ВПЗР: Великие писатели Земли Русской - Игорь Николаевич Свинаренко

– …быстрей руби бабки!

– Да. Он сказал – особенно рот не разевай на этот каравай, я тут живу уже 15 лет и скажу, что я все видел: страстную любовь к индусам, к папуасам… Полюбили – а потом разлюбили. И я это глубоко восприняла. Я была востребована, я писала статьи, рецензии – до тех пор пока это не обмелело. Пишу я вообще мало, но они мне платят очень, очень, очень хорошо. Только мне тяжело для них писать, очень. Я должна им тщательно все объяснять, как иностранцам. И после еще переводят, – так что от моего стиля ничего не остается.

Если бы мне были нужны очень большие бабки, я знаю, как их срубить.

– Торговать нефтью?

– Нет – собой. Словом. Наняться туда, где требуются писцы, – на какую-нибудь политическую кампанию. Но я делаю только то, что я люблю, и я могу себе это позволить.

– Но в целом бабок срубить – это тебе не чуждо…

– А почему это должно мне быть чуждо? Это же прекрасно! Но дело в том, что это у меня не приоритет.

– Вот, вот ключевой термин! Не приоритет!

– Да. Но я знаю, что некоторые бабки, они не то что грязные – они скучные. Я скучных бабок не беру.

– Тут, поверь, я тебя очень понимаю. И задаю наводящий вопрос: на выборах ты могла бы работать?

– Могла бы! Но – не на всяких. И прецеденты были. Но я не беру бабок просто так. Я не могу работать в ситуации скуки и не-интереса к тому, что я делаю. Хоть ты что! Если я не верю в то, что я делаю, – то я работать не буду.

– Ну это и не женское дело. Это мужики должны бабки зарабатывать во что бы то ни стало.

– Не в этом дело. Я сама себе и баба, и мужик. Так жизнь моя складывается. Как пели после войны: «Я корова, я и бык, я и баба, и мужик». Я – вот такая.

– Сама, значит, зарабатываешь на жизнь.

– Да. А чего ждать милостей от природы, когда можно пойти и заработать? Более того, у меня пропускная способность бабок – фантастическая. Я не знаю, что с ними делать. Мне, в общем, так мало надо, что я просто со страшной силой их через себя пропускаю.

– Недвижимость скупаешь?

– Ну да. Только очень скромную. Ты обхохочешься, когда увидишь. Я очень много родственникам раздаю… Доставляет ли это им удовольствие – другой вопрос! Люди ведь не любят просто так деньги получать. А я получаю от этого огромное наслаждение: вот я пришла и раздала подарки. Но с этим надо быть очень острожным.

– А то отравят. Ты им даешь, даешь… Достала вообще!

– Нет, но им обидно, что им дают. Это же контроль: ими распорядились, им дали. Незаработанные деньги людям определенного склада руки жгут. Ненавижу паразитов, бездельников, ноющих… Надо тебе – иди и возьми. Только людей не убивай! Иди работай – мир открыт, слава тебе Господи!

Политика

– Я счастлива, что я встретила человеческий режим – пусть кривой, косой, неизвестно как сделанный – новый буржуазный – в нормальном здоровом среднем возрасте. Я счастлива. Так что, когда я пойду голосовать, я отдам свой голос тем, кто сделал это возможным. А я б здесь могла удавиться задолго до наступления глубокой старости. Что, я не видела тех, кто прожил по 88 лет, ничего не увидев? Помню, Брежнев умер. А я – как раз ехала на перевязку с глазом. И значит, еду я… Еду в Бескудниково. И все едут в автобусе замотанные, у каждого лепешка на глазу, и автобус старый тупорылый, с кожзаменителем – ужас… И вдруг останавливается автобус прямо на рельсах через какие-то пути. А это – пять минут молчания по поводу смерти товарища Брежнева! Люди, сидевшие вокруг меня с лепешками на глазах, мерзли лишние пять минут. Это была пятиминутка ненависти к советской власти. Люди забыли, что такое советская власть, кто такой был Брежнев! Забыли всю эту пакость – и смеют теперь голосовать за то, что пахнет хотя бы одной молекулой этого гребаного коммунизма. Суки, они забыли! Мы вынуждены были молчать, потому что эта … померла!

– А может, не на пустом месте все эти революционные дела? Наши миллионеры ведут себя кое-как…

– У олигархов никакой социальной ответственности, – согласна.

– Авен говорит – интеллигенция слилась…

– А ко мне приходили спрашивать за интеллигенцию? Я ведь не затерялась под кустом. Хоть один олигарх обратился ко мне? Сказал – «у меня бабки, у тебя голова» – сказал? Нервная система, что ли, слабая у русского народа… 12 лет не могли подождать нового режима – это что? Да, кто-то пьет шампанское на стриженых лужайках, потому что быстро разбогател. Зрелище омерзительное. Но я потерплю!

– Наша элита в основном состоит из мудаков. Они не понимают, что своим шампанским на лужайках они подстрекают левых, чтоб те им спалили усадьбу. Мало усадеб типа спалили в России… Если элита не может себя держать в руках, не способна себя ни в чем ограничить – так что спрашивать с колхозников? Какой социальной ответственности, какой мудрости?

– Есть элита административная, творческая, есть интеллигенция. Так вот административная элита не равна интеллигенции. Не равна государственникам; есть такие люди, их хлебом не корми, а вот они государственники. Вот я за родину болею, и я вычислила, что я могу для нее сделать. Я не буду орать на площадях! Это бессмысленно, собака лает – ветер носит. Я буду делать то, что мне доступно! Когда я буду писать, голосовать, я буду иметь в виду это. У меня такая agenda.

– Да… Новых лучших начальников нам неоткуда взять.

– Не скажи. У нас было великолепное руководство. Потому что управлять Россией – это все равно что балансировать на высоком столбе. Никакой поддержки, тебя еще подзуживают и столб трясут. В 1991–1992-м демократическая молодежь, Чубайс и Гайдар…

– Которые стране не соответствовали…

– И не надо. Страна не такова, чтоб ей соответствовать! Они должны были вперед прыгать с этой страной! Ее надо тащить за собой, дуру толстожопую, косную! Вот сейчас, может, руководство пытается соответствовать, быть таким же… как народ, тупым, как народ, таким же отсталым и косным, как народ. Они пытались это все вытянуть – а им сказали за это спасибо? А я им буду говорить спасибо, пока жива. Я очень благодарный человек. Верным путем идете, товарищи! Господу Богу надо каждое утро хвалу возносить – солнце опять выкатил, синее небо расчистил, зелень опять распустил… Или дождь полил – надо ему спасибо за это говорить. У меня есть