Весь Хайнлайн. Ракетный корабль «Галилей» (сборник) - Роберт Хайнлайн

Проснулся я голодным, но тут же вспомнил, что ведь это мой последний день на Земле! Тогда я так разволновался, что даже о голоде забыл. Встал, надел скаутскую форму, а поверх нее — корабельный костюм.

Я думал, мы прямо на борт пройдем. Но оказалось — нет.

Сначала всем пришлось собраться под тентом, укрепленным перед гостиницей возле посадочных туннелей. Никаких вентиляторов, разумеется, и в помине не было, но в такое раннее время пустыня еще не раскалилась. Я нашел букву «Л» и уселся на свой багаж. Папы и его новой семьи еще не было. Я уже начал думать, не лечу ли на Ганимед сам по себе. А вообще-то мне было на это плевать.

За воротами, милях в пяти, виднелись стоящие на поле корабли «Дедал» и «Икар», их сняли с линии «Земля — Луна» ради этого перелета, и еще «Биврест», который, сколько я себя помню, служил паромом между Землей и космической станцией «Нью-Йорк-Верх». «Дедал» и «Икар» были больше, но я надеялся, что попаду на «Биврест», первый корабль, который я видел взлетающим.

Какая-то семья сдавала багаж в камеру. Мать оглядела поле и спросила:

— Джозеф, который же из них — «Мэйфлауэр»?

Муж пытался ей объяснить, но она все равно ничего не понимала. Я чуть не лопнул, пытаясь сдержать смех. Ничего себе, на Ганимед собралась, а так тупа, что не в состоянии даже понять, что корабль, на котором она полетит, построен в космосе и не может никуда сесть.

Все пространство заполнилось эмигрантами и родственниками, приехавшими их провожать, но папа еще не показывался. Вдруг я услышал, как меня окликают по имени, обернулся — это оказался Дак Миллер.

— Привет, Билл, — сказал он. — Я уже боялся, что прозеваю тебя.

— Привет, Дак. Нет, я еще тут.

— Я пытался дозвониться тебе вчера вечером, но на станции отвечали: «Телефон отключен», так что я решил прогулять школу и смотаться сюда.

— Ну, этого делать не стоило.

— Но я хотел тебе привезти вот это, — он вручил мне коробку: целый фунт шоколада.

Я не знал, что и сказать. Поблагодарил его и добавил:

— Дак, мне очень приятно, правда. Но я должен вернуть тебе шоколад.

— Как это? Почему?

— Вес. То есть масса. Я не могу взять больше ни унции.

— Так пронеси его в руках.

— Не поможет. Все равно считается.

Он подумал и предложил:

— Тогда давай, откроем коробку.

— Отлично! — обрадовался я.

Так я и сделал — и предложил ему шоколадку. Сам я только на них смотрел — в животе у меня целая буря поднялась, так хотелось попробовать. Не помню, был ли я когда-нибудь такой голодный. Наконец я сдался и съел одну шоколадку. Решил, что она у меня выйдет вместе с потом: делалось все жарче и жарче, а у меня под корабельным костюмом была еще скаутская форма — в пустыне Мохаве в июне месяце так не одеваются! После того как я проглотил шоколадку, пить мне захотелось еще сильнее. Так всегда бывает. Я отошел к питьевому фонтанчику и сделал один очень маленький глоток. Вернувшись, я закрыл коробку с конфетами, вернул ее Даку и велел ему раздать конфеты на следующем сборе скаутов. А заодно рассказать ребятам, как мне хотелось, чтобы они летели вместе со мной. Он пообещал и добавил:

— Знаешь, Билл, я тоже хотел бы полететь. Очень хотел бы.

Я сказал — и мне бы хотелось, чтобы он со мной полетел, но когда же он успел передумать? Дак смутился, но тут как раз появился мистер Кински, а потом и папа с Молли и Пегги-пигалицей, и еще с сестрой Молли, миссис Ван Мэтр. Все пожали друг другу руки, и миссис Ван Мэтр начала плакать, а пигалица захотела узнать, почему я выгляжу таким закутанным и почему так потею? Джордж глядел на меня во все глаза, но тут нас сразу вызвали по именам и мы стали двигаться к воротам. Взвесили Джорджа, Молли и Пегги, и тогда настала моя очередь. Мой багаж, конечно, оказался тютельку в тютельку, а потом встал на весы я. Вышло сто тридцать девять и одна десятая фунта — я мог бы съесть еще одну шоколадку.

— Готово! — объявил человек, который меня взвешивал, потом он поднял голову и спросил: — Что это ты такое на себя навьючил, сынок?

Левый рукав моей формы, который я тщательно закатал, сполз и теперь торчал из-под рукава рубашки. Знаки различия сверкали точно сигнальные огни. Я молчал. Он начал ощупывать пузыри, которые образовались из-за рукавов формы.

— Мальчик, — сказал он, — ты же оделся, будто полярный исследователь, неудивительно, что ты так вспотел. Разве ты не знал, что нельзя надевать на себя ничего, кроме того костюма, в котором тебя занесли в список?

Папа вернулся и спросил, в чем затруднения. Я стоял с пылающими ушами. Вмешался помощник того, который взвешивал, и они спорили, что же теперь делать. Человек, который нас взвешивал, кому-то позвонил и наконец объявил:

— Он не превышает допустимого веса. А если ему угодно считать этот обезьяний костюмчик частью собственной кожи — пусть, это можно и разрешить. Следующий, пожалуйста.

Я двинулся дальше, чувствуя себя дурак дураком. Мы спустились внутрь и поднялись по наклонной полосе, там, слава богу, было прохладно. Через несколько минут мы вышли в погрузочное помещение под ракетой. Конечно же, это был «Биврест» — я это обнаружил, когда грузовой лифт поднялся над землей и остановился у пассажирского люка. Нас отметили в списке. Организовано все было четко. Багаж у нас взяли в погрузочном помещении; у каждого пассажира было свое место в соответствии с его весом. Таким образом, нас снова разделили: меня отправили на палубу сразу под рубкой управления. Я отыскал свое место: койка 14-Д, потом подошел к обзорному иллюминатору, сквозь который были видны «Дедал» и «Икар».

Проворная маленькая стюардесса, немногим выше кузнечика, отметила мое имя в списке и предложила сделать укол, предохраняющий от космической болезни. Я сказал — нет уж, спасибо.

— Бывали в космосе прежде? — поинтересовалась она.

Я признался, что не был. Она настаивала:

— Лучше сделаем.

Я объяснил, что она имеет дело с дипломированным воздушным пилотом и тошнить меня в воздухе не будет. Я не сказал, что имею права только на вождение геликоптера. Она пожал плечами и отвернулась. Громкоговоритель объявил:

— «Дедал» к полету готов.

Я подвинулся, чтобы лучше видеть.

«Дедал» стоял от нас в четверти мили и был выше, чем мы. Контуры него были очень красивые, и он выглядел могучим, сверкая на утреннем солнце. За ним и справа от него, совсем на краю поля, над зданием диспетчерского порта, загорелся зеленый огонь. «Дедал» медленно накренился к югу, всего на несколько градусов. Из его основания вырвалось пламя — сначала оно было оранжевое, затем сделалось ослепительно белым. Оно ударило мощным потоком и сразу же вырвалось из-под земли через выхлопные отверстия. «Дедал» взлетел. Он повисел немного в воздухе, и можно было видеть, как дрожат и мерцают холмы сквозь горячую струю выхлопа. И вдруг он исчез.