Государство и революции - Шамбаров Валерий Евгеньевич

Или, например, такое: "У нас есть не одна, не две, а много областей приложения сил, в которые независимому человеку трудно, если не невозможно проникнуть. Сейчас мы превратились в одно из наиболее плохо управляемых, одно из всесторонне контролируемых и доминируемых правительств цивилизованного мира… в правительство, подчиненное воле и давлению небольших групп, состоящих из обладающих властью людей" (W.Wilson, "The New Freedom", London, 1913).

Только читая это, не забывайте, что речь идет не о России 1990-х, а об Америке 1910-х.

Вильсон доказывал тупиковый характер и гибельность подобного пути для страны, нарастание угрозы экономических катастроф и чудовищных социальных взрывов. Разработал он и программу мер по переходу от «корпоратизма» к "обществу равных возможностей". А тем временем и сама двухпартийная политическая система США оказалась подорванной. Ведь успех на выборах стал определяться лишь финансовыми возможностями сторон — но коню понятно, что выгоднее и надежнее спонсировать заведомо выигрышное предприятие, и в течение 20 лет раз за разом побеждали республиканцы, поддерживаемые самыми могущественными олигархиями. Демократическая партия, ничем по сути не отличавшаяся от конкурентов, такая же «корпорантская», но более бедная ресурсами и оттесненная от кормушки, постепенно хирела. Да и в обозримом будущем надежды победить им, вроде, не светило. И тогда демократы решились на нестандартный ход — сделали ставку на Вильсона, предвыборной программой которого и стала его теория "Новой свободы". Он говорил: "Я борюсь не за того человека, который преуспел в жизни, а за того, который хочет преуспеть и ломится в закрытую дверь возможностей".

Результаты превзошли все ожидания. В 1910 г. он из профессорского кресла был избран губернатором штата Нью-Джерси, а уже в 1912 г. президентом с рекордным в истории США перевесом голосов. Однако во многом партийные боссы просчитались. Выдвигая новичка в политике, его за глаза считали безобидным теоретиком, который обеспечит успех на выборах, а затем по своей неопытности станет игрушкой в чужих руках. Но когда на следующий день после выборов председатель Национального комитета Демократической партии У. Маккобс, как это было принято, заявился к Вильсону для дележки "теплых мест" — по неписаному правилу полагалось отблагодарить всех, оказавших услуги в период предвыборной кампании, тут-то и последовал отрезвляющий душ — Маккобс неожиданно получил от ворот поворот. Экс-профессор заявил ему, что никому ничего не должен, поскольку президентом он стал по воле Бога.

Человек кристально честный, глубоко религиозный, он действительно верил, что призван Богом для спасения своей страны от катастрофы. Его прозвали "пресвитерианским священником" и "воинствующим праведником", поскольку он, засучив рукава, ко всеобщему удивлению начал и в самом деле проводить в жизнь предвыборные обещания. Вильсон считал, что правительство должно способствовать "организации общественных интересов против особых интересов", то есть частных или узкопартийных, и сотрудников себе выбирал не по партийным и конъюнктурным, а строго по деловым и моральным качествам. Именно при нем выдвинулись такие звезды американской политики, как Франклин Делано Рузвельт, Джон Форстер Даллес, Аллен Даллес, Уильям Буллит, Уильям Липпман, Джон Грю и др. И в сами формы правления было введено много нового: Вильсон хотел максимальной открытости своей политики для народа, более тесной связи с обществом. Он первый стал инициатором еженедельных пресс-конференций президента, родоначальником традиции программных посланий конгрессу.

И как раз при Вильсоне капитализм стал приобретать «цивилизованный» облик. Было введено трудовое законодательство с восьмичасовым рабочим днем и ограничениями детского труда, начались федеральные программы поддержки сельского хозяйства и мелкого бизнеса, была проведена банковская реформа, снижены тарифы на импорт. Устанавливался государственный контроль за деятельностью монополий, увеличивался подоходный налог и налог на наследство, вводился особый налог на сверхприбыль. Стоит ли удивляться, что к очередным выборам в 1916 г. от него отвернулись многие бывшие сторонники? Против него развязывались информационные войны. Даже традиционные прежние спонсоры демократов — например, Генри Форд — теперь отказывались финансировать его избирательную кампанию, и по американским меркам его предвыборный штаб оказался совершенно нищим, наскребая тут и там сущие гроши. Тем не менее, он снова победил, хотя на этот раз с ничтожным перевесом всего лишь в 600 тыс. голосов.

