Кортни. 1-13 (СИ) - Смит Уилбур

Масаи со скорбной миной покачал головой.

— Что? Ты упустил их? — рассердился Леон.

— Нет! Правда, тот, что поменьше, пропал, но я держу под наблюдением второго, того, что больше. Последний раз видел его часа два назад. Он и сейчас лежит на том же холме.

— По тому, что ушел, горевать не стоит, — утешил масаи Леон. — С одним работать легче. Два — слишком опасно.

— Где Маниоро? — спросил Лойкот.

— В маньяте Массаны. Морани собираются на охоту и скоро будут здесь.

— Тогда я вернусь к своему льву и продолжу наблюдение. Сейчас жарко, и он отлеживается, но, как только стемнеет, может уйти. Вернусь завтра утром.

За два часа до заката со стороны леса донеслось пение. Потом появились люди. Первым шел Маниоро, за ним, растянувшись длинной колонной, следовали морани со щитами и ассегаями, в полном охотничьем облачении.

И это было еще не все. Охотников сопровождали сотни жителей ближайших деревень, мужчины, женщины и дети. Самыми активными были незамужние девушки, порхавшие возле доблестных морани, словно стайка пестрых нектарниц. К заходу солнца все это шумное человеческое море раскинулось вокруг «Бабочки», и ночной воздух заполнили исходящие от костров запахи пищи. Воспринимая предстоящую охоту как праздник, люди пели и плясали, так что веселье продолжалось всю ночь.

Утром, еще до света, из разведки вернулся Лойкот. Оказалось, что вечером, при свете луны, лев вышел на охоту, и его добычей стала молодая антилопа куду.

— Теперь он с ней и, пока не съест, никуда не уйдет, — уверенно заявил юноша.

Восхода дожидались с возрастающим нетерпением. Охотники сидели вокруг костров, заплетая волосы, подтачивая ассегаи и подтягивая жилы на щитах. Как только первые лучи солнца озарили небо над восточной стеной долины, старший охотник подул в свисток, и все, повскакав с травяных подстилок, выстроились на соляной равнине. Традиционный танец начался с негромкого пения, ритм которому задали, хлопая в ладоши, сами участники.

Вокруг охотников тут же образовалось кольцо из девушек. Улюлюкая и притопывая, они дергали головами, вертели бедрами, трясли голыми грудями и крутили перед мужчинами упругими круглыми попками. По лицам и телам морани покатился пот, возбуждение нарастало, глаза стекленели.

Внезапно из палатки, стоящей под широким крылом «Бабочки», вышел Отто фон Мирбах. По рядам морани прокатился рев. На графе была красная шука, чресла прикрывала юбка, хвост которой он перекинул через плечо. Верхняя часть туловища, руки и ноги были белее крыла белой цапли. Рыжеватые волосы на груди и руках отливали медью. Широкие плечи и грудь, жилистые руки и крепкие ноги говорили об огромной силе, и только округлившийся живот выдавал признаки возраста и пристрастия к хорошей жизни.

Вид графа выдал бурю восторга у танцующих девушек, некоторые из которых скорчились от смеха. Они и представить не могли мзунгу в наряде африканского охотника. Обступив белого великана, трогали его, поглаживали и даже дергали за волосы. Не дожидаясь приглашения, Отто присоединился к танцу. Девушки расступились. Смешки стихли. Теперь присутствующие хлопали, задавая ритм, и подстегивали пронзительными, возбужденными криками.

Для человека своего роста и веса граф оказался прекрасным танцором. Он не только высоко прыгал, но еще и разворачивался в прыжке, нанося воображаемой дичи удар копьем и защищаясь обтянутым сыромятной кожей щитом. Только самые смелые из девушек отваживались по очереди выходить и танцевать с ним лицом клицу. При этом они вытягивали длинные шеи и отчаянно трясли украшавшими их бусами. Натертые до блеска жиром и охрой полные груди соблазнительно прыгали. В воздухе мелькали голые ноги, пыль смешивалась с тяжелым запахом пота, в ушах бился ритм крови, смерти и похоти.

Прислонившись к фюзеляжу «Бабочки», Леон наблюдал за этим первобытным буйством страстей, время от времени поглядывая искоса в сторону сидящей на крыле аэроплана Евы. Лицо ее не выражало никаких эмоций, кроме, пожалуй, сдержанного интереса. Не в первый уже раз Леон подивился ее умению скрывать чувства.

