Мемуары - Лени Рифеншталь

Трепеща от неизвестности, я стояла перед Сейидом Мухаммадом Аббасом Фагиром, губернатором Кордофана. По-прежнему удивляясь новому повороту судьбы, я услышала:

— Уважаемая Лени, я знаю, как вы привязаны к своим друзьям. Мне хотелось бы, чтобы на этот раз в горах Нуба вы провели самое прекрасное время вашей жизни.

Это были не просто слова, губернатор старался оказать мне всяческую помощь.

На базаре Эль-Обейда я делала покупки, думая о сооружении своего будущего дома у нуба, и, к ужасу Хорста, приобрела огромный деревянный стол, шкаф, несколько табуреток, а еще соломенные коврики, деревянные доски, бамбуковые стойки и целый мешок сахара для нуба. Чтобы все это перевезти, потребовалось нанять небольшой грузовик.

Уже трижды в жизни я отмечала рождественские дни вместе с нуба, поэтому мне захотелось и на этот раз еще до сочельника добраться в Тадоро. Кадугли уже остался позади. Мы находились где-то в 50 километрах от места моего лагеря, когда с полей к нашей машине побежали первые нуба. Я никого из них не знала, но когда они меня увидели, то стали, не отставая от «лендровера», выкрикивать: «Лени, Лени!»

И вот передо мной любимое дерево с огромной кроной. Мы с ним встретились в четвертый раз. Как и прежде, вскоре вокруг собралось множество нуба, которые бурно приветствовали нас, пожимали руки, обнимали, смеялись, как будто домой вернулся давно отсутствовавший член семьи. Нату с гордостью показал уже построенный им для меня дом. Урсула и Хорст безмолвствовали.

Нуба перенесли наши вещи вверх к дому. Не все смогло поместиться, и тогда они решили специально построить еще и соломенные хижины. Они давали вполне дельные советы и даже догадались, где достать материал. Целая деревня принимала участие в строительстве навеса под соломенной крышей, для которого требовались деревянные опоры, стебли дурры, солома и доски.

Со строительством совсем было позабыли о рождественском празднике. Приближалась полночь, когда мы установили искусственную елку, навесили игрушки и закрепили несколько свечей. Потом пригласили наших друзей нуба. Детишек мы одаривали их любимыми конфетами, пожилых людей — табаком, девушек и женщин — жемчужинами, а молодые люди были в восхищении от красивых платков, привезенных нами в большом количестве. Самым впечатляющим моментом праздника стал сюрприз от Хорста. Хвала действующему душу! Уже в самые последние мгновения мой помощник собрал все, из чего можно соорудить душ: шланг с распылительной душевой насадкой, закрепленный в пластиковой канистре с водой, которую подняли на большое дерево с помощью каната. Еще в рождественскую ночь мы попробовали искупаться под душем при свете фонарика. Неописуемое чувство — наконец-то получить возможность освободиться от пыли. И ребятишкам эта забава пришлась по душе. Сначала они боялись, но, как только некоторые из малышей-карапузов рискнули, им всем захотелось встать под струи чистой воды. А уж сколько было радостного крика!

Потом мы испытали в действии медные рамки для поиска воды. Но сначала от этой затеи пришлось отказаться, так как рамки норовили выскочить из рук — нельзя же было рыть сразу во многих местах. Нуба прекратили копать после того, как на глубине 10 метров Алипо сломал ногу — вскоре, к счастью, подлеченную. Мне виделось только одно решение — строительство колодца надо довести до конца.

Хорст с лихвой оправдал мои надежды. Прилежный, спокойный, он ни у кого ничего не просил и оказался идеальным товарищем. Не чурался никакой работы, ничто не было ему в тягость, он справлялся с любой технической проблемой.

Вскоре нас должна была покинуть Урсула. Нуба и ее принимали сердечно. В Кадугли ее отвез Хорст. Оттуда окружной офицер помог добраться до Эль-Обейда. Вскоре после возвращения Хорста совсем рядом с лагерем я услышала крики. Взволнованные нуба все бежали в одном направлении. Помчавшись следом, я увидела, что все они смотрят в ранее мной не замеченную глубокую яму. После того как Алипо сломал ногу, ее зачем-то прикрыли ветками. Несколько минут назад туда свалился мальчик, приблизительно двенадцати лет. Нуба кричали вниз, но ответа не слышали. Они ничего не могли сделать, никто из них не мог спуститься глубже 10 метров, слишком скользкими оказались омытые дождем вертикальные стенки. Отец мальчика был в отчаянии. Я сразу же подумала о канате и притащила его так быстро, как только смогла. Мы с Хорстом опустили его вниз в надежде, что мальчик сумеет за него схватиться и тогда мы его вытащим. Никакого движения. Я вспомнила свое карабкание по скалам и опоясалась канатом. Нуба таращили на меня глаза, а Хорст опускал канат, пока я не добралась до мальчика. Он тихо скулил. Я привязала мальчика к другому концу каната и велела осторожно поднимать его наверх. Когда я выбралась сама, то увидела, что отец спасенного ребенка сильно его колотит, хотя тот ни в чем не был виноват. Меня это так возмутило, что я, забывшись, в одно мгновение, отхлестала огромного мужчину-нуба по щекам. Тот молча смотрел на меня, ничего не предпринимая, а все нуба одобряюще кивали. Мальчик сильно повредил спину, но Хорст вскоре вылечил его. Яму, предназначавшуюся для колодца, пришлось засыпать.

Перед началом работы над фильмом мы планировали показать нуба наши слайды, а чтобы заинтересовать их еще больше, я привезла восьмимиллиметровые ленты с Чарли Чаплином, Гарольдом Ллойдом и Бастером Киганом. Из льняных платков мы сшили большой экран и с помощью агрегата освещения смогли получить достаточно хороший свет. Просмотр фильмов стал сенсацией. Люди, жившие почти как в каменном веке, еще не пользующиеся даже колесом, внезапно увидели себя на экране. От смеха они кричали и плакали, особенно изумлялись, когда показывали первый план. Уже с раннего утра нуба сидели в нашем «кинотеатре», каждый камень был занят, а вечерами молодежь забиралась даже на деревья.

С тем же жадным интересом они отнеслись и к звуковым съемкам, особенно к тем, которые мы делали незаметно. Их разговоры, их пение, их рев на больших ринговых боях и их ритуальные песни на праздниках поминовения усопших — все это нуба могли слушать без конца. Они устремлялись к нам сотнями. Чтобы предотвратить давку, показы пришлось прекратить.

Мы решили правильно организовать помощь больным. Самым подходящим временем для осмотра был закат солнца. С нуба, еще не привыкшим к лекарствам, мы добивались фантастических исцелений. Больных, которым нельзя было помочь на месте, Хорст отвозил в больницу в Кадугли. Это часто приводило к драматическим сценам: родные расставаться с заболевшими не хотели. Именно поэтому Альберт Швейцер в свое время, часто споря с коллегами-врачами, настаивал на строительстве больницы в Ламбарене, чтобы с пациентами могли оставаться и родственники. Его правоту может подтвердить и наш опыт.

На первом для нас в этом сезоне празднике рингового боя мне бросилось в глаза, что почти все участники состязаний носили шорты разных расцветок, а многие из них вместо красивых калебасов теперь подвешивали к поясу пластиковые бутылки, иногда даже пустые консервные банки. Некоторые носили темные очки. Я пришла в ужас, а Хорст не смог скрыть своего разочарования. Той атмосферы, что он увидел на моих фотографиях, больше не существовало. От съемки праздника мы отказались — слишком дорожили каждым метром пленки.

Как такое могло произойти? Два года назад я сделала великолепные съемки этих боев. На сей раз в предвкушении долгожданного свидания, поначалу ничего странного я не заметила. Изменение древних обычаев проявилась во время праздника поминовения мертвых. Зрелище, являвшееся всегда таким захватывающим, сейчас производило скорее неприятное впечатление. Раскрашенные ранее светлым пеплом и совершенно фантастически выглядевшие фигуры облачились теперь в рваную, грязную одежду. Их вид не вызывал ничего, кроме сожаления. Столь же разительные перемены коснулись и обычной жизни нуба. Когда вместе с Хорстом я навещала друзей, меня шокировал вид запертых на замок дверей в некоторых домах. На вопрос, почему они это делают, мне сказали: «Нуба арами» («Нуба воруют»). Я сначала не хотела верить. Мне никогда раньше не приходилось запирать свой багаж, то, что я теряла, всегда приносили обратно. В чем же причина таких сдвигов в сознании? Чужих людей за исключением двух англичан, которые случайно оказались неподалеку, здесь не было.

Объяснение следовало искать в чем-то ином. Без сомнения, все это началось с того, что цивилизация проникала все дальше по всему миру, как и у индейцев, и у первобытных жителей Австралии. Строились дороги, открывались школы, у людей появились деньги — и именно они являлись причиной всех бед. Из-за денег возникли жадность и зависть. Это стало первой причиной такого резкого изменения. Не менее роковым явилось и то обстоятельство, что «дикарям» больше не разрешалось бегать голышом, их вынуждали носить одежду. Суданское правительство ввело этот запрет уже несколько лет назад. У мусульман «голые» вызывали отвращение. Еще шесть лет назад, во время моего первого посещения, солдаты, ехавшие на военных машинах через горы Нуба, раздавали населению пестрые спортивные трусы. Вынужденное ношение одежды уничтожило самобытность туземцев, у них появились сомнения в правильности их образа жизни. Эта ситуация обернулась серьезными последствиями. Теперь, если их одежда изнашивалась, их обязывали покупать новую. Потребовалось и мыло. Чтобы суметь обеспечить семью, многие нуба покидали свои жилища и уходили в города. Когда они возвращались, это были уже другие люди.