Возможно, Вильсону удалось бы стать президентом и в третий раз — в то время это допускалось. Но его крупно подставили. В 1919 г., по окончании Мировой войны, Вильсон, уверенный, что этот шаг будет поддержан широкими политическими кругами, подписал в Париже Версальский мирный договор составной частью которого являлась конвенция о создании Лиги Наций. Республиканское большинство сената ратифицировать договор отказалось под тем предлогом, что участие в Лиге Наций свяжет руки США во внешней политике. Мало того, республиканцев поддержали и «свои» же демократы. Обвиняя президента в нарушении традиций американского «изоляционизма», они устроили ему настоящую обструкцию, отказываясь выдвигать его кандидатуру на новый срок. Тогда Вильсон решился на беспрецедентный для США шаг — через головы конгресса и партий обратиться напрямую к народу. Отправился по стране, выступая перед простыми гражданами и объясняя им суть своих политических шагов. За 3 недели он проехал от Вашингтона до Сиэтла, выступив в 38 городах — но надорвался. Нервное напряжение оказалось слишком велико, и Вильсона разбил паралич…

А после его ухода из Белого Дома большая часть благих начинаний сразу пошла прахом. И во внутренней политике, и во внешней. Как писал потом Черчилль: "Едва была создана Лига Наций, как ей был нанесен почти смертельный удар. Соединенные Штаты отреклись от детища президента Вильсона, а затем его партия и его политический курс были сметены победой республиканцев на президентских выборах 1920 г".

О том, какого пошиба политики рвались в это время к власти, говорит красноречивый факт — на съезде республиканской партии все главные кандидаты на выдвижение — Л. Вуд, Ф. Лоуден и др., отметались один за другим только из-за того, что уже засветились в разных скандальных разоблачениях и стали бы слишком легкими мишенями для конкурентов. Наконец, финансовые воротилы и дельцы из штата Огайо во главе с Гарри Догерти сумели протащить своего ставленника Уоррена Гардинга, который и был потом избран президентом США.

Это был самый грязный и скандальный кабинет в американской истории. Первыми же его актами, были отменены все антимонопольные и антикоррупционные меры Вильсона — к вящему удовлетворению подсобивших на выборах олигархий. Но и себя дорвавшиеся до власти деляги отнюдь не забыли. Как не стеснялся признаваться впоследствии Догерти: "Наша партия голодала в течение восьми лет" (H. Daugherty. "The Inside Story of the Harding Tragedy", New York, 1932). И оголодавшие хапуги набросились на все, что плохо лежит, ничуть не уступая будущим российским «приватизаторам». Сам президент Гардинг тайно играл на бирже (и проигрался в пух и прах). Министр юстиции, коим назначил себя его шеф Догерти, принялся шантажировать нарушителей "сухого закона", вымогая у них крупные взятки. Министром внутренних дел стал А. Фолл, тоже ставленник Догерти. Указом президента в его ведение были переданы нефтяные резервы военно-морского флота США — и благополучно разворованы, причем Фолл в процессе этой аферы еще и сорвал взятку в 400 тыс. долл. со своих компаньонов. Директор управления помощи ветеранам Ч. Форбс растащил фонд этой самой помощи в 250 млн. долл. А заведующий фондом имущества иностранцев Т. Миллер расхитил весь бюджет своего учреждения. Введение "сухого закона" создало благоприятную почву для деятельности мафии — как раз в результате этой кампании она и развернулась в США в полную силу, получая огромные прибыли от нелегальной продажи алкоголя. Ну а правительственными чинами были установлены плодотворные рабочие контакты с преступным миром — и, например, спиртное, конфискованное полицией у подпольных торговцев, бесследно исчезало с государственных складов и снова перепродавалось криминальным структурам.