняв очки на лоб, долго говорил с чиновником, не спуская с меня глаз, потом поклонился и сел опять за бумаги. Около него толпились тагалы и тагалки, дожидавшиеся платы. «Ну что?» – спросил я своего провожатого. Он начал мне длинную какую-то речь по-французски, и хотя говорил очень сносно на этом языке, но я почти ничего не понял, может быть, оттого, что он к каждому слову прибавлял: «Je vous parle franchement, vous comprenez?»[122]

Хотел ли он подарка себе или кому другому – не похоже, кажется; но он говорил о злоупотреблениях да тут же кстати и о строгости. Между прочим, смысл одной фразы был тот, что официально, обыкновенным путем, через начальство, трудно сделать что-нибудь, что надо «просто прийти», так всё и получишь за ту же самую цену. «Je vous parle franchement, vous comprenez?» – заключил он.

«Сигар?» – спросил я в магазине. «Сигар нет», – отвечал индиец-приказчик. «Нового приготовления, гаванской свертки, первый сорт», – говорил я. Чиновник переводил мой вопрос и ответ тагала – «нет». «Их так немного делают, что в магазин они и не поступают», – сказал он. «Ну, первого сорта здешней свертки, крупных». – «Все вышли», – был ответ. – «Сегодня пришлют», – прибавил он. «Ну, второго сорта?» – спросил я. Тагал порылся в ящиках, вынул одну пачку в бумаге, 125 штук, и положил передо мной. «Una peso» (Один пиастр), – сказал он. «Да мне надо по крайней мере пачек двадцать одного этого сорта», – заметил я. Тагал опять заглянул в ящик. «Больше нет, – сказал он, – все вышли; сегодня будут».

Тут следовало бы пожать плечами, но я был очень сердит, не до того было, чтоб прибегать к этим общим местам для выражения досады. Вот подите же: где после этого доставать сигары? Я думаю, на Невском проспекте, у Тенкате: это всего вернее. Кто-то искал счастья по всему миру и нашел же его, воротясь, у своего изголовья. Не был ли в Маниле этот путешественник и не охотник ли он курить сигары? Видно, уж так заведено в мире, что на Волге и Урале не купишь на рынках хорошей икры; в Эперне[123] не удастся выпить бутылки хорошего шампанского, а в Торжке не найдешь теперь и знаменитых пожарских котлет: их лучше делают в Петербурге.

«Что ж у вас есть в магазине? – спросил я наконец – Ведь эти ящики не пустые же: там сигары?» – «Чируты!» – сказал мне приказчик, то есть обрезанные с обеих сторон (которые, кажется, только и привозятся из Манилы к нам, в Петербург): этих сколько угодно! Есть из них третий и четвертый сорта, то есть одни большие, другие меньше.

А провожатый мой всё шептал мне, отворотясь в сторону, что надо прийти «прямо и просто», а куда – всё не говорил, прибавил только свое: «Je vous parle franchement, vous comprenez?» – «Да не надо ли подарить кого-нибудь?» – сказал я ему наконец, выведенный из терпения. «Non, non, – сильно заговорил он, – но вы знаете сами, злоупотребления, строгости… но это ничего; вы можете всё достать… вас принимал у себя губернатор – оно так, я видел вас там; но все-таки надо прийти… просто: vous comprenez?» – «Я приду сюда вечером, – сказал я решительно, устав слушать эту болтовню, – и надеюсь найти сигары всех сортов…» – «Кроме первого сорта гаванской свертки», – прибавил чиновник и сказал что-то тагалу по-испански… Я довез его до фабрики и вернулся домой.

Смысл этих таинственных речей был, кажется, тот, что всё количество заготовляемых на фабрике сигар быстро расходится официальным путем по купеческим конторам, оптом, и в магазин почти не поступает; что туземцы курят чируты, и потому трудно достать готовые сигары высших сортов. Но если кто пожелает непременно иметь хорошие сигары не в большом количестве, тот, без всяких фактур и заказов, обращается к кому-нибудь из служащих на фабрике или приходит прямо и просто, как говорил мой провожатый, заказывает, сколько ему нужно, и получает за ту же цену мимо администрации, мимо магазина, куда деньги за эти сигары, конечно, уже не поступают.

По крайней мере я так понял загадочные речи моего провожатого. Et vous, mes amis, vous comprenez? je vous parle franchement[124].

Насилу-то наконец вечером я запасся, для себя и для некоторых товарищей, несколькими тысячами сигар, почти всех сортов, всех величин и притом самыми свежими. На ящиках было везде клеймо: «Febrero (февраль)», то есть месяц нашего там пребывания. Запрос так велик, что не успевают делать. Другие мои спутники запаслись через нашего банкира, но только одними чирутами. За тысячу сигар лучшего сорта платят здесь четырнадцать долларов (около 19 руб. сер.), а за чируты восемь долларов. В Петербурге первых совсем нет, а вторые продаются, если не ошибаюсь, по шести и никак не менее пяти руб. сер. за сотню. Каков процент! Табак не в сигарах не продается в Маниле; он дозволен только к вывозу. Говорят, есть еще несколько меньших фабрик, но я тех не видал, так же как и фабрики сигареток или папирос.