Страдания и Звёздный свет - Каролайн Пекхам
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Кровь девственницы — самая сильная для нашего вида магии, — дышали они, их голоса в моем черепе были шепотом соблазна, и я снова увидела его там, восседающего на троне моего отца, изливающего мне свое сердце, в то время как я отказывалась слушать слова и вместо этого опустилась перед ним на колени. — Мы хотим попробовать то, что было у тебя, то, на что мы никогда не сможем претендовать.
Я сглотнула комок в горле, когда поняла это, моя кожа вспыхнула от жара, когда они продолжили ласкать меня, представляя мне образ за образом из моих собственных воспоминаний о плоти, претендующей на плоть. Татуировки, покрытые испариной, и злобная ухмылка, созданная исключительно для того, чтобы погубить меня.
— И это все? — спросила я, не понимая, что именно они имеют в виду, но зная, что готова дать им это.
— Одна ночь, чтобы отведать то, что ты отведала, понежиться в твоей похоти, — мурлыкали они, и движения их рук на моей коже начали сливаться с воспоминаниями о его руках, его шершавые мозоли против моей мягкости, прикосновения его щетины — греховное трение, которым я никогда не могла насытиться. — Тогда мы дадим тебе путь, по которому ты пойдешь. Нечестивый и погрязший в грехе. Который может привести тебя к ответам, которые ты ищешь, а может закончиться твоим собственным уходом из этого мира. Надежда. Хотя это лишь краткий ее проблеск. Мы договорились?
Их слова были полны предостережения и неуверенности, ничто не говорило о том, что они верят в возможность того, что я ищу, но это не имело значения, потому что мне не нужно было ничего, кроме пути, которым можно следовать, и если это было то, что они мне предлагали, то я собиралась схватить это обеими руками.
— Договорились, — произнесла я вслух, магия окутала это слово и привязала меня к нему так резко, что у меня вырвался крик.
Прошитые губы Локви прижались к моим, чтобы заставить меня снова замолчать, но не похоже, чтобы их больше волновало соблюдение клятвы, так как Аудире убрала руки от моих ушей и медленно провела ими вниз по позвоночнику.
Я открыла глаза и в течение краткого мгновения смотрела на трех прекрасных женщин, окружавших меня: каждая из них в какой-то момент, пока я держала глаза закрытыми, сбросила свои накидки, обнажив совершенство своей наготы, отчего мое дыхание перехватило в легких.
Они были созданиями, созданными для похоти, каждый их дюйм бесконечно отличался друг от друга, и все они были по-своему дико пленительны. Мысль о том, что они девственницы, казалась абсурдной, запах секса, казалось, прилипал к их безупречной коже, пока я наблюдала за тем, как их руки двигались по моему телу, дразня и задирая платье, но не обнажая меня.
Мы больше не были в пещере, прохладный воздух давил на нас, мы стояли на поляне в форме пентаграммы в кольце древних огромных деревьев. Рядом с нами стоял каменный алтарь, испачканный, несомненно, кровью — это место использовалось для жертвоприношений гораздо чаще, чем то, что они требовали от меня.
Мой взгляд упал на Види, все еще стоявшую на коленях рядом с нами, когда ее язык провел линию по боковой поверхности моего бедра, ее глаза были полны жара и вожделения, и она посмотрела на меня, прижимая мою собственную руку ближе к моей сердцевине, даже когда я заметила свободно кровоточащую рану на ее запястье.
Она была измазана ярко-красной кровью, не черноватой, испорченной кровью нимф, которыми управляла Лавиния, а такой же красной, как кровь любого фейри, будто подтверждая тем самым свое отвращение к теням.
Мое дыхание стало поверхностным, пока я смотрела, как она проводит губами по моей коже, кровь, окрасившая ее плоть, одновременно ужасала и завораживала, словно жертва, которую она принесла ради своей силы, сама по себе была опьянением.
— Рокси. — Глубокий рык его голоса заставил меня замереть на три вечные секунды, прежде чем я вскинула голову и обнаружила его там, рубашка была уже снята, татуировки, которые я так любила, смотрели на меня, как глубочайшее искушение.
Тогда я поняла, почему три нимфы не стали раздевать меня, не стали прикасаться ко мне больше, чем до сих пор, пальцы Види гладили кожу между моих бедер, не пытаясь продвинуться на последние несколько дюймов к моему ядру. Они были девственницами и останутся ими в течение этой ночи, но они намеревались увидеть, как я буду уничтожена всеми способами, какие только могут представить мои воспоминания, прежде чем взойдет солнце, чтобы удовлетворить их собственные подавленные желания.
Я посмотрела на Дариуса, края его кожи светились слабым золотистым светом, доказывая, что он не более чем воспоминание, и я действительно помнила это. Мы не были на лесной поляне, окруженные тремя сущностями немыслимой силы. Мы были в нашей комнате в Норе, моя сердцевина все еще болела после ночи, проведенной в его объятиях, но его желание ничуть не ослабло, его потребность во мне ничуть не уменьшилась.
— На тебе слишком много одежды, — поддразнил он, и его взгляд пронзил меня изнутри.
Горе грозило поглотить меня, воспоминания были слишком реальными, слишком невыносимыми, но Аудире провела зубами по раковине моего уха и прошептала. — Отдайся этому полностью. Забудь о том, что происходит здесь и сейчас, и позволь ему перенести тебя в то время. К нему. Возьми нас с собой.
Ее пальцы вцепились в тонкие бретельки, фиксирующие заднюю часть моего платья, костяшки пальцев провели по восхитительно чувствительному месту, где при смещении появлялись крылья, и я тихо застонала, позволяя себе сделать то, что она велела.
Это была цена, которую они требовали. И я не собиралась дрогнуть из-за этого, даже если боялась боли, с которой меня оставят, когда солнце наконец взойдет.
Я опустила руки на талию, расстегивая пояс с мечом, и уставилась на видение Дариуса, его глаза были полны пылких обещаний, когда он расстегивал свой собственный пояс, зеркально отражая меня.
Я позволила мечу упасть на землю, засунула руку под юбку рядом с рукой Види и тихо застонала, когда кончики моих пальцев коснулись влажных трусиков.
Три нимфы тоже застонали, их руки двигались как по моему телу, так и по их собственной плоти, ища в себе эту потребность, когда я начала прикасаться к себе, как в тот день в Норах, дразня его, искушая его.
Дариус
