Волшебный корабль - Робин Хобб

Он успел решить: когда отец наконец соизволит перемолвиться с ним — он даст ему честное обещание не сбегать с корабля и усердно служить до самого своего пятнадцатилетия. Возможно, надо наконец смириться со своим новым положением, доставшимся ему, как ни крути, по воле Са. Возможно, это для него долгожданный случай примириться с отцом… И если уж на то пошло — жречество, это ведь не должность, это состояние духа. Можно при желании найти возможность продолжать свои занятия и на борту «Проказницы». Да и сама Проказница… Она тоже стоит того, чтобы проводить с нею время. Еще как стоит…

Уинтроу подумал о ней, и на его лице начала рождаться улыбка. Надо будет сердечно извиниться перед нею за этот дурацкий побег. Надо будет попробовать убедить ее в том, что…

…Торк сгреб его сзади за волосы и всунул его голову в ошейник, и татуировщик немедленно затянул его натуго. Уинтроу, охваченный внезапным ужасом, принялся биться, но едва сам себя не удавил. «Слишком туго! Они слишком туго затянули ремень…» Сейчас он потеряет сознание. Даже если будет всячески стараться стоять неподвижно и только дышать — ему все равно не хватит воздуху, и он даже не мог им об этом сказать… Сквозь звон в ушах он еле расслышал голос Торка, объяснявшего:

— Сделай ему наколку наподобие вот этой серьги… Он будет собственностью корабля! Спорю на что угодно, это за всю историю Джамелии первый случай — живой корабль себе раба прикупил!..

Глава 29

Сны и явь

— Сновидческая шкатулка пропала!

Лица у бабушки и матери были сурово-торжественно-строгие. Малта переводила взгляд с одного на другое: обе женщины пристально наблюдали за ней. Ее глаза округлились от изумления:

— Пропала? Как так?… Точно? Вы уверены?…

Мать ответила негромко:

— Лично я уверена полностью.

Малта сошла с порога, где ее застало сообщение о пропаже шкатулки, и заняла свое место за накрытым к завтраку столом. Сняла крышку с поставленной перед нею тарелкой:

— Овсянка? Опять?! Ну неужели мы уже настолько бедные?… И куда могла подеваться шкатулка?

Она снова по очереди посмотрела им в глаза. Бабушка прищурилась в ответ:

— А я думала — может, ты нам расскажешь.

— Она вообще-то пропала у мамы. Мне ее не давали, я ее едва-едва потрогала, — заметила Малта. — Нет ли у нас каких фруктов или варенья, чтобы в эту ужасную овсянку положить?…

— Нет. Нету. Если мы собираемся надлежащим образом отдавать долги, придется нам некоторое время пожить очень просто. Тебе, кажется, уже объясняли.

Малта тяжело вздохнула.

— Мне очень жаль, — выговорила она покаянно. — Иногда я забываю. Надеюсь, папа скоро приедет. Я буду так рада, если все станет как прежде! — Она вновь посмотрела на бабку и мать и вполне успешно изобразила улыбку: — А до тех пор, полагаю, надо быть благодарными и за то, что у нас есть!

Она села очень прямо, напустила на лицо выражение, соответствовавшее, по ее мнению, образу девочки-паиньки, и зачерпнула ложкой немного овсянки.

— И все-таки, — настаивала бабушка. — Никаких идей насчет того, куда могла деться шкатулка?

Малта помотала головой и проглотила кашу:

— Нет, никаких. Разве что… вы не спрашивали служанок — может, они ее куда переставили, когда прибирались? Может, Нана или Рэйч что-нибудь знают?

— Я убрала ее. Шкатулка стояла не в таком месте, где ее могли бы переставить или нечаянно столкнуть при уборке. Кто-то забрался в мою комнату, нарочно искал ее, нашел и унес.

Малта быстро спросила:

— А еще что-нибудь пропало?

— Нет, ничего.

Малта в задумчивости проглотила еще ложечку каши.

— А не могла она… просто исчезнуть? В воздухе растаять? — поинтересовалась она с полуулыбкой. — Знаю, я, наверное, ерунду горожу… Но про вещицы из Дождевых Чащоб чего только не рассказывают! Наслушаешься и во что угодно верить начнешь…

— Нет, исчезнуть она не могла, — проговорила бабушка медленно. — Сновидческие шкатулки не исчезают. Даже если их открывали.

— А откуда ты столько всего знаешь про эти шкатулки? — поинтересовалась Малта с любопытством. Налила себе чаю, хорошенько подсластила медом и стала ждать ответа.

— Однажды такую шкатулку прислали моей подруге. Она открыла ее и увидела сон. И приняла ухаживания того молодого человека. Он, однако, скончался, не дожив до свадьбы. Насколько мне известно, несколько лет спустя она вышла за его брата.