Странно. И возмутительно. Граф — ее мужчина, она — его женщина. И если участие Отто в откровенно сексуальном ритуале с задорными полуобнаженными красотками нисколько ее не задевало, то Леон кипел от негодования.

В какой-то момент Ева, словно почувствовав что-то, повернула голову. Выражение ее не изменилось, оставшись таким же невозмутимым, но когда их взгляды встретились, она как будто приоткрыла перед ним глубоко сокрытые, надежно оберегаемые тайники души, и такая любовь блеснула там, в этих фиалковых безднах, что у него перехватило дыхание. В этот миг Леон вдруг понял, как изменилось все между ними. Понял, что отныне они преданы друг другу навсегда, что все прочее не в счет. Заглянув друг другу в глаза, они словно обменялись клятвами, молчаливыми, но нерушимыми.

И тут чары разрушил пронзительный сигнал распорядителя и последовавший за ним рев морани. Охотники быстро выстроились, и Лойкот, занявший место во главе колонны, повел ее к месту, где залег лев. Следом двинулись зрители, среди которых, подхваченные шумным потоком, затерялись Густав и Хенни.

Леон и Ева остались одни. Он подошел к ней.

— Если мы хотим увидеть смерть, придется поспешить.

— Помоги мне слезть.

Она подняла руки и потянулась к нему. Он осторожно взял ее за талию и поставил на землю. В тот момент, когда ее ноги коснулись земли, Ева прижалась к нему, и Леон ощутил исходящий от нее аромат и тепло ее тела. Она заглянула ему в глаза и ощутила силу его желания.

— Знаю, Баджер. Я знаю, что с тобой. Потерпи еще немного. Скоро. Уже скоро, я обещаю.

— Боже, — прошептал он. — Отто… лев… Если бы только…

В ее глазах мелькнул страх.

— Нет, не говори так! — Ева приложила палец к его губам. — Не желай никому зла, чтобы оно не обернулось против нас.

Она опустила руку, и Леон, обернувшись, увидел стоящего в нескольких шагах Маниоро. В одной руке масаи держал «холланд», в другой — патронташ.

— Спасибо, брат.

— Граф Отто сказал, что на сегодняшней охоте ружей быть не должно, — напомнила Ева.

— А представь, что случится, если льва только ранят и зверь набросится на безоружных людей. Если хочется играть с дьяволом, пусть играет, но ставить под угрозу жизни десятков женщин и детей недопустимо. — Леон зарядил оба ствола и повесил ружье на плечо. — Ты сможешь бежать в этих юбках и сапогах?

— Смогу.

— Что ж, посмотрим.

Он взял ее за руку, и они побежали за удаляющейся колонной морани.

Ева подтянула свои длинные габардиновые юбки и бежала легко и грациозно, как потревоженная хищником лань. Леон держал ее за руку, помогая перепрыгивать через кочки и ямки и подниматься по крутому склону оврага. Они уже опередили отставших и нагнали основную массу охотников, когда распорядитель снова подал сигнал, услышав который морани быстро перестроились в боевой порядок.

— Они вышли на льва, — пробормотал, отдуваясь, Леон.

— Откуда ты знаешь? Ты видишь его?

— Нет, не вижу. Они видят. Похоже, он залег где-то вон в тех кустах у подножия холма.

Леон указал на груду камней, окруженную густыми зарослями ивы.

— Где Отто?

Стараясь отдышаться, Ева прильнула к нему. Лоб у нее был влажный, тело дышало волнующим женским теплом.

— Там, в первых рядах — где еще ему быть?

Он вытянул руку, и Ева увидела ясно выделяющуюся на фоне чернокожих охотников бледную фигуру графа. Темное кольцо сжималось вокруг холма, как бронированный кулак.

— Ты видишь льва?

— Нет. Нужно подойти ближе. — Он взял ее за руку, и они снова побежали. До передней линии морани оставалось не больше полутора сотни шагов, когда Леон вдруг остановился. — Господи! Вот он! Смотри.

— Где? Я не вижу.

— Там, на склоне. — Он взял Еву за плечи, повернул в нужном направлении и вытянул руку. — Видишь то черное пятно у самой вершины? Это он. Слушай! Морани вызывают его на бой.