История евреев в России и Польше: с древнейших времен до наших дней.Том I-III - Семен Маркович Дубнов

о дискредитации всей русской свободы. движение как «еврейское дело». В правительственном сообщении, появившемся после погрома, события в Гомеле были изложены таким образом, что можно предположить, что они были вызваны нападением евреев на христианское население и войска, вследствие чего последние были вынуждены стрелять в целях «самообороны». Окончательный вывод был сформулирован так: «Причина беспорядков заключается в крайне враждебном и вызывающем отношении местных евреев к христианам». Таким образом, в официальном документе искажались действительные факты, а мучителями выдавались истязаемые.

Гомельский погром не достиг размеров кишиневской резни и не был столь болезненным для нравственного сознания евреев. Ибо в Гомеле евреи не дали себя бить и зарезать, как овец, а доблестно оборонялись. Если бы войска не повернулись против самообороны, погрома не было бы, и трусливая чернь обратилась бы в бегство от доблестных защитников своей национальной чести. Еще весной Плеве предвидел, что евреи попытаются организовать собственную самооборону, и в упомянутом выше циркуляре заранее заявил, что это фундаментальнейшее право человека на защиту своей жизни «недопустимо». Соответственно, несколько еврейских героев заплатили своими жизнями за нарушение этого министерского циркуляра. Их смерть была предвестием нового еврейского мученичества. Все это естественным образом чрезвычайно обострило революционные настроения еврейской молодежи и внушило ей ненависть к режиму, который позволял одним своим гражданам совершать убийства и запрещал другим защищать свою жизнь.

2. Кишинёвская резня в суде российского правосудия

Осенью 1903 года судебное следствие по делу о весеннем погроме в Кишиневе подходило к концу. Следствие велось с целью уничтожения следов преднамеренной организации погрома. Представители государственной власти и высших сословий, чье соучастие в кишиневской резне было ясно установлено, были тщательно устранены от суда, и только наемные убийцы и грабители из низших сословий, насчитывавшие около четырехсот человек, предстали перед судом. Боясь, как бы страшная правда не просочилась в суд, Министерство юстиции распорядилось, чтобы дело рассматривалось в закрытом режиме. Этим актом окровавленное русское правительство заранее отказалось реабилитироваться перед цивилизованным миром, видевшим в нем зачинщика катастрофы.

В судебном процессе, эхо которого проникало за стены закрытого зала суда, выступали защитники из числа лучших представителей российской адвокатуры (Карабчевский, Соколов и др. христиане, и евреи Грузенберг, Калманович и др.) удалось доказать, что заключенные в тюрьме были лишь слепыми орудиями в совершении преступления, тогда как организаторы бойни и зачинщики толпы избегали правосудия.[95] Они потребовали докопаться до сути дела. Суд отклонил их требование, после чего адвокаты, изложив свои доводы, один за другим удалились из зала суда.[96] Единственными защитниками остались антисемит Шмаков и другие искренние защитники кишиневской резни, которые видели в последней проявление чести и совести русского народа. В конце концов суд приговорил десяток убийц и погромщиков первой группы к каторжным работам или каторжным работам, отклонив при этом гражданские иски о возмещении ущерба, предъявленные евреями.

Через полгода кишиневское дело предстало перед Сенатом, евреи явились жалобщиками на губернатора фон Раабена (уволенного после погрома), вице-губернатора Устругова и кишиневского полицмейстера, на которых возложили ответственность. Подсудимые-бюрократы цинично заявляли, «что убытки, понесенные евреями, многократно покрываются вкладами из России, Западной Европы и Америки». Все красноречие известного юриста Винавера и его сподвижников не убедили судей Сената, и ходатайство о возмещении ущерба было отклонено. Правительство не желало создавать прецедент компенсации жертвам погрома из государственных средств, ибо «это могло бы поставить представителей администрации в безвыходное положение», как с наивной откровенностью заявлял фон Раабен, поскольку могла возникнуть необходимость увеличивать имперский бюджет на несколько миллионов рублей в год.

В разгар этих ужасных процессов Плеве задумал план «урегулирования законодательства о евреях». В августе 1903 г. он разослал губернаторам циркуляр, призывая их, ввиду чрезвычайно сложного и запутанного состояния русских законов, касающихся евреев, указать пути и средства «приведения в надлежащий порядок этих законодательных актов». и в максимально гармоничную систему». В ответ на этот циркуляр виленский губернатор Пален представил обширный меморандум, в котором указывал, что все ограничительные законы в пределах черты оседлости должны быть отменены по причине их пагубного политического влияния, так как они загоняли евреев в ряды нищих или революционеров. Вместе с тем он предлагал сохранить репрессивные меры «против проявления пагубных свойств иудаизма со стороны отдельных лиц», а также исключить еврейскую молодежь из христианских школ и учредить для них специальные начальные и промежуточные школы при надзор за учителями-христианами. Несколько других губернаторов, в том числе новый губернатор Бессарабии Урусов, также высказались за смягчение репрессивной политики в отношении евреев.

В январе 1904 года комитет губернаторов и нескольких высокопоставленных чиновников, представляющих министерство внутренних дел, собрался для рассмотрения еврейского вопроса. С самого начала участникам конференции дали понять, что в «высших сферах» всякая мысль о малейшем смягчении положения еврейства табуирована. Единственный либеральный член комитета, губернатор Урусов, заявлял впоследствии, что после кишиневского погрома и поднятой им агитации «совершенно осязаемо чувствовалось недружественное отношение высших сфер к евреям», — иначе говоря, что ненависть к евреев разделял лично царь и его камарилья. Поэтому комитет занялся не реформированием еврейского законодательства, а скорее систематизацией антиеврейского свода законов. Его работы были прерваны началом русско-японской войны 27 января 1904 года.

3. Евреи в русско-японской войне

На следующий день после объявления войны орган русского еврейства «Восход» писал следующее:

Сейчас не время раздражать старые раны. Постараемся, насколько это в наших силах, забыть и недавнее изгнание из Порт-Артура,[97] погромы Кишинева и Гомеля и многое-многое другое... Пусть родители-евреи не думают о горькая участь их детей, выброшенных за борт [из-за запрета на посещение учебных заведений]. Евреи пойдут в бой простыми солдатами, без всякой надежды получить ни офицерский чин, ни погоны, ни знаки отличия — кровь наших сыновей польется так же свободно, как и русская.

Евреи двинулись на Дальний Восток, чтобы помочь России сделать Маньчжурию частью Сибири, в которой им было запрещено проживать. Число евреев на фронте было несоизмеримо велико — оно составляло около тридцати тысяч, в связи с тем, что в соответствии с обычными военными уставами евреев-рекрутов из западных правительств обычно отправляли в Сибирь, так что в с самого начала они находились недалеко от театра военных действий. Несоразмерно велико было и число врачей-евреев в резервах. Их тотчас мобилизовали, очевидно, по той причине, что они жили своей частной практикой и не допускались ни к каким государственным или общественным должностям, тогда как русских врачей не привлекали в такой мере, чтобы не отвлекать их от своей работы. административные, городские или земские службы.[98] Сотням