— Вот оно как… — Малта зачерпнула еще ложку овсянки. — Мне трудно представить, чтобы я пошла за торговца из Чащоб! Даже если они как бы наша родня и всякое такое прочее. Вообразите себе только: целоваться с каким-нибудь… бородавчатым! Завтракать с ним по утрам!..

— С лица воду не пить, — заметила бабушка холодно. — В мужчине внешность не главное. Когда ты это поймешь, я, может, и начну обращаться с тобой как со взрослой… — И ее неодобрительный взгляд обратился в сторону дочери: — Так. Ну и что мы теперь собираемся делать?

Мать Малты покачала головой.

— А что нам остается? Надо как можно вежливее пояснить, что подарок, мол, так уж вышло, оказался утрачен прежде, чем мы смогли вернуть его. И что мы не берем на себя смелости вести речь об ухаживании, поскольку Малта слишком еще молода.

— Но не можем же мы сказать им, что потеряли подарок! — воскликнула бабушка.

— А что еще нам остается? Солгать? Объявить, что мы оставляем его у себя — а ухаживание, тем не менее, отвергаем? Или притвориться, будто мы вообще не получали шкатулки и ничего не произошло? — С каждым новым предположением голос Кефрии делался все язвительнее. — Кончится тем, что мы в еще более дурацкое положение попадем. Лучше сделаем вот как: раз уж я шкатулку не уберегла, я напишу письмо и возьму вину на себя. Я напишу, что убрала ее в безопасное, как мне думалось, место, но наутро она исчезла. Я принесу самые искренние извинения, предложу возмещение за обиду. Но в праве ухаживать я все-таки откажу, постаравшись как-нибудь потактичнее сформулировать: подобный подарок для столь юной девушки как бы не вполне…

— Согласно понятиям жителей Чащоб — в самый раз, — не согласилась бабушка. — И в особенности это касается семьи Хупрус. Их богатство попросту баснословно, так что для мальчика сновидческая шкатулка, вероятно, — не более чем безделушка.

— М-м-м… А может, нам взять да и выдать за него Малту? — предложила Кефрия весело. — Нам сейчас богатые родственники очень даже пригодились бы.

— Мама!.. — воскликнула Малта раздраженно. Она терпеть не могла, когда мать начинала подобные разговоры.

— Я пошутила, Малта, так, что, пожалуйста, не надо истерик, — и Кефрия поднялась из-за стола. — Ладно. Письмо сочинять придется нелегкое, а времени у меня мало — «Кендри» скоро отправится в путь. Так что пойду займусь.

— Заверь их, что, если шкатулка отыщется, она будет немедля возвращена, — предложила бабушка.

— Конечно. И я намерена еще раз обыскать свою комнату. Но лучше все же для начала я составлю письмо, а то «Кендри» так и уйдет!

И мать Малты поспешила из комнаты.

Малта зачерпнула последнюю ложечку овсянки, но сделала это недостаточно быстро.

— Малта, — негромко, но твердо произнесла бабушка. — Я все же хочу спросить тебя еще один последний раз, не ты ли стащила шкатулку из комнаты матери. Нет-нет, не торопись отвечать, прежде подумай. Подумай, что все это будет означать для чести нашей семьи, для твоей собственной репутации. А потом скажи мне правду, и я обещаю, что не буду припоминать тебе твою первоначальную ложь.

Бабушка ждала ответа, она даже придерживала дыхание, и смотрела на Малту… как змея.

Малта отложила ложку.

— Я ничего не стащила, — ответила она дрожащим голосом. — Не понимаю, как ты можешь обо мне такое подумать? Что я вообще кому сделала, чтобы меня все время в чем-то обвиняли?… Вот бы мой папа был здесь! Он бы увидел, как здесь без него со мной поступают. Думаю, не такой жизни он хотел для своей единственной дочери!

— Да уж, твой папа. Да он при нынешних обстоятельствах тебя бы с радостью продал, как подросшую телку, тому, кто больше заплатит, — оборвала ее бабушка. — Так что не надо ручки заламывать. Свою мать ты таким образом можешь надуть, но меня — нет. Я тебе откровенно скажу. Если ты взяла-таки сновидческую шкатулку и открыла ее, это уже достаточно скверно, и придется нам попотеть, выпутываясь из создавшегося положения. Но если ты будешь упорствовать во лжи и надумаешь утаить шкатулку… ох, Малта. С ухаживанием, предлагаемым одной из главнейших семей Дождевых Чащоб, нельзя обращаться так легкомысленно. Поверь, сейчас не время для твоих детских забав. В денежном смысле — мы стоим на краю. Если нас до сих пор что и спасало — так только то, что люди знают: мы верны данному слову. Мы не лжем, не обманываем, не крадем. Мы честно выплачиваем долги. Но если нам перестанут верить, если наше слово перестанет что-либо значить — мы пропали, Малта. Пропали! И тогда, хоть ты и совсем юна, придется тебе участвовать в выплате возмещений…