Царство юбок. Трагедия королевы - Эмма Орци
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Она еще хороша, — мрачно сказала она, — и умеет заговаривать зубы, ей удастся тронуть сердца судей, потому что они — мужчины.
— Но справедливость — женщина, — с жаром воскликнул Симон.
Его жена стояла на своем; тогда сапожник предложил ей побиться об заклад на бутылку водки.
На другое утро Симон со своим маленьким пленником отправился на верхушку башни, откуда было видно, что делается на улицах.
Его жена, со своим ужасным чулком, ушла уже с утра.
— Сегодня надо идти пораньше, а то ничего не увидишь, — сказала она, — а я буду очень огорчена, если не увижу, как отрубят голову этой вдове Капет, и не буду иметь возможность сделать заметку на своем чулке.
— Ты забываешь, что мы побились об заклад, — сказал Симон с ужасной улыбкой, — если ты сделаешь свою заметку, значит, ты проиграла.
— Я согласна проигрывать все пари, которые буду держать в своей жизни, чтобы только сделать эту пометку на моем вязанье, — злобно ответила его жена. — Иди на башню с этим мальчишкой, и жди меня там. Как только я свяжу свою отметку, я прибегу к тебе и покажу тебе ее.
— Какое безобразие, что я не могу пойти с тобой! — вздохнул Симон. — Лучше бы я не брался за воспитание этого маленького Капета!.. Какое противное дело! Из-за него я не могу ни на минуту уйти из Тампля.
— Республика оказала тебе большую честь, — торжественно проговорила его жена, — она знает, что ты из этого ничтожного отпрыска тиранов сделаешь честного сына Республики, полезного гражданина.
— Да, тебе хорошо говорить! — проворчал Симон. — Ведь ты ничего не делаешь, а только имеешь удовольствие мучить сына наших тиранов.
— Это месть; я только мщу за те мучения, которые испытывала от этих тиранов моя родня.
— Да, — продолжал Симон, — тебе почет, а на меня взвалена вся черная работа, ведь вовсе не легко сделать из этого изнеженного плаксы порядочного, пригодного гражданина, да еще приходится из-за этого сидеть, как в плену.
— Послушай, — сказала его жена, положив свою жесткую, загорелую руку на его плечо, — если австриячка будет наказана сегодня за свои злодеяния и палач покажет ее голову отмщенному народу, то я не буду больше стоять у гильотины и делать на чулке свои отметки. Я буду оставаться здесь с тобой; мы будем вместе воспитывать маленького Капета.
— Вот это мне нравится, это хорошо сказано! — воскликнул довольный сапожник. — Вдвоем не будет так скучно сидеть здесь. Иди в последний раз вязать свой чулок у гильотины, я знаю, что тебе придется покупать водку! Мы с мальчишкой пойдем на башню и будем ждать твоего возвращения.
Он позвал маленького Людовика, сидевшего в своей темной каморке и со страхом ожидавшего появления своего «мастера».
— Иди, маленький Капет, — воскликнул Симон, толкая дверь ногой, — пойдем на башню! Можешь взять с собой мячик, потому что сегодня большой праздник для Республики, я научу тебя быть хорошим республиканцем! Если ты не хочешь, чтобы я отколотил тебя, то будь веселым и довольным и играй в мячик.
— Не бей меня, мастер! — воскликнул ребенок, схватив свой мячик. — Я очень люблю играть в мячик, я буду веселым и довольным; я очень люблю праздники. Какой же сегодня праздник?
— Это тебе вовсе незачем знать! — проворчал сапожник, — Скорей пойдем наверх. Играй и смейся.
Людовик повиновался; он весело побежал по узкой винтовой лестнице и стал прыгать по платформе, подбрасывая свой мячик и радостно взвизгивая всякий раз, как ему удавалось поймать его своими худенькими ручками.
Симон стоял, опершись на железные перила, и внимательно смотрел вниз на улицу, узкой лентой извивавшуюся среди домов.
— Вся улица полна народом, он спешит на площадь, я выиграю пари!
Он прислушался к шуму, доносимому ветром; это были барабанный бой и радостные клики народа.
— Теперь Сансон, вероятно, показывает народу отрубленную голову! — проворчал Симон, — Народ радуется, моя жена делает пометку в своем вязанье, а я, бедный, не могу и посмотреть на это чудное зрелище! В этом виноват этот мальчишка! — вдруг закричал он и, оборачиваясь к ребенку, игравшему в мячик, яростно ударил его по спине, крикнув: — Ты виноват в этом, проклятый мальчишка!
— Мастер, — проговорил ребенок, обращая на него свои голубые глаза, в которых стояли крупные слезы, — прости меня, если я тебе не угодил.
— Да, ты злишь меня, — проворчал Симон, — А теперь еще будешь реветь и скулить. Изволь сейчас же вытереть слезы и весело играть, а то я угощу тебя ремнем!
Мальчик поспешно утер слезы и снова начал играть в мячик.
Симон стал снова прислушиваться и с завистью смотрел на улицу, совсем почерневшую от двигавшейся по ней толпы.
По винтовой лестнице раздались тяжелые шаги, и на башню вошла жена Симона. Она торжественно подошла к мужу и показала ему свое вязанье, на котором виднелись три крупные капли крови.
— Это — ее кровь, — с пафосом проговорила она. — Слава
