Красный лик - Всеволод Иванов

Воцарился на Руси потом Фохт, и Молешотт, Бюхнер и «Штофф унд Крафт», и материализм принял воинствующий суеверный характер… Потом пришёл марксизм… Это было не знание, а это было воспитание каких-то тоже индивидуальных вождей, опьянённых этими своими знаниями так, как таёжников опьяняет спирт… Интеллигенты не были западниками в том смысле, в котором следует понимать это слово, нет, они просто шаманили, эти лесные люди, оборотясь на Запад. Целый век над Россией раздаётся истошный стук то тех, то этих шаманских бубнов, и в этом шуме, как всегда бывает, истина плачет, стоя одиноко в углу…

— Позвольте, если вы изображаете таким образом всё сознание России как одержимое некими лесными туманами, то каким же образом существовала сама Россия? А ведь она стояла и правила в продолжении XIX и начале XX веков нерушимо…

— Не поймите меня неверно, должен я вас предупредить… В камлании, в шаманстве бывают вещи изумительные, и тоже в некотором согласии с природой. Что профессор Штецнер, скептический немец, вылечился камланием шамана от лихорадки, — сам же он рассказывал это в ОИМК. Есть в самом шаманстве некоторая приспособленность к России, её вдыхание, вчувствование… Возьмите хотя бы одного из таких русских шаманов — Ал. Блока, высочайшего интеллигента и поэта… Его лирические и другие переживания до такой степени насыщены чувством жизни, что он, положительно, в некоторых случаях становится пророком… Человек, который в 1914 году писал:

Испепеляющие годы.Безумья ль в вас, надежны ль весть?От дней войны, от дней свободыКровавый отсвет в лицах есть…

— значит больше, чем рядовой человек… Он, действительно, слышит «рост трав», и «с ним говорит морская волна»… Это не метафора, как и не метафора, когда Христос в белом венчике из роз идёт впереди красногвардейцев, у которых «горькое житьё, рваное пальтишко, австрийское ружьё»… Конечно, на него обрушились за это все, кто пострадал от лесного вихря, но ведь игра-то ещё не разыграна…

— Но при всём том — при всей их важности, всё-таки такие откровения шаманов — не знание… Знание для меня, для вас, для него — ясно, точно и определённо. Знание — математика, дважды два четыре… А шаманы непременно требовали стеариновую свечку! Но шаманы пребывали в некоем лесном, сумеречном сознании, а государственное дело в России — шло помимо, своим чередом… Интеллигентные шаманы в нём-то и не участвовали…

— Как, интеллигенция — не участвовала в русской государственной жизни?

— Интеллигенция преимущественно участвовала в государственных впечатлениях, а государственная работа целиком лежала на плечах чиновников и вообще специалистов дела управления Россией… Среди таких были очень большие люди… А если вы их не знаете, то потому, что русская литературочка в своём камлании не касалась просто их или рисовала их в таких красках, что и не узнать… Одержимые мешали людям с ясным сознанием, а люди с ясным сознанием именно-то и знали, постигали Россию, почему теперь всё чаще и чаще приходят на язык имена деловых чиновных людей России.

— Ну, их было немного!..

— Простите, имя им легион!.. Это все те самые незаметные столоначальники, экзекуторы, статские советники, которые выводятся и обличаются в сатирических стишках и водевилях, это они вывозили Россию и они же вывозят её и теперь. Это им лил «Сатирикон» помои на голову в образе Симеона Плюмажева, это их теперь жрёт «Крокодил», это их выводил в геометрических абрисах А. Белый в своём «Петербурге»… Конечно, шаманам претят эти геометрические прямые линии Петербурга, претит народ, который живёт не ужасом перед некоторыми древними силами, а, наоборот, почитанием власти и трезвым дневным сознанием долга… Они и бранились… А между тем среди этих «градоначальников», которых мы непременно представляем по неистовству Щедрина, — среди этих экзекуторов (Яичница — помните, у Гоголя?) — были такие фигуры, как Витте, Столыпин, Победоносцев, Катков и др., и др.

— Позвольте, окончательная чепуха. Вы говорите, что мы идём, прогрессируем к новой России. Так ведь? Потом вы говорите, что новая Россия состоит в опознании России, так? Дальше — эти люди, имена которых вы назвали, — они, по вашим словам, знали Россию… Так выходит (торжествующе), что Столыпин и Победоносцев вели нас к новой России, то есть были настоящими прогрессистами? Ха-ха-ха!

— Совершенно верно… Именно они строили русское на-прочно. Именно так… В этом-то наша и катастрофа… Духовная жизнь народа, которую захватили наши милейшие шаманы, мистики, визионеры, социалистические Торквемады, росла куда-то всегда в бок от государственной жизни, росла так, как растёт сломанный ствол берёзки-двояшки, буйно, кудряво, нелепо… Но «красиво»…

Но главное-то, несущей силой — оставался всё-таки ствол прямой, ствол сознания, который и нёс политическую силу…

— Политическую силу?.. Но разве политика не была достоянием тех, кого вы так презрительно называете шаманами?

— Позвольте оговориться… Почему — презрительно? Я хочу этим образным словоупотреблением указать на резко выдающуюся черту в сознании русского общества, и эта резкость подчёркивает эту черту… Но вся штука-то в том, что политика никогда не была достоянием шаманов, и ваше весьма ходячее заявление — не что иное как печальное, хотя и долговременное заблуждение…

— ?!?

— Да, именно заблуждение, и ещё резче — ложь! Политиканство, в котором господствуют чувства и экзальтация, — не есть политика, простите… Политика, как говорит добрый греческий язык, который теперь не принято знать, — указывает нам, что политика — это «городов устроение».

При чём же это устроение и разрушительные тенденции пляшущих шаманов?.. Ерунда… Единственными политиками у нас были именно государственно служилые чиновники, или, говоря по-современному, настоящая политика в России всегда была национализирована… Государство строило само себя…

— А политические партии?

— Пардон!.. У нас не было политических партий…

Была, вернее, единственная — государственная партия, и, до известной степени, — партия тех, кто поддерживал государство… Прочие же «партии», так называющие себя, — не партии…

— А что же?

— Секты, что ли…

Чёрт их знает! Ведь их отличие в том, что они не имели ясного сознания о происходящем, а покоились на догматике… Лесные формы порождали в них туманные грёзы… Одни верили в общину, другие, наоборот, в фабрику, все мечтали эсхатологически о конце мира и о достижении всеобщего благополучия, и в то же время ненавидели друг друга глубоко и страстно…