Проклятие Каменного острова - Ирина Аркадьевна Алхимова

за разом, становясь все громче, все ближе, а потом наступила тишина. Некоторое время было слышно только тихое жужжание десятков работающих механизмов, но внезапно все шесть дверей, ведущих в тронный зал, медленно распахнулись. Себастьян затаил дыхание, рядом в священном ужасе застыла Оливия.

На первый взгляд в черных согбенных фигурах пришельцев не было ничего зловещего. С виду они походили на неухоженных стариков в длинных потрепанных одеждах, но их ментальная мощь подавляла все, что имело хотя бы искру разума. Попавший в зону их влияния человек оставался в сознании, то есть, видел, слышал и чувствовал, но себе он больше не принадлежал. Несколько ужасных мгновений даже Себастьян испытывал на себе эту рабскую покорность, желание пасть ниц и даже убить себя ради них, но, по счастью, он не смог пошевелиться. Когда адекватность восприятия восстановилась, молодой ученый смог, наконец, открыто взглянуть в лицо своему кошмару.

Пришельцев оказалось семеро, и выглядели они в точности так, как описывал Император Фабиан, словно с тех пор на Абсалоне не сменилось несколько поколений. Идея Николаса сработала прекрасно: старики сосредоточили все свое внимание на суетящихся роботах, и за это время Себастьян успел собраться с силами.

С одной стороны, он перестал дрожать и цепляться за подлокотники, а с другой — ему стали все труднее даваться самые простые вещи. Мозг освободился от чуждого влияния, а вот физическое давление начало нарастать, как во время перегрузок. Вдобавок отпечаток на грудинной кости горел огнем, и когда его пульсация вошла в резонанс с сердечными сокращениями Себастьяна, тот начал задыхаться.

Филипп Бран ожидал, что в знакомой обстановке боевого корабля почувствует значительное облегчение, но этого так и не произошло. Его флагман был чересчур велик для низких орбит, особенно таких перегруженных, как у Абсалона, поэтому адмирал развернул свой штаб на околопланетном сторожевике. Судно несло на себе большой запас вооружения, было не слишком поворотливым, но достаточно вместительным, что отвечало основным требованиям командующего.

Этот корабль предназначался для круглосуточного наблюдения за ближним космосом, его станция слежения ежесекундно принимала и обрабатывала огромные объемы информации, но сейчас все его приемные устройства были обращены на один единственный объект — старый императорский Палатиум.

Проклятая приверженность долгу так и не позволила адмиралу полностью отключить трансляцию с планеты, но из осторожности он приказал вдвое сократить обычную дежурную смену. Сидя на капитанском мостике сторожевика, Филипп изо всех сил боролся с искушением хоть краем глаза заглянуть в тронный зал Северного крыла. Обычно все обработанные данные стекались на его адмиральский пульт, и он мог одним прикосновением или голосовой командой вызвать нужные сведения. Но сегодня хрупкая зеленоглазая красавица наложила запрет на его служебные привилегии…

— Капитан, у нас сбой оборудования на станции слежения! — вахтенный офицер вывел на вспомогательный экран схему внутренних помещений корабля. — Уже два эпизода нехарактерных повреждений… Больше напоминает диверсию, чем обычную поломку… Вот еще, смотрите, как будто кто-то намеренно крушит аппаратную!

Капитан сторожевика развернул свое кресло к оператору.

— Что там у них происходит? Мичман, дайте мне связь со станцией…

— Отставить!!! — рявкнул адмирал, но было уже поздно — паренек первого года службы успел коснуться сенсорного индикатора.

Пульт заблокировали за мгновение до того, как молодой мичман внезапно задрожал всем телом и начал биться в конвульсиях. Со стороны это выглядело так, будто он пытался причинить себе наиболее сильный вред, разбивая в кровь голову, лицо и руки.

Под завывание сирены капитанский мостик наводнили бойцы полковника Гатлина. Они с трудом уложили парня на пол и попытались оказать ему первую помощь, но Бран уже знал, что все их усилия напрасны. На губах мичмана выступила кровавая пена, глаза вылезли из орбит, а потом он перестал дышать.

— Капитан, немедленно изолируйте аппаратный отсек! Перекройте им доступ к спасательным ботам, снизьте давление до минимальных значений, чтобы те, кто еще жив, потеряли сознание, и без моего приказа в аппаратную ни ногой. Выполняйте! Полковник, можно вас на два слова?

Гатлин коротко кивнул и вслед за адмиралом покинул мостик.

Себастьяну очень хотелось взять Оливию за руку, но он твердо помнил, что сделать это можно будет только по сигналу. Мастер Данли тряслась на соседнем троне от ужаса и омерзения, а он не мог толком ни подбодрить, ни поддержать ее. К несчастью, поспешная эвакуация дворцового комплекса привлекла немало желающих поживиться тем, что в спешке было забыто или осталось без охраны, и теперь мародеры всех мастей стягивались в Северное крыло группами и поодиночке. Они шли прямо к месту расправы, как агнцы на заклание, покорные и безответные, готовые на все ради своих мучителей. Себастьян был уже не в силах бороться с дурнотой. Он услышал, как мучительно рвет рядом Оливию, поспешно наклонился вперед, и его вывернуло наизнанку.

В своих текстах Император Фабиан не погрешил ни единым словом, ничего не преувеличил и не сочинил. Все происходило именно так, как он описывал. Немощные с виду старики вспарывали людей, как мешки с удобрениями, а потом деловито копались в их внутренностях, не обращая внимания на то, что жертвы еще живы.

Теперь величественный Тронный зал старого Палатиума было уже не узнать. Каменный пол стал скользким от гидравлической эмульсии и крови. Биомеханические детали, человеческие органы, кишки, разноцветные сплетения проводов, отделенные от тел головы роботов и людей — все это было неспешно рассортировано и свалено в небрежные кучи.

На указательных пальцах у Древних имелся длинный, острый как нож, коготь, которым они легко разделывали мягкие ткани, хрящи и суставы. Себастьян невольно получил излишне наглядный урок анатомии и, чтобы сохранить рассудок, вынужден был воззвать к ученому внутри себя.

Он машинально отмечал, что пришельцы одинаково действуют обеими руками, что зубы у них отсутствуют, а кожные покровы имеют чешуйчатую структуру. Они не носили обувь, так как их ступни были покрыты толстой коркой грязи, из которой далеко вперед выдавались загнутые окостеневшие ногти. Длинные черные балахоны из грубой ткани были сильно потрепаны и свисали у пола заскорузлыми от крови