Воровская трилогия - Заур Зугумов

Описывать этот особняк нет надобности, одно слово – хоромы. Арон «притухал» здесь лишь в выходные, а в остальные дни недели он жил на питерской квартире почти в центре города, вместе с семьей.

Глава 24

Я прибыл в будний день, поэтому встретились мы с ним только к вечеру. Арон познакомил меня с некоторыми из своих деловых партнеров и в какой-то степени друзей, которые остались с ним то ли после совещания, то ли после удачно проведенной сделки.

Вскоре наш разговор перешел совсем в другое русло. Да, четырнадцать лет прошло с тех пор, как мы расстались после освобождения из зоны в Коми. Много воды утекло за это время, так что нам было о чем вспомнить и что рассказать друг другу.

– Арон, мне нужна работа, и под Новый год я должен быть в Берлине, – начал я разговор по существу после того, как мы вспомнили добрым словом порядочных людей и недобрым – негодяев.

– Ну что ж, работа для тебя будет, Заур, такие люди, как ты, всегда нужны и на дороге не валяются. Насчет Берлина не знаю, но вот в Дрездене на Новый год ты будешь, это я могу тебе почти обещать. Кстати, как насчет ксивоты, бродяга?

– С правилом все в порядке, Арон, не беспокойся.

– Ну, тогда отдохни пару дней, пока я позабочусь о твоей скорой поездке в страну колбасников и пивоваров. Попарься в баньке, с девками поамурничай да водочки попей русской. В общем, отдохни по-барски; по глазам вижу, ты, старина, подустал немного.

– Да, есть маленько.

– Ну, вот видишь, Арон еще способен отличить по глазам уставшего босяка от бешеного фраера.

Ну что ж, я внял совету старого приятеля, только вместо водочки по моим жилам потек героин. Почему именно Дрезден? Думая над этим вопросом, я и заснул в ту ночь, а уже следующим вечером Арон объяснил мне все и ввел в курс дела.

Оказывается, в Дрездене вот уже около десяти лет жил двоюродный брат Арона, Михоил. Одаренный художник и реставратор, он занимался скупкой старинных художественных ценностей, реставрировал их и перепродавал. Бизнес его процветал, а клиентами были очень богатые люди – от управляющих банками до титулованных особ Европы.

Для некоторых операций, кстати вполне законных, но связанных с доставкой крупных сумм денег в ту или иную страну, ему нужен был верный человек. А на ловца, как говорится, и зверь бежит. Рекомендации Арона было более чем достаточно для его предприимчивого и делового брата, поэтому, договорившись с ним обо всем по телефону, Арон стал готовить меня в дорогу. И то, с каким рвением он взялся за дело, давало мне основание предполагать, что он в доле со своим братом, но меня это не интересовало. Я всегда умел быть благодарным человеком.

Звонок в Берлин застал Валерию врасплох. Она никак не могла поверить в то, что звоню именно я. Позже я узнал, что до нее дошли слухи о моем расстреле и она уже было похоронила меня в своей душе, как вдруг я объявился в Германии, и не с кем-нибудь, а с ее лучшей подругой.

После этого ни слуху ни духу, и вот вдруг неожиданный звонок из Питера, сообщающий ей о том, что я скоро должен буду приехать в Германию.

По тому, как Валерия спросила у меня о Ларисе, я понял, что она ничего не знала о нашем сыне. Ну и слава богу, решил я.

Объяснив ей, что в самом ближайшем времени я буду в Дрездене по делам фирмы, в которой работаю менеджером по маркетингу, я попросил ее о том, чтобы она хоть издали показала мне сына, тем более что путь от Берлина до Дрездена был недолгим: на машине около двухсот километров.

– Зачем же издали, Заур? – услышал я неожиданный ответ Валерии. – Он знает, кто его настоящий отец.

Я был поражен этим, но что можно сказать по телефону? Мы договорились о том, что как только я прибуду на место, то позвоню ей и там уже все будет видно.

Через несколько дней, имея на руках билет в Дрезден и бумаги эксперта-искусствоведа и поблагодарив Арона за все, что он сделал для меня, я выехал в Москву и по прибытии, прямо с Ленинградского вокзала направился в аэропорт Шереметьево, нигде при этом не останавливаясь. Деньги, которыми любезно «взгрел» меня Арон, я предусмотрительно перевел в одном из банков Питера в дорожные чеки American Express.

Еще в мой первый приезд в Германию я убедился в том, что дорожные чеки за границей весьма удобны. Их даже не нужно декларировать на таможне, хотя, безусловно, за безопасность тоже приходилось платить.

