Владимир Высоцкий без мифов и легенд - Виктор Бакин

Оценка режиссуры Эфроса, данная Высоцким, была характер­на в среде профессионалов — актеров, режиссеров, критиков, дра­матургов. Нет, спектакли Эфроса, несомненно, пользовались и зри­тельским успехом, их любили и с удовольствием смотрели. Но в полной мере оценить всю глубину и новаторство «негромкой» ре­жиссуры Эфроса могли именно профессионалы, хорошо знающие театр изнутри. Сам А.Эфрос говорил, что его «Вишневый сад» из­менит зрительный зал «Таганки»: уйдут политизированные поклон­ники искусства Любимова, придет вместо них другая, уже эфросовская публика.

7 июня для вернувшегося из Италии Любимова сделали черно­вой прогон спектакля. Постановка ему категорически не нравилась. Его раздражало буквально все: декорации Валерия Левенталя, чуж­дые духу «Таганки», игра и отношение к работе актеров, несоответ­ствие типажа и персонажа пьесы, излишняя утонченность спектак­ля, отсутствие таганской условности, открытых перекличек с совре­менностью — все слишком «запсихологизировано» и «неуловимо». Любимов громко и неоднократно заявлял, что пьес Чехова он не лю­бит, вот рассказы — да, дело другое. К Эфросу у него было недобро­желательное, конфликтное отношение. Он обижался за то, что тот не выполнил каких-то его замечаний. Разногласия двух разных по методам, индивидуальностям и характерам режиссеров переросли в ссору. Они избегали друг друга долгое время. Актеры знали, что если у подъезда театра стоит машина Эфроса, то Любимова в театре нет, и наоборот. Высоцкий несколько раз пытался их свести в сво­ей гримерной, чтобы они помирились, — не получилось... И не мог­ло получиться. Любимов и Эфрос — это были выразители не толь­ко разных театральных методов, но и полные антиподы во многом, в том числе в своем отношении к актерам. Актер для Любимова — средство для осуществления своего режиссерского замысла... и все: «Артисты особенным умом-то не обладают. Но это им и не требу­ется — часто с умным актером лучше дела не иметь. Артист — су­щество с минимальной ответственностью. Что от него нужно? Вы­учить текст, сыграть роль, стараться играть лучше... И все. Он не может быть режиссеру другом». Актеры для Эфроса — это, преж­де всего, люди и часто друзья: «Актеры — это замечательные люди. На мой взгляд, нет лучше людей, чем актеры. Это люди живые, ум­ные, эмоциональные. С другими людьми я не могу дружить, мне не о чем с ними разговаривать, мне скучно с ними, а с актерами мне интересно. Женщины всегда прелестны, мужчины всегда живые, остроумные...»

Категоричное отрицание Любимовым чужого, даже антипатич­ного ему спектакля не помешало «Вишневому саду» занять свое дос­тойное место в репертуаре театра до смерти Высоцкого, единствен­ного исполнителя роли Лопахина. В 1984 году А.Эфрос вновь вос­становит этот спектакль.

Многие актеры, привыкшие играть совсем в другой, любимовской эстетике, так и не взяли рисунок Эфроса. Но Эфрос и не на­стаивал: «выше себя они все равно не прыгнут». Для него главными были — Высоцкий-Лопахин, Демидова-Раневская, Золотухин-Трофимов... А эти актеры понимали, что работать с Эфросом — счаст­ливое и тяжелое испытание профессионализма. Им хотелось попро­бовать себя в нормальной драматургии, в эстетике системы Стани­славского, в которой был очень силен Эфрос. И это испытание они выдержали с честью. Другие — В.Шаповалов, В.Смехов, Л.Филатов, не приглашенные Эфросом в спектакль, — через девять лет жесто­ко отомстят режиссеру за эту обиду.

Спектакль сделали очень быстро — 30 июня состоялась пре­мьера. Волнение режиссера и актеров с лихвой окупилось аплодис­ментами зрителей. Спектакль зрителю понравился. Любимов на пре­мьеру не пришел...

От спектакля к спектаклю Демидова играла Раневскую одина­ково вдохновенно и абсолютно точно, не нарушая сложной кон­струкции роли. И совершенно по-другому играл Высоцкий, кото­рый всякий раз менял интонации. А иногда даже позволял себе и несколько видоизменять классический текст роли, либо перестав­ляя, либо подменяя отдельные слова. Он играл Лопахина так, как пел собственные песни — не одинаково: по-разному одна и та же его музыкальная новелла звучала на концерте и в записи, со сце­ны и с экрана.

К чеховскому монологу Высоцкий отнесся как к своего рода песне, подчинив его особому ритму, своей мелодии — и протяж­ной, и хрипловато-резкой. Чеховская проза разбивалась на стихо­творные строфы, и он не просто произносил текст пьесы, он дек­ламировал Чехова. Ничего не прибавляя к словам роли, Высоцкий произносил их так, словно становился не только исполнителем, но и соавтором:

Ах-х-х, Ермолай,

битый, малограмотный

Ерм-м-олай,

который зимой

бос-с-иком бегал-л-л...

Я купил имение,

где дед и отец

были рабами,

где их-х не пускали

даже в кух-х-ню...

Эй, музыканты, играйте,

я ж-желаю вас слушать!

Приходите все смотреть,

как Ер-р-молай Лопахин

хватит-т топором

по виш-шневому сад-ду...

Настроим мы дач-ч,

и наш-ш-и внуки и правнуки

увидят здесь

н-н-новую жизнь...

Музыка, иг-г-грай!

Театральный критик А.Гершкович в своей статье «В роли Ло­пахина», опубликованной в газете «Новое русское слово» (США) 25 июля 1990 года, метко назвал этот речитатив «песней Высоцко­го на слова Чехова».

А.Демидова: «Монолог Лопахина в третьем акте «Я купил...» ис­полнялся Высоцким на самом высоком трагическом уровне его пе­сен. Этот монолог был для него песней. И иногда он даже какие-то слова действительно почти пел: тянул-тянул свои согласные на хрипе, а потом вдруг резко обрывал. А как он исступленно плясал в этом монологе! Как прыгал за веткой цветущей вишни, пытаясь сорвать, на авансцене! ...Как легко играть после монолога Лопахина-Высоцкого в 3-м акте! Подхватывай его ноту — и все».

На одном из вечеров, посвященном памяти Высоцкого, дра­матург Александр Володин сказал: «Я никогда не понимал Лопахина. Ну что Лопахин? Купец. Губит этих интеллигентных, хороших, утонченных, милых людей, покупает, скупает. Ему все равно — все под топор. А в «Вишневом саде» на «Таганке» я впервые понял простую-препростую вещь, почему он что-то тянет, не женится на Варе. Почему? А потому, что он любит Раневскую. Он любит ее. И в нем это было всегда видно... Он был самый положительный персонаж в этом спектакле».

После Гамлета Высоцкий больше всего ценил роль Лопахина. В его воплощении это был энергичный, широкий характер, не похо­жий на привычных бородатых купцов А.Островского или М.Горь­кого. Он играл современного делового человека, полного сил и же­лания шагать в ногу с веком. А.Демидова вспоминает: «Как замирал зал, когда Высоцкий-Лопахин подходил в авансцене и тихо говорил: "Иной раз, когда не спится, я думаю: Господи, ты дал нам громад­ные леса, необъятные поля, глубочайшие горизонты, и, живя тут, мы сами должны бы по-настоящему быть великанами"».