Трилогия об Игоре Корсакове - Андрей Николаев

— Лада Алексеевна сказала, что передает знание Анюте, а силу мне. Что это значит?

— То, что применение силы способен верно контролировать лишь мужчина благодаря особенностям своего сознания. Женщины, конечно, и слышать об этом не хотят, но вы-то знаете, что в большинстве им присущи импульсивность и отсутствие логики. Принятие женщинами решений зависит от интуиции, и, как это не прискорбно, подсознание превалирует над доводами разума. Я думаю, вам отведена роль… как бы это правильно выразить?… наставника… нет, регента, что ли, при царствующей, но не обремененной жизненным опытом особе. И еще, Игорь Алексеевич, понравится вам или нет, но род Матерей-хранительниц не должен прерваться на Анне Александровне.

— Она только об этом и мечтает, — пробормотал Корсаков.

— Торопиться, конечно, не следует, но…

— Я вас успокою: мы не торопимся.

— Ну, у меня просто камень с души свалился, — магистр скривил губы.

— А почему бы вам самим не заняться Атлантидой? Возможности у вас немалые, это я хорошо помню.

— Орден не занимается обитателями Нижнего мира, — терпеливо пояснил магистр, — не наша епархия. Устранять тех, кто прорвался в этот мир, кто ищет связи, кто «одержим бесами» Нижнего мира — это наша прерогатива. Мы даем им то, чего так алчут их хозяева, — магистр сбился на пафос, но похоже, он произносил формулу, принятую при основании своего ордена, — свет и пламя. Огонь аутодафе и ослепляющий солнечный свет.

— Ваш орден, случайно, не Игнатий Лойола основал? — спросил Корсаков.

— Он лишь подбросил веток в затухающий костер, — сухо ответил магистр.

— Сплошные метафоры… Ну, а что вы посоветуете мне по старой дружбе?

— Один мудрец сказал: совета обычно спрашивают, чтобы ему не следовать, но я все же пренебрегу этим предупреждением. Рекомендую вам оставаться нейтральным и не терять свободы выбора. Заключить сделку с Нижним миром, неважно с какой целью, великий соблазн, которого трудно избежать. Однако обратного пути не будет. Бесам служат, но еще никому не удавалось подчинить их своей воле. Не пытайтесь даже пробовать, несмотря на перешедшую к вам силу — вы еще не умеете ею управлять. Вы проиграете. И, как следствие, попадете под удар ордена.

— Может, мне перейти на службу к вам? — вкрадчиво спросил Корсаков.

— Не искушайте, Игорь Алексеевич. Вы не представляете, что значит вступить в наши незримые ряды. Железная дисциплина и гарантия рано или поздно погибнуть по приказу. Позвольте сделать вам комплимент: вы из тех, кто сам выбирает дорогу и врагов, так оставайтесь вольным в своих решениях. И все же, вы поселились в неспокойном районе…

— Об этом я, пожалуй, знаю больше вашего.

— Я не имею в виду криминал и прочее. Вы знаете, как раньше назывался район, прилегающий к нынешнему Арбату?

— М-м-м… так сразу и не вспомнить.

— Район назывался Чертолье. Вас этот топоним не наводит на размышления?.

— Я не настолько верующий человек, — пожал плечами Корсаков.

— Это ваши проблемы. А вот человек глубоко верующий озаботился тем, что ездит к иконе Пречистой Девы по дороге, в названии которой упоминается имя врага рода человеческого. Так указом царя Алексея Михайловича в середине семнадцатого века Большая Чертольская улица стала именоваться Пречистенской, а Чертольские Ворота — Пречистенскими. Еще раньше там было урочище с глубоким оврагом, по дну которого тек ручей Черторой, — магистр помолчал, выжидающе глядя на Корсакова. — Соотнесите это с тем, что я говорил вам раньше по поводу шахт, провалов в земной коре и так далее, и вы поймете, что район улицы Арбат для вас не самое спокойное место.

— Угу. Я вот сейчас все брошу и уеду куда подальше, — проворчал Корсаков.

— Ну, как знаете…

Открылась дверь квартиры Лады Алексеевны. Двое санитаров, ударяясь о косяк, вынесли накрытые простыней носилки. Следом, давая через плечо указания врачу «скорой помощи», выступал Александр Александрович. Капитан Симонихин замыкал шествие.

— Капитан, — Сань-Сань приостановился, пропустил вперед врача, — вы все поняли относительно завещания?

— Так точно, товарищ депутат! — проскрипел Симонихин. — Однако, должен заметить, что поскольку контактов гражданина Корсакова с Ладой Алексеевной Белозерской не зафиксировано, то…

— Так зафиксируйте! — повысил голос Александр Александрович, но тут же сбавил тембр, оглянувшись на квартиру. — Анна Александровна ничего знать не должна.

— Понятно, — нехотя выдавил Симонихин.

Санитары, не обращая внимания на Корсакова и магистра, проследовали вниз. Выпятив подбородок, глядя сквозь Игоря, прошел Сань-Сань. Капитан Симонихин оглядел лестницу, посмотрел наверх и пожал плечами.

— Просил же не отлучаться, — недоуменно проворчал он. — Неужели и впрямь нечисто?

— Однозначно нечисто, — рыкнул Александр Александрович.

Корсаков недоуменно посмотрел на магистра:

— Вы что, накрыли нас шапкой-невидимкой?

— Это не я, это вы, Игорь Алексеевич, — магистр указал на браслет на руке Корсакова. — Привыкайте к новым способностям.

— Интересные способности, — пробормотал Игорь, разглядывая браслет.

Камни слабо светились. Корсаков посмотрел вслед Александру Александровичу

— Ну, папа, ну, депутат… А ведь с какой радостью руку жал, когда узнал, что мы с Анютой будем жить вместе.

— Это не те проблемы, о которых стоит беспокоиться, — сказал магистр. — Главное, не оставляйте Анну Александровну в одиночестве. С этим позвольте откланяться.

— Вы заходите, если что, — иронически предложил Корсаков.

Магистр покрутил головой.

— Всенепременно воспользуюсь вашим любезным предложением, — в тон Игорю ответил он, исчезая в темноте подъезда.

Корсаков поднялся в квартиру, захлопнул дверь. В комнате, где умерла Лада Алексеевна, Анюты не было. Шторы были отдернуты, ветерок колыхал занавески. Запах трав выветрился. Услыхав, что в кухне бежит вода, Корсаков прошел туда. Анюта мыла чашки и чайник из саксонского сервиза. На Игоря она взглянула мельком. Корсаков присел на табурет.

— Ты знаешь, надо, наверное, плакать, реветь белугой, а я ничего не чувствую, — сказала Анюта тусклым голосом.

— Все произошло слишком быстро. А потом милиция, врачи, — Корсаков поднялся, подошел к ней и обнял за плечи.

— Может, я такой урод бесчувственный? — она замерла, глядя прямо перед собой.

Корсаков выключил воду, усадил девушку на табурет, вытер чашки и чайник и поставил в сушку. Присев перед Анютой на корточки, он взял ее за руки.