После того как в октябре 1994 года в Москве хапнули Владимира Свитковского, немцы стали более разборчиво подходить к системе пропуска на свою территорию наших сограждан, тем более судимых. Малейшее нарушение паспортного режима – и путь в страну Шиллера и Гёте любому из них был навсегда заказан.

Больше того, после наплыва в страну нашей братвы немецкая полиция создала спецподразделение по борьбе с русской мафией со специфически русским названием «Тайга».

Ну а мытищенский киллер оставил после себя длинный кровавый след, расстреляв осенью 1994 года в Берлине на Ансбахерштрассе известного и богатейшего коллекционера старинных икон Владимира Ляховского, забрав у него уникальную коллекцию и немалую сумму в марках. Но этого ему показалось мало, и буквально несколько дней спустя, в том же Берлине в собственной картинной галерее на Курфюрстендам, он умудрился пристрелить в затылок коллекционера Алексея Глезера, сорвав и там немалый куш в валюте и иконах.

Так что мне нужно было быть более чем осторожным, прежде чем я не пересеку границу Фатерлянда. Но слава богу, некоторый опыт, связанный с пребыванием в этой стране, у меня уже был, да и объясниться я мог с любым немцем, а это обстоятельство было очень немаловажно в моем положении, если не сказать больше. Ибо исход любого дела в чужой стране в первую очередь зависит от знания языка, на котором говорит ее народ.

В Дрезден я прибыл холодным декабрьским утром, за день до Нового года. Я поселился в недорогом отеле «Саксония», почти в центре города, но позже переехал на квартиру к одному пожилому немцу. Эту хату посоветовал мне Михоил, который оказал мне впоследствии помощь, выказав необыкновенные великодушие, деликатность и щедрость.

Правда, единственным неудобством, связанным с моим новым местом жительства, была железная дорога, которая проходила совсем рядом, но я не собирался долго задерживаться в этой берлоге, поэтому и не обращал на такую мелочь особого внимания.

Знал бы старый педант домовладелец, предупреждая меня об этом неудобстве, при каких условиях мне приходилось порой засыпать, – диву бы дался, это уж точно.

В самое ближайшее время меня вновь ждала дорога: сначала в Берлин, а куда затем – оставалось только гадать. А пока, после звонка из отеля «Саксония» в Берлин Валерии, еще только прибыв в Дрезден, я с трепетом в душе ждал встречи с сыном, наверно, так же, как и с его красавицей матерью, с которыми не виделся ровно пятнадцать лет.

Глава 25

В самолете я раздумывал о предстоящей встрече, однако ничего более подходящего для этого свидания, чем знаменитая на весь мир Дрезденская картинная галерея, мне в голову почему-то не пришло. Я вообще ничего не знал об этом городе, кроме того, что Дрезден – это столица Саксонии. Что касается туристического проспекта, то я купил его уже на аэровокзале.

В тот день я прогуливался по коридорам второго этажа галереи, как-то рассеянно рассматривая развешанные на стенах шедевры старых мастеров, и нервно поглядывал на часы. Я опоздал немного, поэтому и переживал, как вдруг абсолютно неожиданно услышал за своей спиной некогда дорогой и любимый голос Валерии, произнесший всего два слова: «Здравствуй, Заур!» Страшась реальности и в то же время мечтая о ней, я не спеша повернулся. Предо мною стояла все та же богиня, какой она была много лет тому назад, казалось бы ничуть не изменившаяся за это время.

Она напомнила мне картину Ренуара, которую я только что разглядывал. Отливающие светящимся агатом, высоко зачесанные волосы, пряди, вьющиеся у глаз, ложащиеся на нежную шею. Крохотные морщинки в уголках миндалевидных изумрудных глаз только придавали ласковость ее улыбке. Она не нуждалась в косметике, и было видно, что почти ей не пользовалась, ибо ее лицо все еще хранило свежесть и мягкие тона молодости.

Не сводя с нее взгляда, который мог бы расплавить любой металл, я сделал ей навстречу несколько шагов, и, приблизившись, мы, как когда-то в столыпинском вагоне, утонули в жарких объятиях друг друга. Через какое-то время разомкнув руки и немного отстранив ее от себя, я увидел, что Валерия тихо плачет, подняв голову и глядя мне прямо в глаза.

Она была по-прежнему хороша и желанна! Мой взор был прикован к ней, как к чему-то божественному и невероятно прекрасному. Я не мог вымолвить ни слова, лишь поднося ее руки к своим губам, целовал по очереди каждый палец и не сводил взгляда с ее изумительных глаз.

Наконец я пришел в себя и постарался произнести слова приветствия, вложив в эти несколько фраз весь огонь своего сердца: