Дело совести (сборник) - Блиш Джеймс Бенджамин

— Нет, но…

— Вы поняли все, что нужно. Вперед!

Он начал быстро уменьшать напряжение в потоке Нернста, поступающего в генераторы поля, мысленно диктуя Селии ее действия для поддержания расплавленной сферы точно напротив уменьшающегося расхода. В течение минуты ему удалось уменьшить поле до порогового уровня; вспомогательные двигатели работали ровно, что не слишком его удивляло, таким образом выполняя свои основные функции.

— Хорошо, теперь я собираюсь полностью его выключить. На вашем пульте будет большой люфт. Видите главный счетчик, прямо перед вами, вверху пульта? К нему подключена чёрная ручка с надписью «Обратная ЭДС». Когда я поверну этот переключатель, счетчик будет выдавать показания выше красной черты. В ту же минуту вы повернёте ручку в точности на то же самое показание. Но если вы перестараетесь, поток Нернста исчезнет, и мы останемся вообще без питания. Если повернёте ее недостаточно, взорвется генератор. Вам нужно сделать всё предельно точно. Понятно?

— Думаю, да.

— Хорошо, — сказал Арпи. Он надеялся, что всё будет в порядке. Обычно отключение производилось полностью автоматически, но при этом энергия в выключаемом поле расходовалась равномерно; они не отважились на такой шаг. Арпи оставалось только молиться, чтобы Селия сделала все как можно быстрей.

— Начали. Пять секунд, четыре, три, две, одна, выключай.

Селия повернула диск.

Мгновение ничего не происходило. Затем — Ад.

— Командир Нернст-команды, докладывайте! Что вы делаете? Приказы не были…

— Капитан! Мисс Госпарди! Откуда вы появились?

Это был Острейчер. Он стоял справа от Арпи.

— Звёзды! Звёзды! — одновременно кричал Стаффер. — Эй, смотрите! Звёзды! Мы вернулись!

Люди в недрах «Улетающего-2» кричали от радости. Но в мозгу Арпи царила блаженная тишина: не было больше мыслей сотен людей. Его мозг принадлежал только ему.

— Молодец, Селия, — похвалил он девушку. — Мы успели вовремя.

— Как вам это удалось? — спросил Острейчер. — Мы не могли вас вычислить. Мы следили за тем, как продвигалось ваше исследование, когда внезапно пропала целая планета, а вместе с ней и вся система. Мы оказались в другом атоме и думали, что потеряли вас.

Арпи слабо улыбнулся:

— Знали ли вы, что корабль остался позади, когда вы прыгнули?

— Но… это невозможно! Он всё время был здесь.

— Да, и здесь тоже. Он использовал свою способность в одно и то же время быть в разных местах. Будучи телом с отрицательной массой, он обладал некоторыми свойствами чёрной дыры; в частности, он мог отражаться где-то во вселенной электроном. Вы оказались в одной из оболочек второго атома?

— Да, — ответил Стаффер, — и не могли из неё выбраться.

— Вот почему я выключил поле, — объяснил Арпи. — Я не знал, что вы будете делать в сложившейся ситуации. Но я был вполне уверен, что при отключении поля корабль приобретет свою обычную массу. Конечно, масса такой величины не может существовать в микромире, поэтому корабль должен был вернуться обратно. А в макромире тело не может находиться одновременно в двух местах. Так что мы, джентльмены, воссоединились.

— Очень хорошо, — сказал Стаффер; однако в его голосе не было ничего похожего на восхищение. — Но где же мы?

— Э? Извините, мистер Стаффер, разве вы не знаете?

— Нет, сэр, — сказал Стаффер. — Но могу сказать точно: далеко от дома, как и от созвездия Центавра. Кажется, мы потерялись.

Он бросил взгляд на измеритель Бордона и тихо добавил:

— И мы продолжаем терять воздух.

Общая тревога не обеспокоила никого, кроме экипажа, который только и знал, как редко она звучала. Что же касается газовой команды, то те пассажиры, которые были в курсе ее значения, милосердно держали рот на замке (возможно, Хаммерсмит угрозами заставил их молчать), а остальные, успокоенные панорамой звёзд, только удивлялись, наблюдая взрослых мрачных людей, шествующих по коридорам, выдувая в воздух мыльные пузыри. Через некоторое время газовая команда исчезла: они работали между корпусами.

Арпи был сбит с толку и обеспокоен.

— Посмотрите сюда, — неожиданно сказал он. — Эта критическая ситуация Хоули… Я забыл о ней, но, похоже, она имеет кое-какое отношение к нашей проблеме с воздухом. Давайте…

— Он идет, сэр, — сказал Острейчер. — Я вызвал его, как только… А вот и он.

Хоули был пухлым человеком с гладким лицом, вечно поджатыми губами и вечным выражением упрека на лице. В своем белом халате, на корабле он выглядел несколько странно. Но стоит добавить, что за успехи в космической медицине Хоули четырежды получал медаль Хабера.

— Это была селезеночная грыжа, — первым делом сказал он. — То, что мы теряли кислород, равносильно предательству по отношению к жизни моего пациента. Я оперировал, когда звонил капитан, иначе бы высказался более ясно.

— Ага, — сказал Острейчер. — Тогда ваш пациент — негр.

— Негритянка. Восемнадцатилетняя девушка, и, между прочим, одна из красивейших женщин, которых я видел за много-много лет.

— Какое отношение к этому имеет ее цвет кожи? — спросил Арпи, чувствуя что-то наглое в очевидном мгновенном понимании ситуации Острейчера.

— Все, — ответил Хоули. — Как и у многих людей африканского происхождения, у нее есть sicklemia — наследственное состояние, в котором некоторые красные кровяные клетки принимают характерную форму серпа. В Африке это способствовало выживанию, потому что такие люди не столь подвержены малярии, как люди с нормальными эритроцитами. Но sicklemia уменьшает их способность усваивать воздух, бедный кислородом, — это было открыто еще в сороковых годах двадцатого века, в эпоху аэропланов, летающих низко и потому не испытывающих высокого давления. С этим невозможно бороться только путем поддержания достаточного высокого количества кислорода в окружающем воздухе, но…

— Как она? — спросил Арпи.

— Умирает, — резко ответил Хоули. — Что еще? Я поместил ее в кислородную палатку, но мы не можем бесконечно держать её там. Мне необходимо, чтобы в послеоперационной комнате было нормальное давление. А если мы не можем этого сделать — быстро верните ее на Землю.

Он с чувством попрощался и ушёл. Арпи беспомощно посмотрел на Стаффера, который снимал спектр с быстротой, значительно превышавшей возможности самого капитана. Первая попытка ориентации — сферический снимок видимого неба, в надежде определить хотя бы одно созвездие. Однако эта попытка ни к чему не привела. Ни компьютер, ни один из офицеров были не в состоянии определить ни одной сколько-нибудь значимой связи.

— Пойдет ли нам на пользу, если мы найдём Солнце? — сказал Острейчер. — И не окажемся ли мы в той же ситуации, если совершим ещё один прыжок?

— Здесь С-Дорадус, — провозгласил Стаффер. — В любом случае, это начало. Но, чёрт побери, она не в том положении, которое я смог бы узнать.

— Мы надеемся найти источник утечки, — напомнил Арпи офицеру. — Но, если у нас не получится, думаю, что я смогу просчитать быстрый прыжок — туда и обратно. Хотя, надеюсь, нам не надо будет его совершать. Придётся использовать выброс очень тяжёлого атома — достаточно тяжёлого, чтобы быть нестабильным…

— Ищете Солнце? — раздался грохочущий неприятный голос из пристройки. Конечно, это был Хаммерсмит. По пятам за ним шёл доктор Хоули, выглядевший ещё более недоброжелательно, чем обычно.

— Послушайте, мистер Хаммерсмит, — сказал Арпи. — Это непредвиденная ситуация. Вам совершенно нечего делать на мостике.

— Непохоже, чтобы вы очень далеко продвинулись, — заключил Хаммерсмит, пренебрежительно поглядев на Стаффера. — От этого зависит моя жизнь, так же как и жизнь всех остальных. Вовремя я помог вам.

— Мы справимся, — покраснев, сказал Острейчер. — Ваш вклад в дело не больше, чем у любого другого пассажира.

— Это не совсем так, — печально констатировал доктор Хоули. — Чрезвычайная ситуация наполовину связана с Хаммерсмитом.