Сэр Найджел. Белый отряд - Артур Конан Дойль

Огромный меч Трантера являлся, конечно, большим преимуществом. Трантер стоял, сдвинув ноги, согнув колени, готовый к рывку назад или к прыжку вперед. Свое оружие он держал перед собой стоймя, так что мог или сразу обрушить его вниз разящим ударом, или, повернув этот тяжелый клинок, прикрыть собственную голову и тело. Защитой ему служила также большая и тяжелая чашка меча, через которую проходил эфес, в ней имелась узкая и глубокая прорезь, которой опытный боец мог захватить клинок противника и быстрым поворотом кисти сломать его. С другой стороны, Аллейн при своей защите должен был особенно полагаться на зоркость глаз и быстроту движений, ибо его меч, как остро он ни наточил его, был очень легок и тонок.

Трантер отлично знал свои преимущества и, не теряя времени, воспользовался ими. Когда его противник пошел на него, он внезапно прыгнул вперед и рубанул — меч прошел так близко, что острием разрезал полу его льняной куртки. Стремительно, словно пантера, Аллейн ринулся вперед, но Трантер, который был не только силен, но и подвижен, уже снова прикрылся и отбил удар Аллейна клинком своего тяжелого меча. Он снова обрушил свистящий удар такой силы, что присутствующие замерли, и Аллейн снова ловко и быстро выскользнул из-под меча и ответил двумя выпадами, подобными молнии, которые Трантер едва смог парировать. Противники уже настолько сблизились, что Аллейн не успел отскочить при следующем ударе, которым был отбит его меч и рассечен лоб; кровь залила глаза и щеки. Он отскочил подальше, где меч Трантера не мог его достать, и оба остановились, тяжело дыша, а толпа молодых оруженосцев зааплодировала.

— Храбро бились оба противника! — воскликнул Роджер Харкомб. — Вы оба заслужили честь этим поединком, и было бы грехом и позором продолжать его.

— Ты, Эдриксон, дрался хорошо, — сказал Норбери.

— И держался ты достойно! — крикнули несколько оруженосцев.

— Что касается меня, то у меня нет желания убивать этого молодого человека, — заявил Трантер, вытирая лоб.

— Этот джентльмен просит у меня прощения за то, что вел себя по отношению ко мне грубо и оскорбительно? — спросил Аллейн.

— Я? Нет.

— Тогда берегитесь, сэр!

С металлическим звоном клинки снова скрестились. Аллейн все время старался держаться как можно ближе к противнику, чтобы не дать Трантеру слишком сильно замахнуться мечом, а тот упорно отпрыгивал назад, стремясь получить место для нанесения одного из своих роковых ударов.

Аллейн трижды парировал удары, и все же на левом плече его выступила кровь, но в то же мгновение он слегка ранил Трантера в бедро. Однако в следующий миг его клинок скользнул в роковую щель, раздался резкий треск, что-то, зазвенев, упало, и он увидел полоску стали длиною в пятнадцать дюймов — все, что осталось от его оружия.

— Ну, твоя жизнь в моих руках! — воскликнул Трантер со злобной усмешкой.

— Нет-нет, он сдается! — закричали несколько оруженосцев.

— Вот другой меч! — предложил Форд.

— Нет, сэр, — возразил Харкомб, — так не принято.

— Бросай свой эфес, Эдриксон! — потребовал Норбери.

— Никогда! — ответил Аллейн. — Вы просите у меня прощения, сэр?

— Ты спятил!

— А тогда берегись! — крикнул молодой оруженосец и ринулся в бой с таким пылом и яростью, которые с избытком восполняли недостатки его короткого меча.

От его внимания не ускользнуло, что противник уже дышит тяжело и хрипло, как человек, изнемогающий от усталости. Настала минута, когда в этом поединке должны были сказаться более чистая жизнь и более ловкое тело одного из сражающихся. Все дальше и дальше отступал Трантер, ища подходящего мгновения для последнего удара. Все ближе надвигался Аллейн, направляя обломанный конец меча то в лицо врагу, то в горло, то в грудь, продолжая колоть и стараясь обойти барьер из стали, каким тот заслонял себя. Однако многоопытный враг знал, что долго таких усилий Аллейну не выдержать. Пусть он хоть на миг ослабит свой напор — и смертельный удар будет нанесен. Он должен перевести дух. Плоть и кровь не могут выдержать такого беспрерывного напряжения. Уже броски юноши стали менее яростными, нога менее тверда, хотя в упрямых серых глазах не отражалось никакой слабости. Трантер, за многие годы боев ставший коварным и осторожным, почувствовал, что благоприятная минута настала. Он оттолкнул хрупкое оружие, которым с ним сражался противник, вихрем занес свой огромный меч и, отскочив еще дальше, чтобы придать удару еще большую мощь… свалился в воды Гаронны.

И зрители, и сражающиеся были настолько поглощены поединком, что всякая мысль о крутизне берега и быстрой, бесшумной реке вылетела у них из головы. И лишь когда Трантер, отступая перед пламенным напором противника, оказался на самой кромке берега, общий крик напомнил ему об опасности. Последний бросок назад, который, как он надеялся, положит бою кровавый конец, отбросил его самого далеко от берега, и он мгновенно очутился на глубине восьми футов в ледяной воде. Раз или два вынырнуло лицо задыхающегося человека, и судорожно ищущие опоры пальцы мелькнули в тихой зеленой струе, которая выносила его на середину течения. Тщетно товарищи бросали ему ножны, яблоневые ветки и связанные вместе пояса. Аллейн выронил свой сломанный меч и стоял, дрожа всем телом; весь гнев его внезапно сменился жалостью. В третий раз тонущий вынырнул на поверхность, его горсти были полны липких речных водорослей, глаза с отчаянием смотрели на берег. Их взгляд нашел Аллейна, и тот не смог устоять перед безмолвной мольбой. Через миг он тоже погрузился в волны Гаронны и поплыл сильными взмахами к своему недавнему врагу.

Однако течение было стремительным и быстрым, и, хотя Аллейн плавал хорошо, задача его оказалась нелегкой. Схватить Трантера за волосы было делом нескольких секунд, но вот удерживать его голову над водой и выбираться из течения оказалось гораздо труднее. После сотни взмахов он как будто не подвинулся ни на дюйм. Наконец среди взрыва радостных криков и похвал они медленно и вполне явственно передвинулись в более тихую воду, и в эту же минуту Форд бросил в реку с десяток поясов, скрепленных между собою пряжками, и этот спасательный канат попал им прямо в руки. Три рывка нетерпеливых товарищей — и обоих противников, промокших