Япония. От сегуната Токугавы - в ХХI век - Джеймс Л. Мак-Клейн

был истинным патриотом, который считал, что 30-е и первая половина 40-х годов были заблуждением, досадным уходом с пути демократии и капитализма, проложенного просвещенным правлением периодов Мэйдзи и Тайсо. Более того, он думал, что позор военных лет должен был лечь на плечи кучки милитаристов и их приспешников. Соответственно, рассуждал он, оккупация должна состоять в легкой домашней уборке. За ней последуют стимулирующие реформы, которые восстановят экономику страны и превратят Японию в стабильного члена международного сообщества наций. Такой подход заставлял его становиться в оппозицию и даже иногда действовать вопреки реформам, осуществляемым SCAC. Однако представляется сомнительным, чтобы реальный вклад Ёсида в разработку курса страны в годы оккупации был столь значительным, как это можно заключить по его риторике, и по крайней мере, он не превосходил вклад МакАртура.

Старые мечты, новые надежды, простые японцы

Осенью 1945 г. свою активность проявили многие, кто был лишен этой возможности в предвоенные годы — женщины, рабочие лидеры и политические активисты левого толка. У них были свои планы относительно перемен, которые должны осуществляться в стране. Многие из этих планов были сформулированы еще в эпоху Тайсо, а затем отодвинуты в сторону в «период чрезвычайной ситуации». Коммунисты, многие из которых были освобождены из тюрем по приказу SCAP, в октябре 1945 г. создали легальную коммунистическую партию Японии. Вместе с другими представителями левых сил, которые рассматривали американцев скорее как «освободительную армию», чем «оккупационную армию», они приступили к формированию профсоюзов и выступили в поддержку программ, которые, с их точки зрения, помогли бы Японии избавиться от своего милитаристского, тоталитарного прошлого. Подобным образом, спустя всего несколько дней после окончания войны, Ичикава Фусаэ создала Женский комитет послевоенных контрмер. Немного позже, в том же году, она организовала и стала председателем Новой лиги японских женщин. Эта ассоциация выступала за расширение избирательных прав женщин.

Многие простые японцы испытывали желание вернуться к старым мечтам. Лейтенант Уид, когда она начинала свое путешествие по Японии, могла нарисовать на чистом листе бумаги все, что ей заблагорассудится. Но эти образы остались бы бессмысленной мазней, если бы японские женщины не выстроили их в стройную картину будущего. Именно их поддержка, связанная с деятельностью таких женщин-лидеров, как Ичикава, и с воспоминаниями о борьбе межвоенного периода обеспечила успех закону, принятому 17 декабря 1945 г., который предоставил женщинам избирательные права. Из 79 женщин, боровшихся за места в Палате Представителей на первых послевоенных выборах, проводившихся в апреле 1946 г., 39 одержали победу. В апреле женщины толпами шли на участки для голосования. На этих выборах 67 % женщин воспользовались предоставленным им правом. Это было меньше аналогичного показателя у мужчин, который достиг невероятной цифры в 79 %. Однако из-за того, что многие мужчины были убиты или находились вдали от родины, ожидая возвращения с воинской службы, в абсолютном счислении в голосовании приняло участие больше женщин (13,8 миллиона), чем мужчин (12,8 миллиона).

Если желания прошлого служили путеводной звездой для теперешнего вдохновения, то травма, нанесенная войной и капитуляцией, также повлияла на представления японских мужчин и женщин о лучшем будущем. Для большинства представителей среднего класса и рабочих осенью 1945 г. нехватка ощущалась во всем: в работе, жилье, пище и медикаментах, надеждах и мечтах. По грубым прикидкам SCAP, война стоила Японии трети всех ее богатств и половины потенциальных доходов. К концу 1947 г. в страну вернулись почти 6 миллионов бывших военнослужащих и гражданских лиц. Все они включились в жестокую борьбу за рабочие места в условиях экономики, которая по-прежнему находилась в состоянии разрухи. Тяжесть ситуации усугублялась инфляцией. Даже несмотря на то, что правительство ввело контроль над ценами на широкий спектр продуктов питания и промышленных товаров, необходимых в повседневной жизни, в 1946 г. цены на них выросли на 539 % и еще на 336 % — в 1947 г. В хаосе поражения уровень жизни в сельской местности составлял лишь 65 % от довоенного, а в городах — всего 35 %.

Трудно преувеличить скудность жизни первых месяцев, даже первых лет мира. Японцы называли свои города яки-но-хара («выжженные поля»). Первые американцы, прибывшие в Токио, были шокированы степенью разорения. «Больше всех страдал маленький человек», писал один журналист, поскольку «ужасные бомбардировки» разрушили «целые рабочие районы»{324}. Более того, «между Иокогамой и Токио на протяжении многих миль все было уничтожено. Лишь трубы бань, остовы каменных домов и случайно сохранившиеся прочные здания с тяжелыми железными ставнями подобно осколкам зубов торчали над выжженной плоской равниной». Те счастливчики, у которых в предместьях или в расположенных вокруг городов деревнях сохранились дома, давали приют своим родственникам и друзьям. В японских городах домом для десятков тысяч семей стали наспех сооруженные кварталы, где люди теснились в жалких лачугах, построенных из обгоревших кусков дерева, упаковочной бумаги и других подобных обломков. Те, кому повезло меньше остальных, в том числе военные вдовы и сироты, ютились в остовах сгоревших троллейбусов и автобусов, на подземных перронах основных железнодорожных вокзалов и даже в пещерах, вырытых в грудах булыжников и битого кирпича. В начале 1947 г. младший брат Тодзо был обнаружен среди бродяг в Осаке, и даже в 1948 г. 3,7 миллиона семей по-прежнему не имели своего жилья.

Плохо было не только с жильем, плохо было еще и с пищей. Когда император объявил о капитуляции, большинство японцев уже испытывали трудности с едой. Ситуацию ухудшили неурожаи 1945–1947 гг., вызванные плохой погодой, разрушением транспортных путей и систем распределения, отсутствием удобрений, изношенностью техники и истощенностью фермеров. Как и в последний год войны, люди были вынуждены вместо риса питаться ячменем и картофелем. В муку для выпечки хлеба добавляли молотые желуди и опилки, а источником протеина служили черви, кузнечики, крысы и лягушки. Соединенные Штаты помогли избежать массового голода зимой 1945/46 г., направив в Японию транспорты с пшеницей, кукурузной мукой, сухим молоком и вяленым мясом, однако еще долгое время над каждым японцем витала тень голода. В 1947 г. средняя семья тратила на продукты питания 70 % своих доходов — в два раза больше, чем самые бедные городские рабочие во времена Маньчжурского инцидента. Но даже при этом большинство людей в день потребляли в среднем 1200 калорий. Это было в два раза меньше того количества, которое правительство называло как необходимое для взрослого человека.

Нищета и убожество середины и 2-й половины 40-х годов создавали благоприятные условия